опять покров; последний раз.а может, только в крайнийсреди октябрьских разпрекрассверкает образ райский.пришёл покров, но снега нет,зато – покой и воляи сотворённый богом свети озеро и поле;и омофора девы щити на ладонях – церковь…пускай земля сегодня спит,огонь души – не меркнет.настанет срок – падут снегас небесной чистотою,покроют зяби и стогас наивной простотою,и белым саваном – погост,и холодом – до срока…пусть я в деревне только гость,но счастлив как сорока!

подражание джону китсу

смешно устроен человек:поел, и мир ему прекрасен.на солнце стало много пятен?так мы едва живём и век!он любит тех, кто лжёт ему:так странно мир его устроен.поёт, поэтами утроен,он листопаду жёлтому.и суеверен и жесток,бежит он чувства и рассудкаи говорит, что жизнь есть шутка,кладя поклоны на восток.короткой жизни ровно третьон спит в мечтаниях наивныхи ищет счастья в летних ливняхи называет небо «твердь».

люблю

святая осень, мыслей чистота!люблю твои задумчивыя взорыи искренния с богом разговорыи безконечныя – воистину – просторы,в которых вольно дышит красота…а солнца свет! хоть редок, но звончей;хрустит ледок на отражённом небе,вдали тревога о насущном хлебеи, словно бы справляя службу в требе,журчит в лесу невидимый ручей.я здесь живу и радуюсь всему,благодарить за всё и я умеюи, уподобясь фету или мэю,легко прощаюсь с юностью моеюи жду, как смерть, грядущую зиму.15.10.16, дер. твердякино,гостевой дом «нилова пристань»

светлая энергия

она ушла, уехала, уплылана веки вечные в неведомый мне край;она была, и с нею вместе былото, чем наполнен, верно, божий рай.она меня заставила быть лучшесвоим уходом, смертию своей,но с нею, всё же, было бы сподручнеймне пережить до гибели моей.сегодня вновь на родине крещенье,освящены и воздух и вода,сейночи вновь всем людям – всепрощенье.но слышен плач под толщиною льда…январь 2015, селигер

ветры

усилился ветер – усилил ли чувства,прибавил ли силу и правду искусства?очистил ли страшные воспоминанья,улучшил ли наши о родине знанья?меняется снова у речки погода;наверное, ждут нас метели в полгода,и ветер мы этот помянем с улыбкой,и скажем, что страх этот был нам ошибкой…и всё же, и всё же – волнительно очень,когда наполняется ветрами осень!16.09.15. твердякино

на холсте стола

здесь страха нет, что я один в квартире,и что меня по запаху найдут.здесь я в миру, и даже с миром в мире;как у христа за пазухой я тут.но всё равно – меня не оставляетсмертельный страх, особо наяву,того, что срок, как день короткий, тает,а я уже забыл – зачем живу?молиться – да, хоть я и не умеюмолиться так, как ты порой могла…боюсь того, что сделать не успеютруда, что должен, на холсте стола;и не помогут озеро и дали,ни облака, ни светлые леса.чего-то мне, как видно, недодали:не то волненье, и не та слеза…

выпал снег

может статься, что нам не расстатьсяни на миг, ни на год, ни на век,не помогут попытки кастраций,ни прострации сомкнутых век.может статься, что больше ни разуне увижу твой искренний взгляд…я любовь, как болезнь и заразу,выгоняю стихами назад.выпал снег, будто простынь упала.я уж думал – его не дождусь!хорошо, что ты клятв не давала,без тебя как-нибудь обойдусь.по-над белой вселенной повислителефонные наши звонки,и летают вокруг… то ли мысли,то ли хлопья осенней тоски.

метель мне в радость

метель мне в радость почему-то.так сладко думать мне о том,как мчит она из ночи в утропод свист ямщицкий за окном.какая гордость – жить в россии!какое счастье – холода!не заслужили, не просили:за так дано нам навсегда.метель вздымает снег волнами,скрипит погасшим фонарём,кружит, как ведьма, меж домами,колдуя вечером и днём.и всё же – как она красива!летит, как фея на коне,и очистительная силав метельном чудится огне…

в полях безлюдных

но где же праздник вдохновеньясреди руси священных рощи глаз просохших удивленья?всё-всё ушло куда-то прочь.брожу один в полях безлюдныхкак призрак самого себя,лишь пустота очей безумныхв ответ на вызов ноября.уж улетели гуси-утки,а снег спасенья не спешит,и всё темней и глуше сутки,и в горле горечью першит,и даже ветру не поётся…чего ж мне, грешному, желать?не каждый день судьбой даётсяосенней грусти благодать…

не вник в дневник

пропали дни! их место в дневникезияет мне зловещей пустотой,дрожит листок нетронутый в рукеи жалуется с детской простотойпропали дни: единой запятоймне не представил друг бумажный мой,растоптаны они безвременья пятойи не вернутся с кем-нибудь домойчто мыслил я в минуты жизни те,о чём мечтал, к чему стремился я,какой чужой сочувствовал беде,зачем летел душою до саян?а может, я отдал свои часыблагим раздумьям сына об отце?бог весть, скажу, небесные косцы,мы все узнаем истину в конце

да как же так

да как же так? цвела сиреньи снег черёмуховый веял,а нынче вьюга целый день,и в ней гуляет злая фея…надели шапки все столбыи разлеглись вокруг сугробы;под ними, видимо, гробы,а в них – уснувшие утробы.неужто был зелёным двор,и соловей свистал как леший?!у нас был мирный договор,как с толстяками у олеши.а нынче только хлад и мраз,да завыванья в стёклах окон…но, впрочем, уж не первый разседеет в страхе нежный локон.затопим печь, и пусть огоньрасскажет нам благую сказку —как прилетал крылатый конь,спасая деву-синеглазку…12.11.16, дер. твердякино,гостевой дом «нилова пристань»

