Замок у моря

– Очень, и занимаюсь этим при первой возможности.

– Ну, значит, он будет к вам вдвойне расположен, – проговорил с заднего сиденья Джеральд Холборн. – Сегодня вам надо будет пообвыкнуться здесь, отдохнуть с дороги. А завтра уж будьте любезны к нам в пять часов к чаю. А лучше – пораньше, посмотрите замок.

– Честное слово не знаю, как благодарить за вашу любезность.

– Никак не надо, но вот если вы время от времени сможете сыграть партию в шахматы с моим папашей, дядюшка Мэтью будет вам по гроб жизни благодарен. Он шахматы терпеть не может, и в то же время вынужден быть единственным партнером моего больного отца. Так что, если вы сможете его менять через день-другой…

– Перестань насмешничать, Джеральд. А вон и старый Роббинс.

Машина остановилась у невысокой изгороди. И завидев нас, к калитке двинулся загорелый, с небольшой стриженой бородкой пожилой, но с виду еще очень крепкий, человек.

Приветственно сняв с головы легкую парусиновую шляпу, он обратился в первую очередь к Джеральду:

– Здравствуйте, сэр! Моей старухи нет дома, будет огорчена, что не увидела вас.

– Я еще наведаюсь сюда. А сейчас мы хотели бы устроить у вас капитана Дастингса в качестве постояльца.

– Точнее, двух постояльцев, – добавил я. – Через неделю приедет мой друг.

– У вас ведь много места Роббинс? – сказал Мэтью. – А об условиях, я думаю, вы легко договоритесь и без нас.

– Какие проблемы, мистер Уиттон, наверху две отличные свободные комнаты. Мебель простая, но удобная. Я ведь держу все это, вы знаете, для дочери и внуков. А они не приезжают сюда из своей Канады. Позвольте ваши вещи, мистер Дастингс. Моя старуха отлично готовит, у нас тут все свое-недорогое. Я думаю, вы будете довольны.

Уиттон и Холборн, исчерпав свою миссию, вежливо попрощались и, напомнив, что ждут меня завтра, покатили к себе.

Комнаты, действительно, оказались очень хорошими. Просторными, с удобными кроватями и небольшими, пригодными и для работы и для простого сидения столиками. В каждой – небольшой шкаф, вполне вместительный для привезенного мной гардероба.

«Пэро несомненно будет доволен», – подумал я.

И укрепился в этой мысли, когда появившаяся вскоре миссис Роббинс стала долго и с удовольствием рассуждать об обедах и ужинах, которые, слава богу, у них в деревне есть из чего готовить. Меня даже несколько насторожили ее гастрономические проекты. Ни мне, ни, в особенности, Пэро лишний вес не был нужен. Вскоре, впрочем, инициатива перешла к мистеру Роббинсу с его рыбной ловлей.

– Я, знаете, люблю выходить в море почаще, – слегка пощипывая свою жесткую полуседую бородку, сообщил он. – Сейчас рыба только начинает двигаться к нашим берегам. Сельдь. А главное будет потом – пойдут анчоусы. В хорошие дни я вылавливаю их на продажу столько, что молодому парню надо две недели трудиться за такие деньги в городе. Надо, конечно, знать места и еще очень многое. Сейчас я выхожу в море просто посмотреть, попробовать сети. Да все равно попадается что-нибудь для себя, и хозяин местного паба с удовольствием берет добычу у таких рыбаков как я. Коптят, жарят. Приятная закуска к хорошему пиву.

– А завтра вы собираетесь в море?

– Да, но не очень рано. Часов после восьми. Сельдь, которая сейчас собирается у нашего берега, идет поверху. Ей нравится солнце. Она сейчас игрива, собирается в крупные косяки. Только, – он сметливо взглянул на меня, – если пойдете со мной, я дам вам брезентовый бушлат и такие же штаны. А то вы, хе-хе, так пропахнете, что сможете испортить своим визитом весь замок.

* * *

Та часть берега, куда мы на следующее утро вышли со стариком Роббинсом, была в незначительном отдалении от замка, ярдах что-нибудь в двухстах. Здесь, вытянутые на прибрежную гальку, лежали с десятка два рыбацких лодок и баркасов.

Пока Роббинс готовил один из них, я огляделся вокруг. В стороне от нас килем вверх, подальше от береговой кромки, покоилась большая старая лодка, видимо, уже отслужившая положенный ей трудовой срок, однако мое внимание привлекла совсем свежая надпись на корпусе: «Спаситель». Необычное название.

