Sadcore

Парашют

Раннее утро, полная маршрутка, натянутая тишина, лучи взглядов. Все едут на работу, мама везет дочку в садик. Ребенок что-то очень увлеченно ей рассказывает, мамаша не очень охотно слушает, стреляя глазами по наглым сидящим студентам.

– Мам, а потом этот дядя заплакал! – говорит дочка.

– Зайка, ну это же тебе снилось, – отвечает мать и нелепо изгибается, вцепившись в спинку кресла, чтобы посмотреть в окно и по вывескам универсамов понять, какой именно квартал Южного Бутова маршрутка проезжает, и не пора ли пробиваться к выходу.

– Просто… – начинает девочка и обрывает фразу на этом слове, совершенно не по-детски оставляя в воздухе драматическое многоточие.

И в этот момент я, один из смотрящих в пол молодых людей, явственно ощущаю ту стену непонимания, которой окружен этот ребенок. Ее миру всего несколько лет, и она, как советский космонавт, падающий в атмосферу внутри тесной посадочной капсулы, отчаянно пытается разобраться в своих ощущениях, прислушиваясь к нарастающему гулу пламени за обшивкой и глядя на неотвратимо приближающуюся Землю со смесью ужаса и восторга.

Она вдыхает кислород, она видит сны, она открывает для себя вещи, у которых еще нет названий, называет плачущего мужчину «дядей», потому что ей неизвестно, что такое «плачущий мужчина», «разбитое сердце» и «сильная женщина». С ней разговаривают камни, ее посещают инопланетяне, ее имя шепчет висящее за окном невидимое существо, которое нельзя разглядеть сквозь изморозь, но можно почувствовать всей кожей, можно изобразить его на листке бумаги и принести воспитательнице в садике, и она улыбнется, и спросит: «Кто же это, зайка?» И эти слова опять ударятся о стену непонимания и превратятся в пепел, как глупые птицы, угодившие под несущийся в огне космический аппарат.

Однажды ночью она проснется в полной тишине – в такой глубокой, что будет слышно, как на улице Якиманке крутится турбина в машинном зале ГЭС №1, и как трещит табак в сигарете дяди, вышедшего покурить на балкон серого дома на набережной, где жили близкие к Сталину люди. «Парашют! Парашют!» – «Расчетный район приземления – квадрат четыре» – «Вас понял» – «Внимание всем, отправляем спасательную команду в район приземления» – будут переговариваться голоса где-то на границе слышимости. «Приземление прошло успешно, повторяю, она приземлилась» – далекий исчезающий шум аплодисментов. Она спустит ноги с кровати, подойдет к окну – растрепанная семилетняя девочка – встанет у стекла и расплющит об него нос, глядя вслед невидимому прозрачному существу, медленно уплывающему от нее за горизонт.

– Пока, – передаст она ему по одной ей известному каналу, одной ей известным языком.

– Прощай, – ответит существо.

– Зайка, ты чего? – заглянет в комнату мама. – Ты с кем разговариваешь?

– Ни с кем, – ответит она.

– Еще ночь, ложись обратно, – сонным голосом скажет мама и закроет дверь.

Девочка дождется, пока проскрипят половицы в коридоре, громыхнет дверца шкафа на кухне, булькнет вода в фильтре и щелкнет дверь маминой спальни, бросит еще один взгляд на светлеющий горизонт, развернется и поплетется к кровати, на ходу отцепляя от майки стропы парашюта.

На Трубе

– Ты где?!! – орет захолустного вида мужик в расстегнутой кожанке в свою мобилу, стоя посреди Трубной площади.

Он неуклюже изгибает руку, приподнимает кепку, вытирает вспотевший лоб и быстро возвращает телефон к уху.

– Але?!! – продолжает орать он. – Что? Я где?! Я… э-э-э… – заминается на секунду, ошалело смотрит по сторонам: на голые деревья на Цветном бульваре, на вентиляционные шахты метро, на одноэтажные дома, где два века назад жила прислуга, а теперь живут мажоры и висят объявления о продаже и аренде, по одному качеству печати которых ясна стоимость, на стекляшки возле метро, в которых на нижних этажах – офисы, а на верхних – апартаменты, то есть, сидит, значит, такой офисный планктон в кресле на колесиках, заполняет свои таблицы в экселе, а над потолком, в пяти метрах от него, мускулистый негр жарит состоятельную женщину бальзаковского возраста на ее зеркальном сексодроме оттенков крови и золота; мужик в кожанке вертит головой, нервничает, раздувает ноздри, снова поправляет кепку и уже собирается заорать в телефон, что он – да хуй знает где! – как вдруг видит прямо перед собой стену Богородице-Рождественского женского монастыря. С его покрасневшего лица сходит напряженная гримаса, и оно принимает простое крестьянское древнерусское неизменное выражение радостного узнавания.

– Я-а-а-а-а у этой! У стены! На Трубе, бля! – ликующе произносит он. – А ТЫ ГДЕ?!

Метро извергает на площадь негустой воскресный поток москвичей, они рассеиваются на маленькие группы и отдельных персон, из апартаментов на 25-м этаже выглядящих как одинаковые черные муравьи: хипстер, художник, решала вопросов, бабка, чикуля, гопник, задрот. Каждый углубляется в свой переулок и ползет по своему маршруту, неся свою тростинку. Один из муравьев хаотично бегает вокруг выхода из метро, затем, вызывая шквал раздраженных гудков, бросается через проезжую часть с криком:

– Я ЗДЕСЯ!

– Эге-е-ей! – машет мужик. Та, кому он машет, уже в его поле зрения, но он продолжает орать в телефон, как будто это мистический ритуал, и связь нельзя прерывать, пока твой собеседник не окажется рядом, не обдаст тебя чесночным запахом и не чмокнет в пухлую щеку.

– Куда ты через дорогу прешь, дура!

– Я ЗДЕСЯ! – радостно кричит веснушчатая русоволосая девушка, размахивая косынкой в чистом воздухе, не содержащем ни угарного газа, ни аэрозолей, разрушающих озоновый слой, ни аромата «Эссе лайт», ни шлейфа «Мисс Диор». Она вкладывает пальцы в рот и свистит, чтобы привлечь внимание парня, который стоит, озираясь, возле стены, отделяющей дворянский Белый город от ремесленного Земляного.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.