Юмористические рассказы

Михаил Акимов

Юмористические рассказы

Бродвей

Шнапс – шнипс – шнуррэ. Буррэ-базилюррэ. С утра Егор Фомич повторял это заклинание, словно и в самом деле собирался вызвать духа, который явится и разом решит все его проблемы. Но дух не являлся, а первое слово заклинания настойчиво уговаривало Фомича плюнуть на всю эту арабскую мистику и сбегать в магазин. «Здесь без бутылки не разберёшься!» – неожиданно для себя перешёл он уже на русский фольклор и подумал, что и в самом деле нужно шире, смелее опираться на отечественные традиции.

Родная идеология и впрямь не подвела, и через десять минут и три стопарика Егор Фомич в общих чертах уже представлял решение трудного вопроса. Суть была в следующем. Год назад сюда, в село Малый Пуп, приехал Гошка Балалайкин… то есть, когда-то Гошка, а ныне гражданин США Джордж Банджоу, и заявил, что хочет обустроить быт на своей исторической родине. В частности, проложить дорогу до соседнего села Средний Пуп, а в перспективе и дальше, до Большого. Словом, завязать все Пупы. Гош… Джордж настаивал, что дорога должна называться на американский манер – Бродвей. Да это бы ещё пёс с ним. Главное ведь, чего, паршивец, удумал: «Строительство, – говорит, – будет осуществляться по американским стандартам»! Повернётся же язык такое выговорить! Во-первых, по американским – это значит прямая, а приехавший из города геодезист перед началом работы основательно накачался самогонкой, и в результате проложенная им трасса, выйдя из Малого Пупа, до Среднего так и не дошла, а попетляв по лесам и болотам, в Малый же и вернулась. Во-вторых, обнаружилось это только тогда, когда дорогу полностью заасфальтировали, да и то случайно: коллега Фомича, председатель сельского поселения Средний Пуп, который с утра стоял с ножницами перед ленточкой (Фомич накануне ему позвонил: жди, завтра соединяться будем! ), в пять вечера приехал на УАЗике по старой дороге, причём, уверял, что с новой трассой нигде не пересекался. В-третьих, по американским – значит прочная, а из-за того, что стараниями геодезиста трасса неимоверно удлинилась, асфальт пришлось укладывать слоем не толще папиросной бумаги. Здесь, правда, сыграли роль и сопутствующие обстоятельства: из первой же пришедшей в село машины с асфальтом собственно на трассу не осело ничего, зато во всех огородах между грядками появились очень ровные дорожки, а Иван Трясоруков, известный всем воришка, ухитрился даже покрыть асфальтом крышу своего дома и курятника. В-четвёртых, по американским – значит ровная, а поскольку из-за всего вышеперечисленного времени потеряли немало, то возиться с планировкой и подготовкой трассы не стали, а уложили асфальт прямо на то, что было.

И вот сегодня приезжает Джордж, чтобы принять работу, и, конечно же, увидев всё это, осатанеет. Отвык ведь он там, за бугром, от родных реалий. «Шъёрт побирай! – скажет он, – Уот олл это понимайт? Куда есть пойти мои мани? Ай буду жаловайс ваш президенте Путин»! В общем, международный скандал. А там и до ООН дело дойдёт. «Скажите, – язвительно спросит грузинский представитель Виталия Чуркина, – что, собственно, вы хотели сказать этой дорогой, проложенной в форме неизвестной в геометрии фигуры? Молчите? Нечем крыть? А я вам скажу: она проложена в виде первой буквы одного неприличного грузинского слова. Это оскорбление, – повернётся он ко всем представителям, – и я предлагаю исключить Россию из ООН!» А что, ведь и исключат. А отвечать за всё это кто будет? Он, председатель. Фомич внимательно посмотрел на этикетку бутылки: «Ром „Капитанский“. Креп. 45*». Ах, вот оно что! Ну, тогда про ООН – это ему дополнительные пять градусов навеяли, а вот Гошка, конечно, обязательно взвоет.

Но, как я сказал, вчерне решение проблемы уже было намечено, а глотнув ещё пару раз, Фомич знал его и в целом.

Через полчаса у начала магистрали на солидной мраморной плите красовалась выведенная зелёной краской на голубом фоне надпись «Бродвей». Написано, правда, было несколько неровно – художника надо было хватать с утра, пока он ещё не похмелился, – и сквозь голубой фон просвечивала старая надпись: «Шалтайкин Иван Ромуальдович. 23. 11. 1907– 15. 02. 1954», но переделывать было уже некогда.

