Немного солнца для Скарлетт

– Это вы меня простите, я на съемках бываю стервой.

– Прощаю, – весело ответила девушка и добавила: – Как это лестно, простить саму Анну Гроув. Это же за гранью реальности. Но я должна сказать, что быть стервой вам очень идет.

– Спасибо, я постараюсь не нарушать образ! – рассмеялась Анна. Они кивнули друг другу и разошлись. «Господи, да как же ее зовут?! У нее такое короткое имя?!» – пыталась вспомнить Анна, оглядывая присутствуюших. В гостиной стало тесно и шумно, уже слышались громкие возгласы, громкий женский смех. – Ну, наступило время флирта. Очень скоро станет ясно, кто с кем уедет. – Анна наизусть знала «расписание» вечеринок. Сейчас, например, после «официальной части», после признаний в дружбе и любви до гроба или хотя бы до следующих совместных съемок, наступило время личных отношений. Все, что началось под светом софитов, может вполне закончиться в этот вечер. И все, что не успело случиться во время съемок, может случиться сейчас. – Ах, да это даже скучно!» – вздохнула Анна и тут увидела Дика.

Он был один. Впрочем, даже если рядом кто-то был, Дик все равно выглядел одиноким. В его внешности было всего столько странного, а жесты были так скупы, что невольно все начинали приглядываться к нему. А приглядевшись и отметив красивое лицо, начинали подозревать, что человек несчастлив. И к этому человеку было уже непросто подойти и заговорить на первую попавшуюся подходящую тему.

– Дик, что ты здесь делаешь? Один, когда там Стив потешает публику.

– Я не один. Нас тут много. – Дик многозначительно поднял бровь и указал на толпу людей в центре комнаты.

– Ну, они порой совсем не мешают одиночеству.

– Тоже верно.

– Глядя на тебя, я пытаюсь разрешить один вопрос. – Анна обращалась к Дику, но смотрела на гостей.

– Какой?

– Как тебе удается не сливаться с окружающей природой? Это же противоречит законам самосохранения. Кстати, ты в курсе, что тебя терпеть не могут наши «мальчики».

– Я в курсе, что мне плевать на это, – рассмеялся Дик. – А если «мальчикам» больше нечего делать, то мне их жаль. С другой стороны, почему они меня должны любить?

«Мальчиками» Анна называла мужчин-актеров, которые принимали участие в их фильме. Актеров было много, и действительно Дика они недолюбливали. Анна, которой было свойственно «выяснять», как-то пыталась расспросить одного из актеров, но ничего убедительного она не услышала и пришла к выводу, что это просто мужская зависть. Дик был не только красив, он был талантлив и при этом держался настолько в стороне, что неизменно привлекал к себе внимание. Анна подметила этакую странность: если собиралась группа людей, а Дик находился поодаль, то все присутствующие обязательно вскоре начинали поглядывать в его сторону. Словно обращаясь к нему за одобрением, за сопереживанием или из желания вовлечь в общение.

– Анна, я давно не обращаю внимания на такие вещи. В театре такого предостаточно, и, если все это держать в уме и у сердца, сил не хватит на работу.

Анна перевела взгляд на него. Дик стоял перед ней, и от его тонкого и ласкового лица у нее захватило дух. «Он так хорош, так… – подумала было Анна, но тут же опыт ей подсказал: – Просто ты влюбилась так, как давно ни в кого не влюблялась».

– Вот смотрю старые журналы. Это Гроув собирал? Любопытный подбор!

– Что? – Анна, ничего не понимая, посмотрела на то, что показал ей Дик. – Не знаю, наверно. Я не люблю старье!

Дик рассмеялся:

– Зря. Любопытная штука. Та же жизнь, но еще без нас.

– Без нас. Да, Дик. Без нас. Дик, завтра будет день без нас. То есть мы будем, а нас не будет. Фильм закончился, и нас уже нет. Это всегда страшно. Сколько снималась, столько об этом думала. А сейчас, сейчас мне особенно жаль.

– Анна, а я рад, что вернусь домой, в театр. Мне здесь было плохо. Да, работа есть работа. Даже такая, как кино.

– Дик, мы закончили снимать фильм. Все. Теперь Гроув будет заниматься его продвижением. Большая часть людей завтра улетит. И мы тоже, Дик, мы не увидим больше эти жуткие круассаны, это какао в пиалках и тягучий хлеб. Дик, мы поедем туда, где есть гамбургеры.

