#Мы, дети золотых рудников

Мы все обсуждаем услышанное, хвалим Гуся. Но Архип недоволен. Он единственный из нас был в шахтах, поэтому придирается к мелочам:

– Не похоже на правду… Это же восточные шахты, да?

– Ну, да, – отвечает Гусь.

– В восточных шахтах нет второго выхода на поверхность. А еще как студент мог подобрать фотографии с земли, если шахты там все затоплены? Там нужно по колено в воде идти… И история с фотографиями… Врешь ты все! Не бывает такого. Сказки.

– А вот и не вру! – яростно выкрикивает Гусь, быстро вставая. – Это все – чистая правда! Ты просто не во всех шахтах был и не знаешь, что там творится!

– А вот и во всех! – Оскорбленный Архип тоже вскакивает. – И восточные все затоплены!

– А вот и нет!

– А вот и да!

Оба мальчика спорят, толкаясь упрямыми лбами.

Мы все следим за перепалкой. Но споры у нас решаются только одним способом…

– На судные трубы! Пойдемте к судным трубам, проверим, кто врет! – кричит кто-то.

Все поднимаются, начинают галдеть. Кто-то поддерживает Архипа, кто-то стоит за Гуся. Мы идем в Судный двор. По дороге рассказываем Архипу, как у нас решаются споры.

Мы подходим к мусорной горе, состоящей из бутылок и банок, целлофановых пакетов, картонных коробок, вонючих объедков, мотков магнитофонной ленты, арматуры, досок и пыльных мешков…

Две огромные ржавые трубы стелются по земле двора, над горой они поднимаются и тянутся поверху, потом снова спускаются и уходят дальше в глубь двора. Жестяная оболочка поверх труб смялась и распалась, лохмотья сгнившей стекловаты и полоски грязного поролона свисают до земли.

Гусь подходит к трубе, вид у него уверенный. Он хорошо лазает и не раз выигрывал споры. Архип усмехается. Вместо того чтобы пойти к трубе, он направляется к мусорной куче.

– Ты куда? – удивляемся мы.

– Я хочу немного подправить ваш судебный процесс.

Архип копается в мусоре – выбирает стеклянные бутылки. Мы с интересом наблюдаем за ним. Потом он забирается прямо на верхушку горы с бутылками в охапке. Берет в руку одну… И разбивает ее о торчащую из кучи железную арматурину. От неожиданности мы все вскрикиваем.

– Что ты делаешь? Прекрати! Перестань! – кричим мы.

Но Архип с улыбкой продолжает бить бутылки, разбрасывая осколки по куче. Осколки получаются разные, и мелкие, и крупные, размером с ладонь. Такие могут и насквозь проткнуть!

Усыпав верхушку мусорной кучи осколками, Архип спускается вниз.

– Вот теперь можно начинать спор, – улыбается он. – Теперь суд точно определит вруна.

– Но… Но… Архип, там же осколки! Нельзя лезть! Вы можете упасть и напороться! Такие осколки человека могут сильно поранить! До кишок живот пропороть!

Мы пытаемся остановить его. Но Архип лишь улыбается и пожимает плечами. Смотрит на Гуся:

– Но ведь каждый из нас уверен, что он прав, не так ли? Значит, мы оба удержимся. Так, Гусь? Ведь ты же не хочешь отступать и признавать, что ты все наврал и что твоя история – выдумка?

Гусь от страха весь напрягается, вытягивает свою длинную шею.

– Я… Я… Я не вру!

– Отлично! – Архип подходит к своей трубе. – Тогда лезем?

Мы все смотрим на них с волнением.

Неужели они решатся? Будут рисковать жизнью, чтобы только показать всем, на чьей стороне правда?

– Командуйте! – кричит Архип.

Я нехотя начинаю считать:

– Раз, два, три!..

Они лезут вверх по трубам – цепляясь руками за колючую стекловату, ногами упираясь в смятую железную оболочку. Гусь опережает Архипа и уже преодолевает вертикальный участок, он встает на ноги, а Архип только долезает до середины. Гусь двигается вперед, не смотря вниз. Делает шаг. Еще один. Дальше – опасный участок. Часть трубы искривилась, лист железа торчит вверх, нужно перешагнуть через него. Гусь балансирует, размахивая разведенными в стороны руками, маленькими шажками приближается к опасному участку. Архип уже добрался до верха и идет по горизонтальному участку, догоняя Гуся. На пути Архипа – похожие препятствия, торчащие куски железа. Он с легкостью преодолевает сложный участок и двигается дальше. Гусь, видя, что соперник его обгоняет, смело делает шаг. Мы замираем: Гусь машет руками так энергично, как будто вот-вот упадет. Мы видим его испуганные глаза, а вот лицо Архипа спокойно. На пути спорщиков – еще одно препятствие, там трубы сужаются прямо над кучей, и пройти по узкому скользкому участку практически нереально. Архип наступает на узкую часть и теряет равновесие. Мы вскрикиваем. Но он быстро делает шаг вперед и, балансируя раскинутыми руками, удерживается на ногах.