– Всё понял? – спрашивал водителя Егор Фомич. – По трассе чеши с бешеной скоростью: главное, чтобы впереди машины асфальт не успевал лопнуть, а что он сзади будет кусками вываливаться – так это ерунда, мы американцу оглядываться не дадим.

Джорджа Банджоу встречали по всем заведённым в России правилам: первые сто грамм в его машине, вторые – при выходе из неё, третьи – при посадке в председательскую; потом – отдельно – за приезд, на дорожку, за соседку Марь Вановну – вон она с солёненькими огурчиками стоит, помнишь её? – и так далее. Если от первой стопки американец решительно отказывался, про вторую говорил: «Ну, это уже лишнее!», про третью, махнув рукой, сказал: «А давай!», то четвёртую и все последующие Гошка наливал себе уже сам и даже кровно обиделся, когда на десятой Фомич попробовал сказать, что ему сегодня уже хватит.

Инспекция прошла успешно, и новое предложение Гошки-американца возвести в центре села монумент – скульптурную группу из трёх человек: Гошка с Фомичём сидят и пьют водку, а Клинтон играет им на саксофоне – председатель воспринял без всякого внутреннего содрогания, несмотря на то, что гость особо подчёркивал, что всё должно осуществляться по американским технологиям. А в самом деле, чего бояться? Судя по тому, что всё, в конце концов, обошлось, не очень-то их технологии от наших отличаются!

Интеллигент

(пародия на ТВ-сериалы)

Наверняка, они уже забрались в мой гостиничный номер и обшаривают вещи.

Я осторожно открыл дверь и проскользнул вовнутрь. Так и есть: здоровые ребята в кожаных куртках и с коротко постриженными головами перевернули всё вверх дном, а сейчас разламывают мой кейс.

– Не помешаю? – спросил я.

Я всегда спрашиваю или здороваюсь перед тем, как открыть стрельбу. Потому и имя у меня – Интеллигент. Ребята дёрнулись, было, к своим пушкам – да уж куда там! Поскольку их было только шестеро, всё закончилось очень быстро. Я покачал головой, удивляясь их наивности: знали ведь, что будут иметь дело со мной и даже пулемёта не захватили!

Секунд 10 я постоял, вслушиваясь: похоже, больше никого не было. Однако, следовало проверить ещё ванную и туалет. Неслышно ступая, я подкрался к дверям, распахнул их и, слегка согнув ноги в коленях и держа пистолет двумя руками, последовательно обработал стволом все контрольные точки обоих помещений.

– Чисто! – сказал я себе, поскольку больше сказать это было некому: я всегда работаю без напарника.

Дальше задерживаться в номере, конечно, не стоило. Раз уж они пронюхали о моём приезде, значит, с минуты на минуту следовало ждать других гостей.

В коридоре никого не было, не считая тех, кому там быть и положено. Я мягко, кошачьей походкой двигался по этажу, прикрыв пистолет согнутой в локте левой рукой. Из-за дверей 325– го номера доносился какой-то шум, и я интуитивно понял, что это имеет отношение ко мне. Я, как и в первый раз, пробрался туда неслышно, но мог бы этого и не делать. Находившимся в номере двоим мужчинам было явно не до меня: там шла драка, да ещё какая! Прямо на моих глазах один из них, лысый толстяк, залепил тортом в физиономию другому, худенькому очкарику. Тот начал очень смешно облизываться.

– Развлекаетесь? – насмешливо спросил я. (Я всегда спрашиваю или здороваюсь перед тем, как открыть стрельбу).

– СТОП! – послышался недовольный голос режиссёра. – Перерыв пять минут! А вы, – кивнул он мне, – подойдите-ка сюда!

– Что опять не так? – спросил я. – Вы же знаете, я всегда спра…

– Вы на часы хоть иногда смотрите? – перебил режиссёр. – «Интеллигента» мы снимаем с 9– ти до 11– ти. А сейчас, – он показал мне свои часы, – пять минут двенадцатого. Уже целых пять минут идёт съёмка комического сериала «Бедный Павлик»!

– Попробуй, разберись, – стал оправдываться я. – Во всех сериалах одни и те же актёры, все съёмки проходят в одном помещении… Вы бы хоть сценарии раздавали!

