120 дней Содома, или Школа разврата

Что касается религии, то здесь президент не принял мер по примеру Дюрсе с Констанцией, поскольку был совершенно уверен, что его речи и книги навсегда отвратили дочь от религии. И ошибся: религия стала неотъемлемой частью души Аделаиды. Президент мог сколько угодно поучать ее и заставлять читать его книги – она оставалась набожной; все извращения, которые она всей душой ненавидела и жертвой которых была, не могли отвратить ее от религии, составляющей всю радость ее жизни. Она пряталась, чтобы молиться и совершать религиозные обряды, за что бывала сурово наказана как отцом, так и мужем, когда они ее заставали. Аделаида стоически переносила свои страдания, глубоко убежденная, что будет вознаграждена в ином мире. Ее характер был мягким и кротким, а попытки благотворительности доводили ее отца до бешенства. Презирая класс бедняков, Кюрваль стремился еще больше его унизить или найти в его среде жертв; его великодушная дочь, напротив, готова была все отдать несчастным, часто тайком вручала им свои деньги, выданные ей на мелкие расходы. Дюрсе и президент без конца бранили и отчитывали ее за это и, в конце концов, лишили абсолютно всех средств. Аделаида, не имея больше ничего предложить беднякам, кроме слез, горько плакала по поводу совершаемых злодеяний, бессильная что-либо исправить, но по-прежнему милосердная и добродетельная. Однажды она узнала, что некая женщина, понуждаемая страшной нищетой, собирается за деньги принести свою дочь в жертву президенту. Президент уже начал готовиться к процедуре столь любимого им наслаждения. И тут Аделаида продала одно из своих платьев и вырученные деньги отдала матери девочки, отговорив ее от преступления, которое та едва не совершила. Узнав об этом, президент (его дочь еще не была замужем) наказал ее столь жестоко, что она две недели пролежала в постели. Но даже подобные меры не могли остановить благородных порывов этой возвышенной души.

ЮЛИЯ, жена президента и старшая дочь герцога, могла бы затмить первых двух женщин, если бы не существенный, на взгляд многих людей, изъян, хотя именно он, может быть, и пробудил страсть Кюрваля, ведь причины, вызывающие страсть, часто непостижимы. Юлия была высокой и хорошо сложенной, хотя излишне полновата и рыхла, у нее были красивые каштановые волосы, белое дородное тело; женский орган – горячий и узкий, обещающий самые приятные удовольствия, красивые икры и прелестные лодыжки. А вот рот некрасивой формы с плохими зубами, притом она была чрезвычайно неопрятна, это касалось и всего тела в целом, и двух храмов любви – здесь она была достойной президента; повторяю, вряд ли кто другой, несмотря на всю привлекательность Юлии, смог бы выдержать ее нечистоплотность. Но Кюрваль был от нее в восторге: с этих зловонных уст он срывал цветы удовольствия, он приходил в исступление, целуя ее; что же касается нечистоплотности, то он был далек от того, чтобы упрекать ее за это, даже наоборот, его вполне устраивало, что она была в таком разладе с омовениями. К этим недостаткам Юлии добавлялись и другие, но менее неприятные: она была невоздержанна в еде, имела склонность к пьянству, добродетелью не отличалась, и я думаю, что, осмелься, она вполне могла бы торговать собой на улице. Воспитанная герцогом в забвении всех правил и принципов, она легко усвоила его философию. Как нередко бывает в разврате, женщина, обладающая теми же недостатками, что и мужчина, нравится ему меньше, чем та, что исполнена добродетели. Одна ведет себя как он, другая в ужасе от его поступков, – и вот именно этим она уже желанна и влечет к себе.

Герцог, имеющий, как мы помним, могучее сложение, с удовольствием пользовался своей дочерью, хотя ему пришлось дожидаться ее пятнадцатилетия, а потом (поскольку он хотел выдать ее замуж) принять меры к тому, чтобы не нанести ей слишком большой ущерб; так что, в конце концов, он был вынужден довольствоваться менее опасными удовольствиями, хотя и не менее утомительными для нее. Юлия мало выиграла, став женой президента, у которого, как мы помним, был огромный член, к тому же он был нечистоплотен, но и она сама была грязнулей, хотя эта грязь не шла ни в какое сравнение с той грязью порока, которой в высшей степени обладал ее драгоценный супруг.