Старый рыбак заметил мое удивление, но сначала кивнул, предлагая грузиться и отплывать от берега. Мы легко столкнули баркас по мелкой гальке в воду и перекинулись внутрь – Роббинс на весла, а я на заднее кормовое сиденье.

Мой хозяин сделал несколько гребков, потом, взглянув на старую лодку на берегу, заговорил:

– Это я регулярно подновляю надпись. Редкое название, да? Но вполне заслуженное. В конце октября будет уже двадцать два года, как сэр Джон Холборн подарил эту лодку моему старшему брату, ныне уже покойному.

– А почему, все-таки, «Спаситель»? – поинтересовался я.

– Вот в этом-то вся штука. А было это, как я уже сказал, двадцать два года назад. В октябре. Основной рыбный промысел к тому времени уже закончился. Но шторма еще не наступили. И наловить что-нибудь для хорошего ужина можно было без всякого труда. Маленький Джеральд очень любил рыбачить, ну они и отправились в лодке все втроем: его отец – сэр Джон, Мэтью и мальчик.

Он посмотрел через плечо в открытое море и чуть отрулил в сторону замка, а потом, неспешно продолжая гребки, продолжил:

– Вот точно также мой покойный старший брат двадцать два года назад вышел в море. Был, правда, я сказал, октябрь, отлов прошел, и он вышел в море просто, чтобы опробовать новую сеть. Судьба так распорядилась, что сделал он это без особой нужды и в то самое время, когда несчастные Холборны отправились покататься.

Мы уже порядочно отплыли от берега, и только сейчас я обратил внимание на то, как выглядит замок с моря. Это было и неожиданно, и необычно. Со стороны моря замок являл собой крепость на краю обрывистых скал. Взору открывалась высокая суровая стена со средневековыми бойницами и длинной прорезанной узкими щелями галереей наверху, откуда воины могли легко вести стрельбу из арбалетов, мушкетов или легких пушек, в зависимости от технических средств своего времени. Стена была сложена из грубого булыжника, вероятно с тем секретом скрепляющего камень раствора, до которого ученым так и не удается до сих пор докопаться.

– В тринадцатом веке сработано, – с уважением кивая на это суровое воинственное сооружение, проговорил Роббинс. – Только не думайте, что весь замок такой. То есть в далекие времена оно так и было, но передняя часть замка переделана под красивую английскую усадьбу лет двести назад. Вы не видели? Вам понравится. А какие замечательные розовые клумбы перед входом устроил мистер Мэтью.

– Вы рассказывали о какой-то истории с Холборнами и вашим братом, – напомнил я.

– Да. Так вот… когда господа отплыли от берега ярдов на четыреста, лодка неожиданно дала сильную течь. Вода стала вдруг заливать днище. Опытный рыбак, наверно, сумел бы что-нибудь придумать – попробовать заложить щель тряпьем, прижать это чем-нибудь и приналечь на весла к берегу. Но сэр Джон Холборн вообще беспомощный человек, а мистер Мэтью – ловкий и закаленный, но человек не морской… ну и маленький мальчик с ними. Страх хуже смерти, мистер Дастингс. Особенно на море… Растерялись, попробовали вычерпывать воду, да бестолку – она прибывала. Мистер Мэтью рассказывал потом, что начал изо всех сил грести к берегу, а лодка уже погружалась и не шла. Сэр Джон был слабым помощником и больше успокаивал Джеральда, чем вычерпывал воду. А до берега было порядочно. Вода в это время у нас – семь-восемь градусов. Едва ли даже очень сильный мужчина доберется вот так до берега вплавь, а тем более мальчик… И тут, маленький Джеральд закричал: «Лодка, лодка!». Это был мой брат. Он как раз выезжал так, как вот мы сейчас с вами. Большое счастье, мистер Дастингс – такое совпадение.

– Так значит, та лодка «Спаситель»…

– Названа в честь этого события. Ее сэр Джон подарил в благодарность моему брату, и он долго на ней рыбачил. Теперь эта старая посудина не может плавать, но я берегу ее как реликвию, можно сказать.

Старый рыбак задумчиво покачал головой и вдруг, резко повернув голову в сторону открытого моря, быстро проговорил:

– Взгляните-ка скорее – там, ярдах в пятидесяти от нас, золотистые блики на волнах – как будто движутся.

Я пригляделся:

– Точно, именно как вы сказали.