Гусь тоже наступает на скользкое место, но не теряет равновесия, бодро идет вперед. Болельщики подбадривают Гуся возгласами и аплодисментами, и он идет по опасному участку даже быстрее Архипа и вскоре его обгоняет.

За кого я болею? Даже не знаю… Я переживаю за Гуся. Я не думаю, что он врет про свою историю, считаю, что Архип зря на него взъелся. И суд вышел слишком жестокий: разбросанное стекло – это лишнее. Но что-то в Архипе есть такое, что заставляет меня восторженно смотреть на него и желать ему победы…

Гусь даже слегка улыбается – он уверенно преодолевает препятствие. Архип отстает.

Но тут… Что-то идет не так. Нога Гуся соскальзывает с трубы. Махи руками не помогают ему удержать равновесие, с протяжным криком он падает вниз. Я закрываю руками лицо и слышу удар: будто с высоты бросили мешок с картошкой. Я слышу жуткий звон битого стекла – Гусь упал в самую гущу осколков. Мы все бросаемся к нему, лезем на кучу. Гусь лежит на животе, раскинув руки в стороны. Не шевелится. Мы кричим, перебиваем друг друга, тормошим Гуся, тянем в разные стороны, переворачиваем его. Кто-то вопит от ужаса: живот Гуся весь в крови.

Наши крики привлекают взрослых, на помощь уже бегут несколько человек. Нас расталкивают, кто-то звонит в «скорую», кто-то спускает Гуся вниз.

Мне становится плохо, сильно мутит. Перед глазами мелькают звездочки. Все, что я вижу, – это красные капли крови, падающие на землю. И улыбку. Улыбается Архип. Он все еще на трубе – смотрит с высоты на всех, смотрит победно: этот спор он выиграл.

Гуся увозят на «скорой», а через неделю он умирает от воспаления раны. В нашей больнице нет сильных лекарств…

Мы раскладываем еловые ветки перед входом в подъезд, где жил Гусь. Надеваем черные рубашки. Идем в маленькую церковь прощаться с этим добрым мальчуганом, который так здорово рассказывал истории.

Удушливый запах пота и церковных благовоний, гроб, в котором лежит Гусь – белый как мел. Его рубашка застегнута на все пуговицы, под самое горло, и от этого его шея не кажется слишком длинной.

Гуся звали Славкой. Тищенко Вячеслав Анатольевич. Ему было девять лет.

Я не подхожу к гробу ни в церкви, ни на кладбище – мне страшно. Переминаюсь с ноги на ногу, прячусь за толпой, обступившей могилу, слышу, как приколачивают крышку. Стук молотков заглушает горькие рыдания родственников.

У меня перед глазами все еще стоят осколки бутылок, падающие капли крови и белозубая улыбка мальчишки, который радуется победе, завоеванной такой высокой ценой.

После похорон взрослые отгораживают трубы и помойку самодельным забором – чтобы дети туда больше не лазили. Мы теперь избегаем Судного двора, но все равно нам нужно проходить через него, чтобы добраться от нашего двора до Королевского. Проходя мимо, я не смотрю в сторону труб, но все равно боковым зрением вижу их, снова и снова вижу в своем воображении падающего вниз Гуся.

Дети ополчаются против Архипа, винят его в смерти Гуся. Архип больше не приходит к нам. Мы больше не решаем, кто прав в спорах, не рассказываем истории у входа в подвал: смерть Гуся сильно отразилась на наших привычках и традициях. Вечерами мы теперь просто сидим в кустах Королевского двора, болтаем или играем в мяч.

Я скучаю по Гусю – он был хорошим парнем. Но я скучаю и по Архипу – этот странный мальчишка за короткое время успел крепко привязать к себе многих. Половина ребят ненавидит его, они все любили Гуся. Вторая половина, такие, как я, просто молчат и с тоской вспоминают чипсы «Принглс», камень-обманку пирит, кирку и насмешливую улыбку.