– Анна, они есть и здесь, ты просто не заметила их.

– Это не патриотично – есть гамбургеры на берегах Сены.

– По-моему, все-равно, если хочется!

– Нет, нет. Иногда еда становится культовой вещью…

Дик, улыбаясь, смотрел на Анну.

– Что ты так смотришь на меня и совсем не слушаешь?

– Я любуюсь тобой. Анна, я хотел сказать тебе спасибо – ты великолепная партнерша. Ты так чувствуешь настроение, ты…

– Тонкая и ранимая. С тобой играть одно удовольствие… – продолжила Анна, подумав, что Дик над ней подшучивает. – Дик. Да, спасибо. Всего этого у меня не отнять.

– И никто не отнимет. Это же уже есть. – Дик вернулся к своему занятию и продолжил листать журнал.

– Отличная коллекция, – повторил он.

– Это Гроув. Это все он, – в тон ему проговорила Анна. Она не знала, что можно сейчас сказать друг другу. Вдруг они с Диком стали свободны. А это означало, что каждый должен принять решение.

– Дик, давай завтра съездим куда-нибудь. Я ведь и Париж-то толком не видела. Гроув занят, а мне надо немного прийти в себя. Судя по фильму, который мы закончили снимать, ничего нет лучше Парижа для этой цели.

– Можно. – Дик отложил журнал и посмотрел на людей в гостиной, которые и не думали расходиться.

– Так как? Во сколько? – спросила Анна.

– Надо сообразить. – Дик все так же смотрел на гостей.

Анна проследила за его взглядом и поняла, что он смотрит на эту самую художницу. Ту, со странным именем. Она разговаривала с Майлзом и чему-то улыбалась.

Анна внимательно присмотрелась к девушке. Приятная лицом, стройная, в отлично скроенном костюме из тонкой замши. И высокие сапожки, и светло-голубая рубашка, и даже этот бокал в руках с тяжелым темно-бордовым напитком – все сочеталось и словно было не в гостиной, а на картине художника, любителя жанровой живописи. Этакая иллюстрация красивой и успешной молодости.

– Что она пьет? Что это у нее там? – неожиданно спросил Дик у Анны.

– Ах. – Анна тут же развеселилась. Так, значит, Дика интересует не она, а напиток, который у девушке в бокале.

– Судя по всему, это вишневый сок.

– Вишневый сок. На вечеринке по случаю окончания съемок. Очень трогательно. По-детски, – заметил Дик, и Анна вновь забеспокоилась.

– Да, главное, чтобы Стив Майлз это помнил, – жестко сказала она.

– Почему Майлз? При чем тут Майлз?

– Дик, ты и впрям живешь как на необитаемом острове.

– Что ты имеешь в виду?

– Он за ней ухаживает. Стив Майлз влюбился. У них роман. – Анна закатила глаза. – Но больше ни о чем меня не спрашивай. Я терпеть не могу сплетничать.

Она улыбнулась с видом скромницы. Дик задумчиво смотрел на пару, которая, похоже, была занята только друг другом.

– Булонский лес – думаю, это то, что надо. – Он неожиданно повернулся к Анне и взял ее за руку. – А потом можно и погулять, и пообедать.

Анна, предпочитая не замечать прямолинейность фразы, торжествующе улыбнулась.

Глава 2

Высота

Есть на земле просто сказочные места. И объяснить их магию лишь красотой невозможно. Это, скорее всего, сочетание неба, воды, горизонта и настроения, с которым смотришь на окружающий мир.

Анна стояла на балконе. Вода плескалась у кромки берега, а берег подступал к желтоватому фасаду старого здания. Этот дом, с двумя террасами, с плоской черепичной крышей, с узкими лестницами, спускавшимися вниз, к воде, когда-то принадлежал епископу. «Когда-то» – это очень давно, в семнадцатом веке. Но с тех пор дом называли Домом прелата. Муж Анны это место выбрал не случайно – дом был удобен, как все, что строили в те времена, когда жилище было и крепостью, и воплощением амбиций. От каменных полов веяло прохладой, только солнечные квадраты окон, которые ложились на плитки неправильными четырехугольниками, были обжигающими. В холодное время года и по вечерам дом согревался печами и каминами. Впрочем, последним владельцам надоела романтика прошлого, и они обустроили дом, обновив все коммуникации и снабдив его необходимой бытовой техникой. Еще этот дом был хорош тем, что выходил к воде, имел свой маленький пляж и был закрыт от посторонних взглядов небольшими утесами, выступающими в море.