– Тогда попрошу вас быстро на весла. Это стайка анчоусов. Небольшая, но дело верное. Если мы не замешкаемся, кое-что нам достанется. Гребите вдоль волны наперерез… нет, еще левее. Вот так!

Он с поразительной ловкостью стал выбрасывать за борт сети, иногда чуть задерживаясь, следя за рыбьем косяком, который я не имел возможности наблюдать, потому что изо всех сил налегал на весла.

Улов оказался совсем непустяковым и заставил нас изрядно потрудиться.

Анчоусы – деликатесная рыба. Роббинс аккуратно выбирал сети и просил меня раскладывать рыбу по трем ящикам в зависимости от размера. Всего вышло фунтов около шестидесяти, и старый рыбак не скрывал радости от неожиданной удачи.

– Настоящая рыба пойдет не раньше, чем через неделю, – сообщил он, – да и тогда такой улов считался бы очень хорошим. Ей-богу, есть повод посидеть сегодня вечером в пабе. Вы не окажете мне компанию, мистер Дастингс? Ах да, вы же приглашены в замок. Тогда попрошу вас прихватить несколько фунтов анчоусов в подарок от меня Холборнам.

Мы, не напрягая себя, поплыли назад к берегу.

Я снова стал с интересом разглядывать старую стену замка с башнями по бокам. В этом месте береговая полоса прерывалась, и волны бились об отвесный гранит, однако я заметил узкие очень крутые ступеньки. Они были прорублены в скале под башнями с левой и с правой стороны. Так что любой идущий вдоль берега путник мог не обходить замок с суши, а, поднявшись по этим ступенькам, пройти вдоль стены по узкой скалистой кромке, и снова спуститься с другой ее стороны.

Непонятно откуда ко мне вдруг явилась мысль, что сделать это можно совсем незаметно.

* * *

Темно-коричневый фасад замка действительно больше всего походил на богатую усадьбу восемнадцатого века. И сразу в глаза мне бросились расположенная напротив главного входа роскошная розовая клумба. Цветы распадались на два концентрических круга. Внешний круг состоял из застенчиво-изящных алых роз и окаймлял внутреннюю клумбу из необыкновенно красивых, более крупных, белых. Безукоризненно белых. Цветы, несомненно, относились к очень дорогим отборным сортам и были прекрасно ухожены.

Полюбовавшись на чудное создание природы и человеческих рук, я подошел к полукруглому в три плоских ступеньки крыльцу замка. В руках у меня была небольшая, прикрытая сверху папоротником, корзинка с анчоусами – подарок от Роббинсов.

Я уже собрался потянуть за шнурок дверного колокольчика, когда дверь сама передо мной открылась и на пороге появился дворецкий. Лет сорока пяти, высокий, крепкий, и с той небольшой сутулостью, которая часто выдает силу и встречается у моряков и портовых грузчиков. Его коротко постриженные темные волосы были уже довольно редки, но эта склонность к облысению не портила его лица с располагающим к себе приветливым выражением.

Одет он был, несмотря на жаркий день, в легкий черный костюм с белой рубашкой и маленькой черной бабочкой.

– Позволю себе высказать предположение, – слегка поклонившись, начал он, – что вы – капитан Дастингс. Мистер Джеральд велел мне встретить вас и попросить либо подождать в холле, либо, если угодно, пройти в парк. – Он указал рукой в глубину деревьев. – Там молодые джентльмены устроили легкое развлечение – стрельбу по мишеням. А что это, позвольте спросить, у вас за корзинка?

Я объяснил.

– Какие милые люди эти Роббинсы, – он принял корзинку, – я попрошу кухарку приготовить рыбу к завтрашнему обеду. Так вы присоединитесь к их развлечениям или немного подождете в холле и пожелаете что-нибудь подать вам выпить?

Я, как человек военный и к стрельбе не вполне равнодушный, выбрал первое и двинулся в указанном мне направлении вглубь парка со старыми раскидистыми дубами и перемежающимися почти в человеческий рост кустарниками.

Не успел я пройти и двух десятков шагов, как услышал выстрел ярдах в пятидесяти впереди, затем, после небольшой паузы – второй. Я сразу понял, что это револьвер, а еще вернее – короткоствольный наган 1895 года. Да, третий выстрел не оставил никакого сомнения в этом. Хорошее оружие, считается чуть устаревшим, но очень надежным. В особенности для ближнего боя. Полицейские его любят – прост в обращении, удобен. Калибр таков, что даже не самое лучшее попадание выводит врага из строя, и вместе с тем наган не очень тяжел и легко помещается в обычном кармане. Я сам одно время держал его и брал с собой в путешествия, хотя теперь стал предпочитать более портативный браунинг.