К нашему удивлению, Архип приходит к нам во двор недели через две после смерти Гуся, утром в субботу. Мы сидим в кустах и слышим, как шевелится листва. Сквозь кусты просовывается белобрысая голова с прицепленным налобным фонариком. Потом появляется туловище. За спиной – рюкзак, в руках – карта, на ногах – резиновые сапоги.

От неожиданности мы открываем рты. Мы никак не могли подумать, что после случившегося у Архипа хватит смелости прийти сюда…

– Ты? Да как ты!.. Да откуда ты!.. – раздаются возмущенные голоса.

– Да, это я, – дерзко отвечает мальчик. – Я обещал сводить вас в шахту. Я иду туда сейчас. Те, кто хочет, двигайте за мной.

Все вскакивают.

– Ты думаешь, после всего, что случилось, кто-то пойдёт за тобой?

– Ты убийца!

– Уходи отсюда!

– Ты не нужен здесь!

Архип поджимает губы и сощуривает глаза. Взгляд его пробегает по всем по очереди: он ищет сторонников. Останавливается на мне.

– Ты, – говорит Архип. Мне хочется оглянуться – может, он все-таки обратился к кому-то другому? – Я знаю, ты хочешь пойти со мной.

Пошатнувшись, я чуть не сваливаюсь в кусты.

Все смотрят на меня. Как я себя поведу?

Мне нужно принять решение. Что делать? Остаться со всеми? Но мне чертовски надоело каждый день играть в городки и гонять мяч, торчать в этом дворе. Я безумно хочу попасть в шахту! Да, мне понравился Архип, и я считаю, что Гусь виноват сам: не нужно было лезть на трубу.

Ладони вспотели от волнения, стало очень жарко. Я выпрямляюсь во весь рост и под злобными взглядами смело отвечаю:

– Да, я пойду с тобой.

В кустах поднимается настоящий переполох, все ругаются и спорят. В конце концов из кустов выходит Архип, за ним иду я, а следом – еще трое, те, кто тоже не считает Архипа виноватым в смерти Гуся и очень хочет попасть в шахты.

А еще мы видим, что из рюкзака Архипа выглядывает яркая крышка полной упаковки «Принглс»…

Мы смутно осознаем, что совершили революцию и раскололи наше государство на две части.

Мы выбрали себе короля. И теперь уходим захватывать новые земли.

Глава 3

Архип говорит, что мы как новички должны начать с самой простенькой и доступной шахты – на востоке Чертоги. Мы выходим рано утром, идем через весь поселок, поскольку Старичья Челюсть находится на северо-западе.

Мне не по себе из-за вчерашнего раздора с ребятами, я не люблю ссоры, хочу, чтобы все дружили и чтобы всегда был мир. Войны не по мне. А появление Архипа раскололо нашу дружную команду. Что будет дальше, пока непонятно. Сможем ли мы все снова объединиться? Или будем воевать?

Печальное настроение не только у меня, все впятером идем грустные. Все, кроме Архипа, который оживленно болтает всю дорогу, рассказывая со знанием дела, как нужно вести себя в шахтах, что делать, если ты потерялся, и как найти выход на поверхность.

Оставляем за спиной наши бараки, дальше по холмам приходим в центральный район Чертоги – Коробки. Прямоугольные серо-коричневые пятиэтажки и правда похожи на картонные коробки. Стены домов кажутся такими тонкими, будто они сделаны из бумаги, кажется, будто чуть дунешь – и они сразу развалятся. Дома стоят четкими рядами, дороги прямые и совсем нет грязи. Во дворах – кладбища детских площадок: повсюду торчат ржавые обломки горок и качелей.

Из Коробок мы выходим на огромный холм, за которым находится восточный район Чертоги – Лоскутки. Узкие двухэтажные дома наставлены так тесно друг к другу, что в переулках между ними едва может втиснуться пара человек. Это место отличается от остальных. Фасады домов разукрашены яркими красками: один дом выкрашен в сине-белую клетку, второй покрыт мелкими красно-желтыми волнами. Только здесь можно увидеть дома, на стенах которых плавают рыбы с радужными хвостами, растут бордовые цветы, летают экзотические птицы, нарисованы полосы, звезды, разные причудливые узоры всевозможных цветов. Из-за такой раскраски расположенных близко друг к другу домов район напоминает лоскутное одеяло.

Дальше, за окраиной Чертоги, тянутся покатые холмы. Мы держимся кучкой, чтобы не потеряться в молочном, густом тумане.