Анна немного удивилась выбору мужа. Она любила шум города, тусовку, мелькание знакомых лиц и будоражащее чувство соперничества, которое так свойственно миру кино. А кинофестивали в этом смысле предоставляли массу развлечений. Анна удивилась выбору мужа, потому что тот обычно учитывал ее пожелания. Но в этот год они поселились в Доме прелата.

– Так надо. В этот раз мы не будем мелькать. В этот раз мы будем в стороне – нужна интрига. Мы ее создадим.

Гроув подошел к участию в фестивале так, словно он планировал сложную финансовую операцию. Полугодичной давности разговор с членом фестивального оргкомитета возымел свое действие. Муж Анны рассчитал все правильно, не обратив внимания на колкости, которые услышал в адрес жены. Совершив сделку с самолюбием, он все же добился своего, и фильм о любви сорокалетней женщины и молодого адвоката был включен в основную конкурсную программу. Гроув, дождавшись этого решения, принялся за рекламную кампанию. Он призвал к себе Майлза и объявил ему:

– Стив, я делаю ставку на этот фильм. Я хочу, чтобы это был успех. А успех – это прежде всего результат грамотного маркетинга.

Майлз усмехнулся:

– Чем же я могу быть полезен?

– Молчанием. Прошу вас, не давайте интервью, не обсуждайте фильм и его участие в фестивале. Постарайтесь держаться в тени.

– Вы же знаете, это не по моей части. Я никогда не лезу в газеты, журналы и на телевидение.

– Знаю, потому и выбрал вас, когда мне в руки попался тот сценарий. У меня на этот фильм определенные виды. Я хочу, чтобы Анна ушла из кино. Но уйти она должна громко. На гребне успеха. Моя задача – его обеспечить.

– Это не мое дело, но Анна еще молода. Ей играть и играть. И по моему мнению, она входит в самую лучшую свою пору. Съемки в Европе пошли на пользу. Она избавилась от некоторых американских игровых стандартов.

– Это не Европа. Это ваша заслуга. Это ваша требовательность и ваша идея играть на улицах. Я уже вас благодарил за фильм. И сейчас хочу сказать «спасибо» еще раз. Но прошу, соблюдайте мое требование. У меня есть план.

– Договорились. Однако подумайте о жене. Она отличная актриса.

– Она может быть еще отличной матерью, – Гроув улыбнулся, – но это между нами. Она об этом, по-моему, не догадывается.

– Я нем как рыба. – Майлз развел руками, а про себя подумал, что за все время в кино ни разу не встречал такую странную пару, как эти Гроувы.

И вот Гроувы приехали за несколько дней до открытия фестиваля и поселились не в огромном, респектабельном, неудобном и страшно дорогом отеле, а здесь, в этом небольшом доме, в пяти километрах от города. Они здесь были вдвоем, не считая привратника и двух женщин, которые приезжали каждый день готовить и убирать. Гроув оставил свои дела и решил, что весь фестиваль будет вместе с женой.

– Дорогой, я тебя не узнаю. – Она действительно была удивлена поведением мужа.

– Я сам себя не узнаю. – Тот улыбнулся. – Мне важно, чтобы этот фильм победил.

– Дорогой, у нас заканчиваются деньги? – рассмеялась Анна. – И вся надежда на прокат?

– Нет, деньги у нас не заканчиваются. Просто я хочу, чтобы ты победила. Мне необходимо, чтобы ты победила.

– Я люблю тебя, Гроув. Что бы ты ни думал по этому поводу.

Анна улыбнулась мужу. «Ты меня не любишь, но нам вместе хорошо. Мы вместе не только команда, мы – соратники. А это, пожалуй, важнее, чем любовь. Но я хочу детей. А потому…» – думал Гроув.

– Анна, никуда не уезжай из дома до начала фестиваля. Не удивляйся, если здесь появятся журналисты и фотографы. Делай вид, что не догадываешься об их присутствии. Одним словом, ты уединилась, потому что тебе есть что скрывать.

– Поняла, – кивнула Анна. Она доверяла мужу.

Сейчас она стояла на балконе и прикидывала, сколько же фотографов на той маленькой яхте, которая уже битый час дрейфует у входа в их заливчик.