Еще через минуту я вышел на небольшую поляну и, приблизившись, разглядел среди деревьев двух молодых людей, ту самую изящную девушку и некоего средних лет господина, стоявшего, опираясь на трость несколько в стороне от прочих.

Одним из молодых людей был Джеральд, другой выглядел моложе. Он был примерно одного роста с Джеральдом и несколько походил на него чертами лица.

Стив Харди, как он потом мне представился, двоюродный брат Джеральда.

С первого взгляда Стив производил впечатление симпатичного и еще не до конца взрослого человека. Более подвижного, чем его кузен, и, как бы это сказать, немного более простого в манерах. В нем чувствовалось детское еще желание по каждому поводу говорить слова, что он и делал. Однако вполне невинно. И как я в дальнейшем убедился, ничуть не досаждая другим своим поведением.

Настроение у компании было приподнятое, если не считать того господина с тростью, который не только не участвовал в общем соревновании, но и не проявлял ни малейшего интереса к происходящему.

– Доктор Николос Бакли, – назвался он, пожимая мне руку, после того, как Джеральд представил меня всем собравшимся.

Доктор имел ухоженную, но не запоминающуюся внешность. Светлые гладко причесанные волосы, светлые же водянистые глаза с небольшими, но хорошо заметными под ними мешками, которые усиливали общее усталое и скептическое выражение его лица.

– Теперь ваша очередь стрелять, капитан, – Стив Харди вложил в барабан пять патронов и протянул мне наган. – Вы единственный, кто может поддержать репутацию мужчин и обыграть даму. Бета попала четыре раза из пяти, я – три. А Джеральд – всего один раз.

– Папа прекрасно стреляет, – проговорила девушка. – Папа, почему ты не хочешь?

– Я уже вышел из возраста детских игр, – вполне пренебрежительно ответил на это мистер Бакли.

– А где мишень? – спросил я.

– Секунду… – Стив вытащил из травы покореженную и уже пробитую в нескольких местах жестяную банку и установил ее на пенек шагах примерно в пятнадцати от меня.

Банка была величиной с очень большое яблоко, и попасть в нее военному человеку, тем более из хорошо знакомого оружия, было делом совсем несложным. Я вскинул руку и начал стрелять. Каждый раз Стив подбегал и ставил сбитую банку на прежнее место.

– Браво, мистер Дастингс! – первой поздравила меня девушка. – Браво, хотя это не очень сложная цель.

– Но вы все-таки один раз промахнулись, Бета, – съехидничал Стив.

Она промолчала, чуть улыбнувшись в ответ. Я вскоре заметил, что она часто отвечает на мелкие пустяки не словами, а легкой полуулыбкой или едва заметным кивком головы.

– Неплохо, совсем неплохо, капитан, – безразличным тоном произнес в мой адрес доктор, доставая из жилетного кармана часы. – Пора, однако же, к чаю, а перед этим я хотел бы посмотреть сэра Джона.

Он повернулся и, не дожидаясь остальных, пошел к замку. Не зная кому отдать наган, я неопределенно поводил им в воздухе.

– Давайте, – Джеральд протянул руку, – это мой.

Оружие, я сразу заметил, было совсем новеньким.

Попав в большую, по-видимому, центральную залу замка, я скоро обратил внимание на один из многочисленных развешанных по стенам портретов – портрет Оливера Кромвеля.

Совсем небольшой по размеру.

Кромвель в начале своей легендарной биографии не очень-то любил парадность, и здесь он был изображен в простой белой с небольшой кружевной отделкой рубахе с широким воротом. Со спокойным и даже на первый взгляд безразличным выражением лица. Хотя приглядевшись, можно было усомниться в этом безразличии. Скорее, в его облике угадывалась покорность року, готовность делать все до конца, как это и отвечало его религиозным и гражданским понятиям. И этим создавался образ обманчивого спокойствия.

– Вам нравится этот портрет? – услышал я вдруг приятный негромкий голос и, оборотясь, увидел спускающегося по лестнице с галереи второго этажа пожилого джентльмена.

– Сэр Джон Холборн, – представился он, сходя с последней ступеньки и направляясь ко мне. – А вы, я ведь не ошибаюсь, капитан Дастингс? Джеральд рассказывал мне о вас.