АЛИНА, младшая сестра Юлии и в действительности дочь епископа, не была похожа на свою сестру ни характером, ни привычками, ни недостатками. Она была самая молоденькая из четырех: ей едва исполнилось восемнадцать. У нее была пикантная физиономия, свежая и задорная, вздернутый носик, карие глаза, полные живости и огня, прелестный рот, стройная талия, хотя несколько широковатая; она вообще была в теле, кожу имела несколько смуглую, но нежную и приятную, ягодицы весьма пышные и округлые: это место у нее было пределом мечтаний развратника. Женский орган красивый, покрытый темными волосами и расположенный несколько низко, что называют «по-английски», но узкий; когда ее представляли ассамблее, она была девственницей и оставалась ею к моменту нашего рассказа, – мы увидим, как разрушительны были первые опыты. Что касается заднего прохода, то едва ей исполнилось восемь лет, епископ начал им пользоваться ежедневно, но никакого вкуса к этим занятиям она не получила и, несмотря на свой шаловливый и возбуждающий мужчин вид, не испытывала ни малейшего удовольствия от тех забав, жертвой которых становилась ежедневно. Епископ мало заботился о ее образовании. Она едва научилась читать и писать. О религии она вообще не имела никакого понятия и оставалась ребенком во всем: продолжала играть в куклы, смешно отвечала на вопросы, нежно любила свою сестру. Епископа она ненавидела, а герцога боялась как огня. В день свадьбы, оказавшись голой среди четырех мужчин, она заплакала, но выполнила все, что от нее потребовали – без всякого удовольствия.

Она была очень чистоплотной и трезвенницей. Ее единственным недостатком была лень. В ее поведении, облике, во всех ее поступках чувствовалась небрежность. Президента она ненавидела не меньше, чем своего дядю, и только Дюрсе, который тоже с ней не церемонился, был единственным, к кому она не питала отвращения.

Таковы восемь главных персонажей, с которыми вам придется сжиться, дорогой читатель. Пришло время снять покров с предмета тех причудливых и предложенных нам наслаждений.

Истинными распутниками уже признано, что ощущения, воспринимаемые органами слуха, принадлежат к числу дающих самые живые впечатления. Наши четыре развратника, пожелавшие вкусить порок во всей полноте и глубине, придавали слуховым ощущениям особое значение. Вот почему и зашла речь о том, чтобы освоить все способы сладострастия и все возможные его разновидности и оттенки, словом, о самом глубоком постижении самого языка порока. Трудно даже себе представить, до какой степени человек способен разнообразить порок, когда его воображение воспламеняется! И тот, кто смог запечатлеть во всех деталях и во всем разнообразии способы достижения сладострастных ощущений, создал бы одну из самых прекрасных и, может быть, самых захватывающих книг на свете. Потребовалось бы собрать воедино все эти сюжеты, проанализировать их, классифицировать и превратить в живой рассказ.

Такая попытка и была проделана. После бесчисленных консультаций и долгих поисков были, наконец, найдены четыре женщины, уже в возрасте (наличие опыта было главным условием при отборе кандидатур), чья жизнь прошла в самом разнузданном разврате, в котором им и предстояло отчитаться. Чтобы соответствовать требованиям отбора, они должны были, кроме всего прочего, обладать красноречием и определенной гибкостью ума. Каждая из них должна была рассказать о самых причудливых проявлениях порока, какие она только встречала в своей жизни, причем в такой последовательности, что первая из них поведает о ста пятидесяти самых простых и обычных удовольствиях, вторая опишет такое же количество страстей более изощренных, связанных с одним или несколькими мужчинами или женщинами. Третья расскажет о ста пятидесяти самых преступных эпизодах, участники которых преступили все законы общества, природы, запреты церкви. Все эти истории приведут к преступлениям, а совершаемые в пороке преступления необыкновенно варьируются; этих историй тоже будет сто пятьдесят. Четвертая присоединит к событиям своей жизни рассказ о ста пятидесяти различных пытках. В течение всего необходимого для рассказа времени наши герои, окруженные, как я уже выше говорил, своими женами и другими персонами обоих полов, будут слушать, воспламеняться и с помощью женщин или других субъектов гасить пожар, рассказчицами зажженный. Может быть, самым сладострастным в этом проекте будет сам дух спектакля и манера, в которой все это будет происходить. Эта манера и сами рассказы будут формировать наше произведение, которое я заранее не советую читать набожным и слабонервным людям, чтобы не быть скандализированными, поскольку само собой очевидно, что наш план не слишком целомудрен.

Так как четыре актрисы, о которых идет речь, играют в настоящей повести очень важную роль, просим еще раз прощения у читателя за то, что мы вынуждены и их обрисовать. Они будут действовать в своих рассказах – так можно ли их не описать? Не ожидайте от нас портретов особенной красоты, воспевающих их физические и нравственные качества. В данном случае главную роль играют не привлекательность или возраст, а ум и опыт, и в этом смысле услуги их оказались неоценимыми.

МАДАМ ДЮКЛО – так звали ту, которая опишет нам сто пятьдесят простых страстей. Это была женщина сорока восьми лет, хорошо сохранившая былую красоту, с прекрасными глазами, белой кожей, красивым и пышным задом, свежим ртом, прекрасной грудью и роскошными темными волосами, с полной, но высокой талией и манерами девицы из хорошей семьи. Как мы дальше увидим, она провела жизнь в местах, которые смогла хорошо изучить и которые описала с умом и непринужденностью, легко и заинтересованно.