«Ну что ж, придется изображать затворницу». Анна прикурила сигарету, уселась в небольшое кресло и прикрылась пледом. Весенний воздух пах цветущей мимозой и был по-утреннему свеж. Анна еще какое-то время смотрела на море, потом погасила сигарету и взяла в руки журнал. Но читать ей не хотелось, ей хотелось закрыться от объективов.

«Дорогая, дай им возможность последить за тобой. Пусть охотятся на тебя. Но дом не покидай, оставайся только на виду. Интерес надо поддерживать», – наставлял жену Гроув. И Анна каждое уторо сидела на этом маленьком, залитом солнце балкончике, но лицо ее было скрыто очками и развернутым журналом. «Посижу немного и уйду в комнаты», – думала она, но, как только она закрывалась журналом, она начинала думать о том, что уже давно ей не давало покоя. Она думала о своей любви к Дику Чемнизу.

Когда-то любовь проверяли временем и расстояниями. Любовь проверяли путешествиями, лечениями на водах и экспедициями в горы. В наше время так стало просто преодолевать километры, а время предстает донельзя сжатой пружиной, что испытать чувства стало совершенно невозможно. Географическая доступность и относительно дешевые билеты – вот причина необдуманных, импульсивных поступков. Анна сыграла равнодушие на съемках фильма. Анна с превосходством смотрела на всех, кто ожидал романтической развязки и потирал руки в предвкушении семейной драмы. Анна доказала, что она профессионал, но Анна не смогла заглушить в себе любовь. Она по-своему любила и уважала мужа, но страсть, в которую превратилось увлечение, не отступала, и чем увереннее Анна играла равнодушие, тем изнурительнее была ее внутренняя борьба.

Закончились съемки, Гроува держали в Париже дела, а Анна стала завсегдатаем театра, где играл Дик. Она придумывала себе дела в Штатах, только чтобы не пропустить спектакля, в которых участвовал Дик. Она посещала концерты и встречи с его участием. Съемок в этот период у нее не было, но были рекламные контракты, были записи на студиях, были выступления в благотворительных акциях. Но если было необходимо увидеть Дика, она прилетала с другого конца света, бросая дела, заставляя ждать партнеров. В ее душе поселилось беспокойство влюбленной – вечные опасения, подозрения. Она терялась в догадках, строила предположения и пыталась предвосхитить шаги Дика. Анна следила за ним, за его карьерой, за его растущей славой. Она читала все его интервью, смотрела записи его спектаклей. Но она помнила, что за ней тоже могут следить – ее имя было на слуху, а потому она была осторожна, хотя это и выматывало ее. Последние полгода она жила двойной жизнью и, как разведчик, боялась разоблачений.

Что она получила взамен? Как себя вел он, этот молодой мужчина, который был достаточно умен, проницателен и обладал характером скорее деликатным, нежели грубым. Ей казалось, что она получила все богатства света. При виде его худощавой фигуры, при взгляде в его темные глаза она ощущала себя всемогущей и счастливейшей из женщин. Анна теперь была благодарна Майлзу, который потребовал сдержанности, который заставил ее отказаться от быстрого триумфа, тем самым продлив это изумительное чувство любовной победы. Теперь Анна получала взамен радость встреч, которая подогревалась разлукой. Она получила любовника, который был красив, молод, известен и поэтому… в любой момент мог ускользнуть от нее.

По указанию Гроува все участники фильма должны были приехать накануне конкурсного показа. Никаких встреч с прессой, никаких гуляний по знаменитой набережной и долгих обедов в местных ресторанах. Слово Гроува было законом, к тому же каждый хотел, чтобы фильм получил приз. Поэтому все находились в ожидании, а Анна, не имея возможности встретиться с Диком, томилась от тоски и ревности. Ежедневные телефонные звонки, которые она делала, выходя на почту в поселок, ситуацию не спасали.

Соблюдая ежедневный ритуал появления на балконе, она использовала этот небольшой отрезок времени, чтобы побыть наедине со своими мыслями. «Дик приедет на фестиваль. Он будет здесь. И мы будем вместе стоять на красной дорожке, будем фотографироваться, давать интервью. Мы опять будем вместе, но как, как устроить встречу?! Как сделать так, чтобы свиданиям никто не помешал и чтобы ни о чем не пронюхали газетчики?!» – думала Анна и строила планы, как оказаться наедине с ним.

– Дорогая, потерпи еще немного, время твоего затворничества заканчивается. – Довольный Гроув как-то утром принес ворох свежих газет и журналов. – Все гадают, почему мы поселились здесь. Почему ты не показываешься на публике. И знаешь, какие предположения высказываются?