Я молча поклонился.

– Этот портрет, – сэр Джон на секунду замолк, глядя на великого англичанина, – был подарен моему предку самим Кромвелем в первую годовщину победы в знаменитой Престонской битве. Наш род со своим войском защищал тогда левый фланг и не позволил коварным шотландцам высадить морской десант в тыл Кромвелю. Это очень многое решило, может быть, даже все…

Он задумчиво приумолк, а я, пользуясь этой паузой, получше рассмотрел его лицо.

Сэр Джон несомненно не был стар, видимо, его не следовало бы даже называть пожилым человеком, но выглядел он так, как будто жизнь задалась целью выжать из него все силы и укоротить, насколько возможно, положенный век. Сохранив еще в изрядном количестве волосы, он был почти седым. Причем той старческой сединой, которая делает волосы слишком мягкими и малопослушными. Они были клочковато взъерошены, и он, видимо, уже по привычке, а не для приведения в порядок, часто поправлял и приглаживал их. Лицо у него было бледное, отечное, но с очень подвижными глазами и с беспокойным болезненным блеском, который, во всяком случае поначалу, неприятно действовал на меня.

– Вы, я вижу, уже познакомились, – послышался откуда-то из глубины голос Уиттона, а затем появился он сам. – Каспер рассказал мне о прекрасном улове анчоусов, который вам, капитан, с Роббинсом сегодня достался. Это значит, Джон, что завтра на обед мы будем есть чудесную уху. Старый Роббинс прислал нам пять фунтов в подарок.

– Передайте ему, пожалуйста, мою искреннюю благодарность. Как вы устроились у них? Они славные люди, вам не показалось?

– Да, сэр Джон, они действительно очень славные люди и устроился я прекрасно, а через неделю прибудет мой друг, с которым я надеюсь вас познакомить.

– Очень буду рад.

– И еще одна радость, Джон. Мистер Дастингс – отличный шахматист. Так что тебе придется попотеть в сражениях с ним.

– Я вовсе не утверждал наличия у себя подобных качеств, – начал было я, но хозяин прервал меня снисходительной улыбкой:

– Мэтью любит легкие розыгрыши, не обижайтесь на него. К тому же, он всегда стремится подсунуть мне кого-нибудь вместо себя для игры в шахматы. Он очень прилично играет, но я ему надоел, и у него масса дел по хозяйству. Добавьте к этому, что он, как это теперь любят говорить, спортивный фанат: гири, плавание, еще какие-то физкультурные упражнения. Ему не до меня.

Мэтью слегка смутился, и сэр Джон это заметил.

– Ну-ну, я просто хотел сказать, что на тебе и так слишком много работы по замку. А какие чудесные он выращивает розы! Вы уже видели, конечно, мистер Дастингс? И делает все сам – от стрижки кустов до, извините меня, унавоживания грядок. Особенно эти его замечательные белые розы – они всех приводят в восторг. И представьте себе, категорически отказывается продавать черенки, которые у него часто просят.

– Из искусства нельзя делать бизнес, – серьезным тоном проговорил Уиттон. – Хотя, возможно, мой племянник другого мнения на этот счет… Ну, где эта вечно опаздывающая молодежь?

– Мы все уже здесь, – почти тут же ответил Джеральд Холборн, появляясь вместе с доктором из боковых дверей. – А Стив и Бета уже в столовой. Мы можем садиться за стол, а ты, дядя, – съесть свои обычные восемь сэндвичей.

– Хе-хе, – неуверенно взглянув на меня, отреагировал тот, – как будто когда-нибудь я вообще ел больше трех.

Веселые искры сверкнули в умных глазах слуги Каспера.

– Ну хорошо, четырех, – заметив это, уточнил Уиттон, – в любом случае нельзя так сразу выставлять меня перед гостем обжорой.

– Прошу к столу, господа, – провозгласил слуга и вместе с его голосом раздался первый удар часов.

Я увидел их вдали, в углу залы. Старинные, в человеческие рост, с узорчато оформленной передней стеклянной стенкой и длинным маятником с круглым медным диском на конце и острой уходящей от него вниз иглой. Вполне возможно, что эти часы звучали точно также и тогда, лет триста назад, когда Оливер Кромвель приехал подарить свой портрет верному боевому соратнику.