Он ехидно засмеялся:

– В день мы снимаем пять сериалов. Если я даже – просто ради смеха, – поручу кому-нибудь написать сценарий, вы же всё равно прочитать не успеете. Так что давайте прекратим дискуссию, – он покровительственно похлопал меня по плечу. – Ну-ну, вы же сможете, я знаю. Просто перемещайтесь в кадре, внимательнее слушайте, о чём говорят другие, и тоже что-нибудь говорите.

– Пошутить о чём-нибудь, – предположил я.

– А вот этого не надо, – нахмурился режиссёр, – ещё не известно, что вы нашутите.

– Так сериал же комический, – напомнил я.

– Ну, и что? Просто мы потом на монтаже после каждой третьей реплики будем давать закадровый смех, вот зритель и поймёт, что это пошутили. Да, – спохватился он, – вы в комнату неправильно вошли! Надо было влететь, как от пинка! Если боитесь, что не получится, пусть вас по-настоящему пнут. Обратитесь к водителю, он это всегда с удовольствием…

Но мне не хотелось, чтобы меня пинали.

– А может, – предложил я, – я просто войду, а вы потом дадите закадровый смех, и зритель поймёт, что меня…

– Что, уже шутить пробуете? – снова нахмурился режиссёр. – Всё, все по местам! Ассистент, принесите новый торт, сцену надо переснимать.

Но на меня, похоже, в тот день что-то нашло: так и хотелось попробовать себя в режиссуре, и я обратился с новым советом:

– А что, если её не переснимать, а вставить в «Интеллигента»? Помните, в прошлом месяце, когда мы сдавали сериал «Дважды беременная и покинутая», оказалось, что монтажёры по ошибке влепили в него сцены из трёх других сериалов? И никто ничего не заметил, хотя в тех сериалах мы эти сцены тоже оставили.

– А ведь верно, – задумался режиссёр, но тут же замотал головой: – Нет, нет, всё-таки переснимем, а ж потом разберёмся, что куда вставлять! Начинаем!

Я вздохнул и пошёл искать водителя. На этот раз всё прошло, как по маслу.

Следующей была съёмка сериала про зону «Опущенные и оскоплённые», но поскольку к этому моменту со мной уже успели проделать всё, перечисленное в названии, режиссёр сказал, что я свободен.

– Только далеко не уходите, – предупредил он, – может, ещё понадобитесь.

– Для чего ж это я ещё могу понадобиться? – резонно возразил я, припоминая отснятый материал. – Вы же вчера признались, что на большее у вас фантазии не хватает!

– Ну, мало ли, – невнятно пробормотал он, – может быть, всё-таки, кто-нибудь что-то новенькое придумает…

Я направился в кафе неподалёку, чтобы перекусить. За одним из столиков я увидел красивую и чем-то очень знакомую мне девушку; она тоже заметила меня и призывно помахала рукой. Я сделал заказ, сел рядом с ней, продолжая лихорадочно размышлять, в каком же сериале мы вместе снимаемся, как её зовут и как начать разговор. Она начала его сама:

– Может, ты хоть сегодня придёшь пораньше? Мне уже надоело каждый день уверять соседей, что мой муж пока ещё меня не бросил и что сегодня он обязательно вместе со всеми поработает на благоустройстве двора!

– Отлично, – кивнул я, – и текст хороший, и интонация искренняя. Палычу понравится. А в каком сериале ты играешь мою жену?

В её глазах засверкали молнии.

– Да не в сериале, болван! – крикнула она. – Не в сериале, а в жизни! И не играю, а на самом деле мучаюсь! Ты что, уже и меня не помнишь?

– Что ты кричишь? – стал выворачиваться я. – Помню, конечно. Это я репетировал реплику к «Бедному Павлику». Вижу, что здорово получилось, раз ты поверила. А насчёт двора – завтра у меня свободный день, и я готов его весь посвятить благоустройству!

Жена (надо же! Я, выходит, женат? ), по-моему, не очень поверила, но, всё-таки, промолчала.