– Какие же? Кстати, тебе налить кофе? Я уже не могу завтракать в одиночестве, – отозвалась Анна.

– Налей, пожалуй! – Муж сел напротив Анны. – Все думают, что это я прячу тебя. И делаю это потому, что ты страстно влюблена в Дика Чемниза.

– Да ты что?! – только и смогла произнести Анна.

– Представь себе.

Гроув вдруг стал серьезным, или это только показалось Анне?

– Что за ерунда! – Анна наклонилась над столом. Ей совсем не хотелось, чтобы муж заметил ее смущение.

– Ну, как сказать, – вдруг произнес Гроув, – как сказать…

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, я подкинул эту идею. Так, осторожно. Она имела успех. Только ленивый не перепечатал мои слова, которые я якобы кому-то сказал.

– А ты этого не говорил?

– Говорил. Но сказать можно по-разному. Иногда достаточно намекнуть. И не уточнять – имеется в виду фильм, сюжет или реальная жизнь. Можно просто не ответить на конкретный вопрос, а высказать предположение.

– Зачем ты это сделал?

– Анна, нам нужен успех. Большой и шумный. Нам нужно внимание.

– Почему ты вцепился в этот фильм? – Анна впервые задала этот вопрос.

Гроув промолчал, а потом, глядя ей в глаза, ответил:

– Анна, я хочу детей. Я очень хочу детей. И, по-моему, победа на этом фестивале отличный повод дать себе отдых. Я хочу, чтобы это был твой последний фильм. Родишь ребенка, а там посмотрим. Захочешь, вернешься в кино.

Анна онемела. Она никак не могла предположить, что муж осмелится решить за нее.

– Тебе надо было спросить у меня. Ну так, на всякий случай.

– Надо было. Но я знал, что ты мне не откажешь в такой малости. – Гроув лукаво улыбнулся.

А маленький городок, где ежегодно проводился фестиваль, гудел, шумел и не спал по ночам. В эти дни в нем можно было встретить знаменитостей, начинающих актеров, неудачливых сценаристов и режиссеров, которые искали деньги для будущих «шедевров». Этот город превратился в базар, на котором торговали всем, что может предложить человек: красотой, умом, талантом. Город уже забыл о своих жителях – они растворились среди приезжих, таких шумных, цепких и бесцеремонных. И местные жители мстили им за это, наказывая баснословными ценами за самые незначительные услуги. Дик появился в городе, как и было велено Гроувом, вечером, накануне показа. Он поселился в заранее снятом номере небольшой гостиницы, стоящей вдалеке от центра. Кроме него, в этом месте из съемочной группы никто не жил. «Это хорошо!» – обрадовался Дик. Он не был слишком общительным, ему не улыбалось провести вечер в бесполезных обсуждениях шансов, которые имеет та или иная картина. Он вообще относился к затее Гроува снисходительно, мол, хозяин барин и я буду участвовать в этом только до тех пор, пока мне лично это не будет мешать. Дик Чемниз понимал, что Гроув хочет увести жену из кино. И, уже изучив Анну, он скорее сочувствовал ее мужу. Анна была не только импульсивна и эмоциональна, у нее был сильный характер. Сладить с ней было тяжело. А потому вместо относительно спокойной семейной жизни Гроувы имели беспокойное хозяйство и необходимость ломать себя, подстраиваясь друг под друга. Теперь Дик понимал, что подстраивался в основном Гроув.

Вообще, это было странно – испытывать совестливость и соблазн такой силы, что невозможно было устоять. Это чувство напоминало чувство начинающего мошенника. Так, во всяком случае, казалось Дику, который встречался с женой человека, пристроившего его к хорошему режиссеру. Дик по-прежнему считал книгу и сценарий слабыми и слегка вымученными. По мнению Дика, ситуацию спас Майлз, талантливый и требовательный режиссер. Если бы не он, фильм вышел бы скучным и даже пошлым. Но Майлз сумел увлечь Анну, и она сыграла ярко и убедительно – у нее получилось передать на экране начинающуюся страсть. Страсть, которая отвоевывает в сопротивляющейся душе пядь за пядью. Некоторые сцены с Анной вызывали у него мурашки. Ощущения от своей игры у него были сложными, да и Дик никогда не мог объективно оценивать себя. Майлз его хвалил, Гроув открыто сказал, что если фильм и получит премию, то благодаря ему, Дику. Слушать это было лестно, но в мире кино принято врать и принято не верить вранью.