Через время пологие холмы сменяются более крутыми участками, растительность становится реже, вместо зеленого ковра под ногами – каменистая осыпь, которая сильно затрудняет ходьбу. Время от времени попадаются полуразрушенные постройки непонятного назначения – мы находимся на территории заброшенных шахт.

Идем вдоль отвесной скалы по узкой тропинке и наконец вдалеке видим черное отверстие – вход в шахту. Поднимаемся к ней, останавливаемся у входа, который укреплен деревянными балками.

– Эта шахта очень старая, – говорит Архип. – Тут уже лет пятьдесят как закончились выработки… Внутри все обвалилось, пройдем недалеко…

Включаем налобные фонарики и ступаем в темноту. Штольня завалена каменными глыбами и бревнами. Идти сложно, и мы держимся за стены, чтобы не упасть. Пахнет сыростью, плесенью и грибами. Под ногами что-то хлюпает. Руки даже через садовые перчатки чувствуют остроту камней.

Туннель разделяется на два рукава. Архип уверенно ведет нас в правый. Дальше – еще одно разветвление. И еще одно.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, шлепая сапогами по лужам.

– Скоро узнаешь. Я веду вас в одно очень интересное место.

Кажется, мы топаем целую вечность. Штольня идет под уклон – с каждым шагом мы спускаемся все ниже. Воды под ногами становится все больше. Трудно представить, что над головой сейчас – тонны камней, и если будет обвал – нас сплющит в лепешку.

Мы осторожно обходим углубление, наполненное ярко-желтой жижей. Двигаться трудно – из-за обрушений сводов и завалов проходы сузились, и часто приходится ползти.

Наконец мы оказываемся в каком-то довольно просторном помещении. Обвалов тут не было – крепление из балок целое.

– Подойдите сюда, – зовет нас Архип к одной из стен.

Мы подходим. И ахаем от удивления!

Вся стена покрыта надписями и рисунками.

Рисунки очень красивые – будто их делали настоящие художники. Холмы, рудники, дома, люди, леса, реки, цветы…

Надписи же грустные и смешные, простые и философские. Высказывания про жизнь, молодость, смерть, борьбу, любовь.

Веселимся же, пока мы молоды!

Следуй за своей звездой…

Цветы для Ады.

Не верь девчонке!

Мы с восторгом осматриваем стену.

Одна из надписей содержит дату. Указание на год. Тысяча восемьсот семидесятый!

– Смотрите сюда!

Мы смотрим туда, куда указывает Архип. Цепь. Старая, ржавая. И обломки кандалов.

– Эта шахта была одной из первых. Здесь работали самые опасные преступники. Их приковывали цепями к тачкам, чтобы они не сбежали. Лоскутки – самый старый район Чертоги. Все первые поселенцы-каторжане жили там. Вот откуда у жителей Лоскутков такая любовь к разрисовыванию домов… Их предки очень любили рисовать. Рисунки – это единственное, что у них было. Они жили в шахтах почти постоянно, эта камера служила чем-то вроде спальни. Их не выводили из-под земли целые месяцы. Эти рисунки помогали им вспоминать мир на поверхности.

Молчим. Пытаемся представить, каково это – месяцами не видеть солнечного света. Жить, скованными цепями, внутри горы, в сырости, холоде и почти полной темноте…

Мы смотрим друг на друга. Шахта немного нас оживляет. После смерти Гуся все как будто замкнулись в себе. Для всех будто остановилось время. Мы существовали, как зомби, не думая, не чувствуя, ничего не соображая.

Здесь, в шахте, мы снова оживаем.

После этого путешествия нам снова хочется быть такими, как раньше. Мы хотим построить где-нибудь для себя убежище, играть, смеяться и дурачиться. За дворами Старичьей Челюсти мы сооружаем шалаш из найденных листов железа, досок и оконных рам. Строительство длится несколько дней. Архип становится нашим командиром и отдает приказы. Таская с помойки и с заброшенных огородов материалы, мы с воодушевлением строим планы: что мы принесем в шалаш? Во что будем играть?

Мы с гордостью смотрим на построенный шалаш, довольные своей работой. Архип придумывает разные занятия. Притаскивает сюда леденцы и клевую настольную игру.

Нам очень нравится Архип – с ним никогда не приходится скучать, он обязательно что-то придумает. Иногда с ним сложно, он бывает очень вспыльчивым, например, когда с ним споришь, поэтому я стараюсь соглашаться со всем, что он говорит. Ведь Архип старше, а значит, умнее, и чего с ним спорить? Архип всегда прав. Это просто надо принять.