На студию я вернулся как раз вовремя: началась съёмка «жизненного» сериала «Просто Наталья». Здесь и было всё просто. Мы сидели в гостиной и обсуждали вопрос о чайнике. На правах старшего брата главной героини, я первым начал разговор: очень последовательно и логично объяснил всем, что, поскольку чайник мы поставили давно, то он, наверное, уже вскипел; следовательно, надо пойти и выключить. Но наша с Натальей тётя сказала, что раньше – да, когда у нас ещё чайник был не автоматический, его надо было выключать, а теперь чайник у нас автоматический, и его выключать не надо, он сам выключится. Тут и остальные вступили в разговор и стали рассуждать о том, как плохо было раньше: чайник был не автоматический, и его надо было выключать; зато теперь – совсем другое дело: чайник автоматический, и его выключать не надо. Получалось, что все объединились против меня. Тогда я им сказал, что, хорошо, чайник у нас сейчас автоматический, его выключать не надо – раньше надо было, а сейчас нет, – но заварной-то чайник у нас не автоматический! Значит, надо пойти, обдать его кипятком и насыпать заварки. Все как-то подавленно промолчали, и я подумал, что, наверное, высказался чересчур резко. Чтобы как-то смягчить свои слова, я высказал предположение, что наступят времена, когда и заварной чайник будет автоматическим, и тогда не надо будет идти, обдавать его кипятком и насыпать заварки. Сразу же воспрявшая после моих слов тётя сказала, что – да, заварной чайник у нас не автоматический, и надо обдать его кипятком, а вот заварки насыпать рано, потому что надо сначала обсудить, какой именно заварки туда насыпать.

За этим интересным разговором время пролетело как-то незаметно, и вот уже режиссёр стал показывать нам знаками, что серия заканчивается, и нужна какая-нибудь эффектная концовка. И тут мы все, не сговариваясь, вернулись к теме, которую начали обсуждать совсем недавно: последние серий десять. Уже в то время мы заметили, что Наталья как-то располнела и стала любить солёные огурцы. И мы всё гадали: к чему бы это. А сейчас дядя Петя взял и ляпнул: это, мол, у неё от беременности! Мы стали думать, что бы на это ответить, но не придумали.

И тут послышалось «СТОП!» режиссёра.

Он был очень доволен:

– Финал потрясающий! А как здорово вы сыграли ошеломление: прямо, как немая сцена в «Ревизоре»! В начале следующей серии мы этот эпизод повторим. Во-первых, потому что он очень эффектный, а во-вторых, – ещё 10 минут таким образом выиграем. Ну, всё! До послезавтра все свободны!

Я шёл по улице и грустно думал о том, насколько отвык от реальности. Вот, кончились съёмки, и я понял, что совсем не представляю, куда должен идти и что делать. Внезапно я обнаружил, что нахожусь на пустынной улице, и ко мне направляется группа ребят самого хулиганистого вида.

– Закурить не будет? – спросил один из них.

…Я медленно приходил в сознание. Очень болел затылок, лицо было в крови, из карманов исчезли бумажник и сотовый телефон. Опять я попался на этом! Главное, сколько раз видел себя в подобной ситуации на экране! Всё очень красиво: я, слегка разведя в стороны ноги, резко сжимаю кулаки и, вбирая носом воздух, начинаю подтягивать их к телу, затем делаю полуприсест и ставлю первый блок. А эти меня – бутылкой по голове! Даже остальное не досмотрели и не дали сказать «И-йя!». Ни один бандит в сериале не вёл себя так подло!

Я огляделся по сторонам и увидел чем-то знакомый мне дом. Внутренний разум подсказывал, что я бываю здесь довольно часто. Минут пять я честно пытался вспомнить, в качестве кого сюда прихожу, но ничего не получилось: снимаясь в большом количестве сериалов, я совершенно перестал ориентироваться в том, что происходит со мной на съёмках, а что – в реальной жизни. Махнув рукой, я решил полностью положиться на интуицию, рассудив, что ноги сами приведут меня, куда надо. Ноги привели меня к дверям какой-то квартиры, а рука нажала на звонок.

Дверь открыла молодая женщина. Увидев меня, она ахнула:

– Господи, да что с тобой?

Я что-то промямлил. Она провела меня в комнату, уложила на диван и стала обрабатывать мои раны. Я по-прежнему не знал, кто она такая и как её называть. Но, слава Богу: Он дал женщинам язык! Ухаживая за мной, она говорила без умолку, и уже через пять минут я выяснил, что её зовут Люся, мы с ней любовники уже полгода, и я обещал развестись и жениться на ней. «А-а, – мысленно обрадовался я, – так это же, как в сериале «Измена как измена»!

Дальнейшее общение не составило для меня никакого труда.

Домой я возвращался, как всегда, затемно. В кармане лежала бумажка, на которой рукой заботливой Люси был записан мой домашний адрес и имя жены.