МАДАМ ШАМВИЛЬ была высокой женщиной пятидесяти лет, хорошо сложенной, худой, сладострастие сквозило и во взгляде, и в наклонностях. Безусловная подражательница Сафо, выказывающая это в каждом жесте, в каждом словечке. Не будь этого пристрастия, которому она пожертвовала все, что заработала своим ремеслом, она бы жила, ничем себя не стесняя. Ремесло же ее заключалось в том, что долгое время она была публичной девкой, а в последние несколько лет освоила профессию сводни. Но сводни с разбором: в круг ее клиентов входили лишь распутники в летах, молодежь она никогда не допускала: эта предосторожность оказалась весьма прибыльна, и мадам Шамвиль сумела несколько поправить свои дела.

В ее белокурых волосах уже пробивалась седина, но голубые глаза были все еще живы и выразительны. Хорошо сохранившаяся грудь, выступающий вперед низ живота, клитор в момент возбуждения вырастал до трех дюймов, и она умирала от наслаждения, когда ей щекотали клитор, особенно если это делала женщина. Зад дряблый, помятый и от злоупотребления ее привычками, о которых мы еще будем иметь случай рассказать, потерявший всякую чувствительность, с задом Шамвиль можно было делать все, что угодно.

Что удивительно вообще, и особенно удивительно для Парижа, она была по этой части девственна, подобно только что выпущенной из монастырского пансиона благонравной девице. Если не считать поверхности зада, которой во все тяжкие пользовались обладатели экстравагантных удовольствий, не желавшие проникнуть меж ягодиц, а довольствующиеся лишь внешней поверхностью этих полушарий, то Шамвиль так и осталась девственной сзади.

МАРТЕН – толстая мамаша пятидесяти двух лет, довольно свежая и здоровая, наделенная ягодицами, мощь и великолепие которых трудно превзойти, предлагала удовольствия прямо противоположные. Всю жизнь провела она среди содомитов и так пообвыкла, что только о таких удовольствиях и думала. Ошибка природы, перегородившая к ней вход спереди, заставила ее познавать все радости любви только сзади. Зато она принимала всех без разбора, самые чудовищные мужские орудия не могли ее испугать, она даже предпочитала их более скромным. Ее воспоминания о сражениях под знаменем Содома будут для нас особенно ценными. Черты ее лица были не лишены приятности, но в них уже чувствовалась усталость, и только дородность мешала ей выглядеть совсем увядшей.

В ДЕГРАНЖ соединились воедино преступление и сластолюбие. Она была высокая и худая, пятидесяти шести лет. Лицо ее было бледным и испитым, глаза погасшими, губы мертвыми. Она сама была похожа на преступление, кровавое и жестокое. Некогда она была брюнеткой, и даже хорошо сложена, но сейчас была похожа на скелет, вызывающий лишь отвращение. Ее зад, многими трудами изнуренный, многими отметинами испещренный, истрепанный, изорванный, был покрыт, казалось, не человеческой кожей, а исписанной вдоль и поперек гербовой бумагой. Дыра в нем была столь огромной, что им могли пользоваться любые, самые тяжелые пушки, и это сделало его в конце концов совсем бесчувственным. Чтобы закончить портрет, скажем, что эта воительница, пострадавшая во многих схватках, была без одной груди и трех пальцев, у нее также не было одного глаза и шести зубов; к тому же она хромала. Мы узнаем, может быть, почему она так пострадала. Ничто не могло ее исправить, и если тело ее было безобразным, то душа была средоточием пороков и неслыханных мерзостей. Не было, наверное, такого преступления, которое она бы не совершила: она убивала и грабила, насильничала и отравляла, за ней были грехи отцеубийства и кровосмесительства. В настоящий момент она содержала публичный дом, была одной из признанных всем обществом сводниц и поскольку ее богатый опыт сочетался с весьма своеобразным жаргоном, она и была приглашена на роль четвертой рассказчицы, той, в чьих рассказах ожидалось больше всего ужасов. Кто бы лучше нее, все пережившей на собственном опыте, мог справиться с этой ролью?

Теперь женщины найдены, и найдены именно такие, каких хотели найти. Пришла пора заняться менее важными персонажами.

Поначалу желательно было окружить себя возможно большим числом предметов сластолюбия. Но приняв в расчет, что единственным удобным для этих развлечений местом может послужить тот самый уединенный замок Дюрсе в Швейцарии, где он провернул дельце с крошкой Эльвирой, а в этом не столь уж обширном замке не разместить такое огромное количество обитателей, да и угроза, что кто-либо из этого множества поспособствует ненужной огласке, положили ограничиться тридцатью двумя персонами, включая, разумеется, четырех подобранных рассказчиц: восемь мальчиков, восемь девочек, восемь молодых людей постарше с детородными органами такой величины, что они смогли бы порадовать господ в утехах Содома, да еще четыре прислужницы. Но все эти предметы должны были быть отысканы; целый год ушел на эти поиски, немалые суммы были на эти поиски израсходованы, и вот какие меры потребовались, чтобы добыть самый сладкий товар, какой может предложить Франция.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.