Мы хотим покрасить наш шалаш в разные цвета. И придумать ему название. И установить над ним флаг.

Приносим сюда баночки с красками и кусок ткани для будущего флага.

Но все наши планы летят к чертям: на следующий день на месте нашего шалаша мы обнаруживаем гору обломков и надпись, сделанную одной из наших красок на доске, прибитой над входом в шалаш.

Убийца.

Мы смотрим на то, что осталось от шалаша.

Сломано буквально все. Банки с краской разбиты, ткань для флага порвана на клочки.

– Мы сможем построить новый… – Я пытаюсь взбодрить друзей. – Вот тут же, рядом!

– Они не отстанут, – хмуро говорит Архип. – Они везде нас найдут. И будут мстить.

– Что же нам делать? Все время шататься по шахтам?

– Нет. Мы найдем себе место. Там, куда они точно не сунутся.

– И что же это за место?

Архип хитро улыбается.

И вот мы уходим на юго-восток, пробираемся сквозь забор из колючей проволоки, на столбах которого через каждые десять метров висит табличка: «Стой! Опасная зона!»

Впятером стоим на берегу огромного карьера-отстойника, вдыхаем горьковатые пары цианида, любуемся трупами ворон и уток на иссохших берегах. Смотрим на огромную ржавую посудину у берега отстойника. Это баржа. Место, которое на многие месяцы и даже годы станет нашим вторым домом.

Место, где нас не найдут. Место, которое принадлежит только нам. Прекрасное, волшебное, удивительное место.

Но сейчас мы смотрим на него с ужасом.

Зеленая густая жидкость заполняет весь гигантский карьер. Повсюду виднеются пустые ржавые бочки – их тут сотни! Они плавают в озере отходов, валяются на берегах и просто навалены на земле целыми кучами – издалека они кажутся большими ржавыми горами.

– Но, Архип… Этот карьер – ядовитый. Сюда стекают химические отходы с комбината, по-моему, цианид – это яд, он очень опасен! – пытаюсь я вразумить Архипа, но он так злобно смотрит на меня, что я жалею о сказанном.

– Глупости! – Архип берет с земли палку, тыкает ею в обмазанный зеленой жижей труп вороны. – Отходы попадают в карьер вместе с водой – значит, яда тут очень мало. К тому же я где-то слышал, что в воздухе цианид не опасен, только в воде. И что организмы человека и животного как-то умеют этот яд подавлять. Он вредный только для растений, рыб и птиц.

Я беру вторую палку, и мы с Архипом вместе принимаемся толкать дохлую ворону в вязкую буро-зеленую гадость.

– Но… Мы же будем находиться здесь долго – это вредно… – пытаюсь я возразить, но Архип так страшно зыркает на меня, что я затыкаюсь.

– Все решено. Это не обсуждается. Теперь мы будем собираться здесь, на этой барже, – жестко заключает Архип. – Нам тут будет хорошо.

Мы тяжело вздыхаем. Удивительно, что больше никто не спорит – все верят Архипу. Всегда все происходит так, как он сказал.

Вот так это место и становится нашим вторым домом. В следующие дни внутри баржи раздается стук молотков – в трюме мы сколачиваем стол с лавками. Вешаем на стены плакаты. Мы приносим сюда много сахара и леденцов: сладкое помогает организму подавить вред от гадости, которой мы тут дышим.

Та к образуется наша команда.

Димка-картежник по кличке Туз. На маленьком плоском стальном прямоугольнике он выцарапал гвоздем пикового туза, заточил края и теперь хвастается перед всеми своей самодельной картой, показывает, как он ею ловко разрезает жуков на тонкие полосочки. Его отец работает мусорщиком. Каждый день мы видим его сгорбленную худую фигуру у помоек, где он сгребает мусор в одну вонючую массу. Туз живет в коммуналке, где, помимо него с отцом, живут еще пять семей. Все, о чем он мечтает, – это иметь большую ванную и собственный туалет.