Как случилось, что они стали близки? Дик помнил, как осаждала его Анна на съемках. Но тогда у нее не было никаких шансов – Дик не опускался до подобных пошлостей. Он и в театре не заводил интрижек. Все разговоры о «допингах», которые в виде романов необходимы актерам на съемках, Дику казались надуманными. На съемках, как и в театре, ты должен быть сосредоточен на роли, а не на своем чувстве. Только концентрация собственных ресурсов, воспоминания о прошлом опыте позволят тебе верно сыграть. Так рассуждал Дик. К тому же на глазах коллег ставить в идиотское положение Гроува он не мог. Мужская солидарность и профессиональная убежденность оказались сильнее соблазнов. А соблазны были великие – Дик это понял, когда Анна появилась за кулисами во время его спектакля. Дик тогда понял, что на стороне этой женщины не только красота – стандартная, но безусловная. Он понял, что на стороне Анны эмоциональная сила. Дик вдруг осознал, что, как бы он ни сопротивлялся, победителем будет Анна. И он сдался, тем более что его капитуляцию тут же искусно превратили в его победу.

«Ты не оставляешь мне выбора. Ты сильнее меня. Я покоряюсь!» – казалось, говорил взгляд Анны, которая искусно подстроила свой приезд на эту театральную премьеру Дика. Он даже не сообразил ничего, но уже в следующее мгновение сжимал Анну в объятиях. Только через несколько дней, душевного порядка ради, он попытался понять, кто кого соблазнил, кто в кого влюблен и как теперь будет выглядеть его жизнь. Но мысли блуждали, как потерянные овцы, в глазах стояла сильная фигура Анны, а его рубашка слабо пахла ее духами. Дик махнул рукой: «Время покажет!» Он, как всякий мужчина, естественно, не думал об Анне, он не думал о происхождении ее страсти. Он, строго соблюдая свои профессиональные интересы, предоставил Анне решить организационные и иные проблемы. Анна же с упоением отдалась созиданию отношений.

Впрочем, все равно на небосклоне были тучки. Разговоры на тему «В кино тебе делать нечего» стали повторяться все чаще. Гроув не давил открыто, он все больше уговаривал, приводя примеры ровесниц Анны.

– Посмотри, у нее уже двое детей. И что? Она опять на сцене, опять снимается, – горячо толковал он какой-то общей знакомой.

Анна слушала и отмалчивалась. Она предчувствовала конец, с наблюдательностью и интуицией дикой кошки понимая, что Гроув рано или поздно перестанет уговаривать ее, он предъявит ей требование: уйти из кино. Ведь когда-то, очень давно, под влиянием момента она неосторожно ему пообещала:

– Я не хочу устроить из твоей жизни ад. Ты не заслуживаешь этого. Я обещаю, что уйду из кино и мы заживем нормальной человеческой жизнью.

Анна даже помнила, что в тот момент пообещала связать ему свитер. Гроув, деловой человек, но влюбленный до беспамятства, чуть не расплакался:

– Анна, ты свободна в выборе. Но все же я буду ждать этого.

И похоже, момент приближался. А пока Анна с ужасом представляла новую жизнь и одновременно тонула в страсти. Отношения с Диком были самым главным в ее жизни. Время показало, что для них от Дика ничего не требуется. Время показало, что Анна всегда будет опережать его на шаг – она появится там, где он только планирует быть, она предугает его мысли, она проанализирует его шаги и будет всегда рядом, как только у него появится свободная минута. Взамен она ничего не требовала. Кроме любви.

По складу своего характера Дик был деликатен. Он был осторожен в оценках и с выводами не спешил. А потому он не смог бы назвать любовью их страсть. Он молчал, когда Анна начинала рассуждать: «Кто мог подумать, что мы так полюбим друг друга!» Дик слушал, улыбался своей уже знаменитой улыбкой, смотрел абсолютно непроницаемыми темными глазами. И молчал. Но Анна даже не замечала этого молчания. Она говорила, радовалась и чувствовала за двоих.

На фестиваль он приехал, бросив репетиции в шекспировском «Макбете». В театре его отпустили спокойно – Дик умел работать, и наверстать упущенное ему не составит труда. Но сам он ехал с недовольством. Работа в театре занимала его гораздо больше, чем вся эта кинематографическая шумиха.