Я прикидывал, сцены из какого сериала больше подойдут для домашнего поведения, но тут послышался визг тормозов, и рядом остановилась студийная машина. Из неё выскочила ассистентка.

– Где вы ходите, господин артист? – затараторила она. – Мы вас обыскались, а Николай Палыч срочно требует!

Меня запихнули в машину и отвезли обратно на студию. Помреж посмотрел на моё лицо, но ничего не сказал и помог переодеться в съёмочный костюм.

– Ну, наконец-то! – приветствовал меня режиссёр. – А у меня для вас чудесная новость! Мы нашли нового консультанта: психопатолога. Он подсказал столько сцен для «Опущенных и оскоплённых» с вашим участием – ещё год сниматься будете!

И тут я, наконец, понял, как это всё мне надоело! Как я хочу попробовать жить только настоящей жизнью!

Я ощупал карман: пистолет с «Интеллигента» был там.

– А «Занудливых и придурковатых» вы снимать не хотите? – спросил я.

Я всегда спрашиваю или здороваюсь перед тем, как открыть стрельбу.

Любовь и жертва

(подражание О. Генри)

Ромео ради любви готов был отказаться даже от своего имени. Голливудский актёр Рассел Кроу пожертвовал карьерой и миллионными гонорарами, чтобы всё время находиться рядом с возлюбленной. Эти имена на слуху, и их пример, конечно, впечатляет. Но Любовь – богиня очень демократичная, и жертвы людей не столь богатых и знаменитых значат для неё ничуть не меньше.

Сид и Джулия были женаты уже почти три года. Вполне достаточный срок убедиться, что вечно хрупкая лодочка Любви не разбилась вдребезги об огромный трансконтинентальный лайнер Быта, а, попав в его струю, плывёт себе рядом, лишь изредка испытывая лёгкие бортовые удары.

Джулия оказалась неплохой хозяйкой. Почти всегда с первой же попытки она могла поджарить яичницу или даже колбасу, а Сид, погнув всего два гвоздя, уверенно вбивал в стену третий, причём, настолько прочно, что тот редко вываливался сразу же, даже если на него что-нибудь повесить – не слишком тяжёлое, конечно.

Надо сказать, что не очень-то они и стремились вкушать изысканные блюда или уставить две свои крохотные съёмные комнатки красивой мебелью. И не только потому, что у них не было для этого денег. Сид и Джулия были людьми творческими, и именно с Творчеством связывали все свои надежды и устремления. Он заканчивал свой первый, совершенно грандиозный роман, а она, коротая время в ожидании вот-вот готовых свалиться на неё выгодных заказов, оттачивала своё мастерство книжного иллюстратора. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы делать иллюстрации для романа Сида! Каждый из них должен идти в Искусстве своей дорогой – так они решили сразу же после того, как поженились. Точнее, так решил Сид.

– Малышка, – сказал он, – я – писатель, ты – художник, вроде бы, само собой напрашивается, что мы должны работать в паре. Но этого делать нельзя. Вот, скажем, выйдет моя книга с твоими иллюстрациями, и ты будешь думать, что пробилась только благодаря мне, а это может лишить тебя уверенности в своих силах. Но когда-нибудь потом, когда каждый из нас сделает себе имя, мы обязательно объединим наши таланты.

Джулия не имела ничего против того, чтобы пробиться благодаря Сиду. Но она охотно и даже горячо с ним согласилась. Любая умная женщина сделает так. Она не знает, почему, но знает, что так надо. А Джулия, несомненно, была умной женщиной: разве вы встречали где-нибудь глупого художника?

Остаётся только сказать, на что же они жили, ибо Искусство имеет обыкновение кормить только уже признанных мастеров, а новичков – даже амбициозных – допускает к себе только после того, как они поели где-нибудь на стороне. С этой целью Джулия давала уроки рисования, а Сид хватался за любой случайный заработок. Надо признать, что им не пришлось бы жаловаться на недостаток денег, если бы именно эти виды деятельности были их основной работой. Джулия легко входила в контакт с детьми, а её приятная внешность располагала к ней и родителей; Сид же очень быстро сделался настоящим асом в погрузке и выгрузке ящиков с товарами, и его охотно нанимали в любом магазине. Но не очень-то их это радовало, ибо стремились они совсем к другому: Джулия размещала объявления с предложением услуг по оформлению книг, а Сид бегал по издательствам, просиживая в них часами в тщетной попытке обратить на себя внимание редактора.