Игнат мечтает о путешествиях, поэтому в компании его наградили кличкой Крузенштерн или сокращенно – Круз. Отец Игната обитает в канализации. Судя по тому, что в Чертоге с трубами столько проблем, отец его – единственный сантехник в городе. Мать Игната работает на приемном бункере при комбинате. Игнат мечтает увидеть весь мир, но за пределами Чертоги он был один-единственный раз: когда ему было лет семь, родители возили Игната в другой город в цирк. Все свои скудные знания о разных странах он приобретает из приключенческих фильмов, которые очень любит смотреть. Больше всего ему хочется посетить Коста-Рику. Игнат говорит, что там теплое голубое море, белый песок и пальмы. Даю на отсечение левое ухо и правую пятку, что он даже не знает, где это. Просто небось услышал про Коста-Рику в очередном фильме…

Отец Лехи Костылева уже совсем старый и всегда кашляет – работа на рудниках сильно подкосила его здоровье. Мать работает на комбинате у печи. Работа тяжелая, температура до семидесяти градусов доходит! Костыль хочет накопить денег и получить высшее образование, чтобы его взяли на хорошую работу и родители могли наконец отдохнуть.

Чуть позже в компании появляется Илья Галахад. У него вся футболка в мелких дырочках, мы называем ее кольчугой, потому и прозвище ему дали в честь рыцаря Круглого стола. Ботинки у него тоже дырявые – все пальцы видать.

Вслед за Галахадом в команду вступает Егор, которому мы даем кличку Муха, на шее вместо крестика он носит засохшую жирную муху – говорит, она приносит ему удачу.

По сравнению с остальными членами нашей команды Архип сильно выделяется. Его отец и мать работают на Южных шахтах, но на поверхности занимают руководящие должности. Его семья считается одной из самых благополучных в Чертоге. Непонятно, почему он связался с нами – со своими чистыми волосами, рубашкой в клетку и заносчивыми манерами он мог бы подружиться даже с детьми из Голубых Холмов…

А он набрал себе друзей с чертожских помоек. Что ж, каждому свое. Но я не думаю, что сам бы так смог.

Архипа мы любим. Благодаря ему у нас теперь неиссякаемый запас чипсов и леденцов.

Мы полюбили баржу всей душой. Мы играем там в карты, поем песни, читаем комиксы, обсуждаем наши путешествия до еще не изведанных шахт Чертоги, а после очередной вылазки рисуем по памяти карту местности, где мы побывали.

Теперь это место кажется нам очень уютным. Безопасным. В отличие от родных дворов, где нас теперь поджидает опасность…

Однажды вечером я возвращаюсь домой с баржи. Прохожу через Королевский двор. Из кустов вылезает вся наша старая компания. Мне становится страшно, я пячусь. Я помню шалаш – мальчишки все еще мстят нам за Гуся…

– Не бойся, бить не будем! – кричит мне Горыныч, который теснее всех дружил с Гусем.

– Не будете? – удивленно спрашиваю я.

– Не будем. – Пацаны подходят ближе. – Ты же не убийца. Но… – Небольшая заминка. Они обступают меня со всех сторон. – Ты снюхался с убийцей. И поэтому тебя надо проучить.

Я втягиваю голову в плечи. Молю боженьку о том, чтобы сейчас за секунду я оброс костяным панцирем.

– Как тебе быть в одной компании с убийцей? Ты как помоечный щенок, который пойдет с кем угодно за еду. И будет преданно лизать руку!

Я хочу сказать Горынычу, что он не прав, – но не успеваю. Недалеко раздается голос – такой родной голос! Хочется кричать от восторга!

– А ну отошли от него!

Метрах в пятнадцати с натянутой рогаткой в руках стоит Архип, целясь прямо в Горыныча.

– А ну опусти! – кричит тот в ответ.

– Я насмерть бью голубя с тридцати метров! Что будет с твоим глазом, Горыныч, если я попаду в него с пятнадцати? Думаю, тебе придется сменить кличку. На Пирата, ха-ха!

Горыныч хмуро смотрит на нацеленную рогатку.

Архип оттягивает резинку еще больше.

– Выбирай, левый или правый?

Молчание.

– Твоя взяла! – наконец сдается Горыныч. – Мы уходим! Оберегай малька – у нас тут очень неспокойный район.

Пацаны разворачиваются и отходят от меня. Выдыхаю и дышу часто-часто – пока они были рядом, я, кажется, совсем не дышал.

Подходит Архип.

– Пойдем, провожу тебя, – говорит он и тянет меня за рукав куртки.

– А чего он сказал про малька, Архип? Я не понял.

– Неважно. На вот, съешь леденец. – Он протягивает мне карамельку. Я разворачиваю ее и отправляю в рот. – Теперь мне следует сопровождать тебя домой. А еще лучше, – он машет рогаткой, – научить тебя стрелять.

– О! Круто! Когда начнем? – Посасывая мятный леденец, я прыгаю вокруг Архипа от нетерпения, точно как щенок.