Здесь, за столом, я сумел подробней разглядеть своих совсем новых знакомых. К первому впечатлению от сэра Джона, пожалуй, трудно было что-то еще добавить, кроме окончательно утвердившегося во мне мнения, что он человек действительно плохого здоровья, и вероятнее всего – сердечник, что вскоре и подтвердилось из их разговора с доктором.

Доктор Бакли несколько исправил мнение о себе как человеке меланхолическом и мрачном. Оказалось, что он умеет хоть и не часто, но вполне дружелюбно улыбаться. Говорил он не очень много, но с теми точными и культурными оборотами речи, которые приятно располагают к себе собеседников.

Стив Харди был по-прежнему улыбчив, болтал о пустяках, но в меру. И, кажется, старался почаще обращать на себя внимание Беты.

Сама девушка ни чем особенным себя не проявляла, что и неудивительно для простого чаепития хорошо знакомых друг с другом людей. Лицо ее, впрочем, представляло определенный интерес. Ее нельзя было назвать красавицей, но, несомненно, лицо было очень нестандартное и на него хотелось смотреть.

Темные волосы с оригинальной стрижкой создавали тот благородный шарм, который я подметил еще тогда – на дороге у коттеджа. Тоже темные, не коричневые, а непонятного, кажется, очень темно-серого цвета глаза, были внимательными, но обращенными чуть в сторону от собеседника. И какая-то легкая скрытность почудилась мне во всем ее облике.

Доктор Бакли вскоре вынул дорогие карманные серебряные часы и сделал легкий поклон хозяину:

– Благодарю вас. Мне нужно еще посетить больного в рыбацкой деревне. Там, где вы остановились, капитан. Хотя предварительно я предпочел бы все-таки послушать вас, сэр Джон.

– Бога ради, доктор, не беспокойтесь. В моем организме со вчерашнего дня абсолютно ничего не изменилось. Отложим на завтра, а вы, поспешите лучше к бедному больному.

– Ну хорошо, пусть так. Бета, в девять прошу тебя быть дома.

– Конечно, папа.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Бакли, – доглатывая кусочек пирога, весело произнес Стив, – мы с Джеральдом доставим ее в целости и сохранности.

– По-моему, достаточно чего-нибудь одного – в сохранности, например. Прощайте, господа.

– А я ловлю вас на слове, капитан, – весело обратился ко мне Уиттон. – Вы обещали партию в шахматы брату, то есть не обещали в прямом смысле слова, но и не отвергали ведь этого совсем, а?

– Да я ничего и не имею против.

– Мэтью, как тебе не стыдно, – укоризненно произнес сэр Джон.

– Стыдно, брат, очень. Но мне еще нужно съездить в город. Позвонили с почты: пришла посылка из Лондонского клуба роз. Там чудесные черенки для морозостойких прививок. Они выведены в Канаде и их практически еще нет в Европе. Это мечта! Теперь я смогу не вскакивать по ночам из-за весенних заморозков.

– Знаем мы тебя, все равно будешь вскакивать, – заявил Джеральд.

А Стив, подтверждая, закивал головой:

– Теперь уже чтобы проверить, не случилось ли чего с новыми черенками.

Все засмеялись.

– Вам бы, молодежь, только и вышучивать пожилых людей, – добродушно ответил Мэтью, по-видимому, совсем не возражая против того, чтобы бывать иногда объектом мелкого юмора.

– Сэр Джон, – обратился я тут же к хозяину, – я действительно люблю играть в шахматы. Уровень у меня, правда, не очень высокий. Но почему бы не попробовать?

Мы вышли в холл, а оттуда – в соседнюю с ним библиотеку – большую хорошо обставленную мягкой кожаной мебелью комнату.

В ее стене, сразу слева от входа, помещался большой, неиспользуемый в это жаркое время года камин. Наверху по обеим от него сторонам висели два портрета – мужской и женский. Я прочел имена на медных табличках под ними: Чарльз Холборн, Элизабет Холборн.

– Родители, – следуя за моим взглядом, пояснил хозяин.

Дальше, в середине комнаты, находился продолговатый стол, за которым могли бы одновременно работать два-три человека. А еще дальше, в противоположном конце, между двумя удобными креслами стоял небольшой шахматный столик на витых темно-вишневых ножках. Приблизившись, я увидел, что его поверхностью служит редкой красоты шахматная доска, представляющая собой каменную инкрустацию, несомненно, очень дорогую и древнюю. Как и тонкие резные фигуры слоновой кости на ней.