Отношение со стороны последних к очередному новоиспечённому литературному гению общеизвестно. Если вы, начинающий писатель, пришли в издательство, а редактор встречает вас с распростёртыми объятиями и говорит, что ваша рукопись – чудо, и он немедленно издаёт её громадным тиражом, призовите на помощь весь свой здравый смысл, твёрдо заявите, что прекрасно понимаете, что никакой он не издатель, а врач психиатрической клиники, и он, возможно, решит, что лечение проходит успешно, и вас пора выписывать.

Сиду пока все редакторы попадались настоящие, поэтому ни о каких изданиях и тиражах речи не заходило.

И всё же иногда бывает, что госпожа Удача – особа крайне капризная, взбалмошная и эксцентричная – вдруг подкидывает вам и приятный сюрприз. Просто для того, чтобы лишний раз намекнуть на свою непредсказуемость.

Случилось так, что маститый и успешный писатель Барни Хауер повздорил с редактором издательства «Будни Мельпомены» Джеффом Макдауэлом и лишил его своего очередного романа, злорадно предложив попробовать возвратить через суд выданный ранее аванс. С отчаяния Джефф полез в мусорный бак, где у него хранились рукописи начинающих авторов, вытащил ту, что лежала в самом верху (это оказался роман Сида) и погрузился в чтение, вскользь про себя отметив, что первые восемь строк ему будто бы уже знакомы.

На следующий день Сид, в очередной раз забежавший посидеть в коридоре издательства, сделать этого не смог, потому что секретарша редактора, приветливо и даже как-то по-свойски улыбаясь, пригласила его к шефу. И уж совершенно ошеломляющим было то, что редактор выскочил из-за стола, поздоровался с Сидом за руку, предложил расположиться в кресле и угостил сигаретой. Сид заподозрил, что всё это неспроста, и это тут же подтвердилось. В своей горячей речи редактор похвалил его самого и его роман, определил роль и значение Сида в мировой литературе, выразил уверенность в будущем с ним сотрудничестве, которое, впрочем, лично он готов уже начать прямо сейчас, опубликовав роман весьма значительным тиражом. Будучи человеком честным и объективным, редактор признал, что роман другого начинающего автора, Джона Брукса (оказавшийся в баке вторым сверху), вряд ли слабее, и он, редактор, колебался в выборе, но всё же сделал его в пользу Сида. В заключение своей пламенной тирады он предложил немедленно приступить к работе с художником издательства, от себя присовокупив, что договор будет составлен уже на этой неделе.

– А могу я сам найти себе художника? – спросил Сид, о чём-то усиленно размышляя.

– Ну, если его уровень достаточен… Пусть принесёт пару своих работ, а там решим.

Будь мы с вами на месте Сида, мы бы, конечно, выйдя от редактора, громко закричали на всю улицу или пустились в пляс. Такое поведение было бы вполне логичным, поэтому нам абсолютно непонятно, почему Сид не проделал всё вышеперечисленное, а, собрав на лбу не меньше десятка морщин, направился в сквер, где уселся на скамью в глубоком раздумье.

По странному совпадению, и Джулия в этот день находилась в схожем состоянии. Она сидела дома и грустно размышляла, что, вот, сегодня годовщина свадьбы – три года! – и хорошо бы сделать Сиду какой-то полезный и функциональный подарок. Про новый компьютер, разумеется, и речи нет, но хотя бы купить новую клавиатуру вместо старой, с наполовину стёршимися буквами. Ещё утром это казалось вполне осуществимым – ведь семья Андерсенов отдаст ей сегодня плату за обучение дочери, – но всё рассеялось в дым, когда миссис Андерсен, краснея и извиняясь, попросила отсрочить это до завтра.

– Конечно, конечно, ничего страшного, – пробормотала Джулия, мысленно проклиная себя, что не может твёрдо и настойчиво заявить, что деньги ей просто необходимы и именно сегодня.

Говорят, уровень благосостояния семьи исчисляется количеством вещей, которые можно быстро продать, не понеся при этом существенных убытков. Мысленно попробовав продать что-либо из своих украшений, Джулия сделала правильный вывод об их с Сидом благосостоянии. Она уже приготовилась расплакаться, но тут зазвонил телефон. Может, это Андерсены, и сейчас скажут, что могут заплатить сегодня?