холодный день

день холодный, и страшный, как глинау разверстой могилы твоей…я пытаюсь писать, но всё мимо,всё впустую, жалей – не жалей.разгорается свет неохотно,ветр осенний скребётся в щелях,а когда-то здесь было дородно,словно деткам в заветных яслях.по-над озером серые тучи,и на сердце – то жалость, то страх,что не будет ни хуже, ни лучше,ибо всё превращается в прах,а живой и спасающей верыочень мало осталось с тех поркак смеялись, бывало, без мерыи о главном вели разговор…дер. твердякино, селигер

автолавка

раз в неделю нас будит сигналомавтолавка, несущая вестьо насущном\ в избытке немалом\,что нам выпить и чем нам заесть.вслед машине не лают собаки,да и люди с двора не спешат;может, молятся: «паки да паки»…только звуков, что писки мышат.белобокая разве сорокаразсудачит товаркам своим,что уснула деревня до срока,превратясь в ледяной аркаим.и подумаешь: может, приснилосьавтолавки явление мне…уповая на божию милость,снова в сон улетишь на коне.14.11.15, дер. твердякино,гостевой дом «нилова пристань»

ноябрь. сыну

душа растворяется в теле,

а после в эфире, как дым,

и дышим, на самом-то деле,

мы истинно духом святым

а тело уходит в могилу,становится снова землёй.мы ходим с тобою, мой милый, по жизни под чёрной золойа мысли – разносятся ветром,а чувства уносят ручьи,и, может, не надо об этом,с тобою мы тоже ничьи:летим, как снежинки, и таем,и шлёпаем оземь, как лист;как лёгкое семя, взлетаем,стихаем как во поле свистзабудется скоро и это,пройдут и зима и весна, и краткое красное летосверкнёт средь осеннего снане плачь, мой далёкий, не надо.молитвою глаз улыбнись. не будет ни рая, ни ада,ведь смерть это тоже – жизнь

день рождения

в день рождения васи плохая погода.да и сам он сегодня не особо хорош.целых три исполняется мальчику года,а его, как грудного, мучит мелкая дрожь.нету на небе солнышка даже намёка,и в пустом холодильнике нет творога.рубашонка у васи от слёзок намокла,он не знает, как каждая мне дорога…может, папа объявится часом случайнои для васи в подарок он сестру принесёт:кукла будет красивою необычайно,с нею вася, покушав, как с родною, уснёт.будет сниться в полнеба апрельское солнце,будет кукла ресницей васе нос щекотать,и, поморщившись, мальчик во сне улыбнётся,и от этой улыбки шевельнётся кровать.белокурая девочка глазки откроети печально и долго еле слышно вздохнёт,а несчастная мама их тихонько накроети душою больною, может быть, отдохнёт…в день рождения васи ни дождя, ни метели,не зима и не лето у него на дворе,не сестра и не кукла лежат с ним в постели,но мечта и надежда о любви и добре…

два портрета

редок снег и небо бледно,лист берёзовый дрожит;так вокруг темно и бедно,что без рюмки не прожить.одиношенькая мухабьётся, дура, об окно,опостылевшая мукабьётся с мухой заодно.тишина стоит в деревне,и вороны не слыхать,стынут голые деревья,зябнет стынущая гать.в доме холодно и пусто,два портрета на стенесмотрят друг на друга грустно.и не вспомнят обо мне.11.10. твердякино. «нилова пристань»

электричка

почернели осенние листья,породнились с холодной травой,потерялась тропиночка лисья,никого – над моей головой.лишь одна на кусту невеличкане мигая мне в душу глядит,да за лесом гудит электричка,о тоске своей бабьей гудит…ноябрь, селигер

редактору

вокруг меня по комнате не строки —летают вкруг отдельные слова,порой божественны, порой совсем убоги;от них гудит как принтер голова.порой сверкнёт блистательная рифма,порой сравненье меткое мелькнёт;строфой классической классического рима…обычной мухой свалится и ждёт.а дальше – что? сидеть, чесать в затылке,разгадывать йероглифы судьбыи видеть истину на дне пустой бутылки?иль говорить: «вот если б да кабы!»таков удел твой, честный стихотворец,обязан быть ты искренним всегда;не можешь, как шекспир, моги как юнна мориц,на каждое «нет-нет» ответь: «конечно – да!»деревня твердякино, селигер

язык карандаша

давно ждёт снега русская душа,теплом осенним сердце истомилось,спешит сказать язык карандаша,что автор призывает божью милость.ему так хочется небесной белизны,он всё надеется на духа обновленье,он так устал смотреть плохие сныи останавливать чудесное мгновенье!но небо ждёт отмашки с облаков,они застыли в строгом ожиданьи…не разжимая сжатых кулаков,изнемогаю в рушащемся зданьи.

гастрокопия

вышел он с гастроскопии,словно заново рождён:«ослепили, оскопили!» —оскорбился; возмущёнбыл назад всего мгновенье,но, увидев белый свет,просветлел на удивленье.– ну, чего? – спросил соседс койки справа. всей палатеинтересно: как и что?– как при понтии пилате!– то есть, с понтом, что ль? – а то!тот, что слева, растерялся:– я не понял ни черта!– ну, короче, со-распялсяи сошёл, аки с креста…

ива

за лето выросла иваи под окном шумит, растрёпанная красиво,жалуется, не спитбыло тепло, было ясноиве на свете всё, красное было прекрасно,как бы сказал басёосень с дождём и со снегомлистья хватила льдом, и зашептала сленгомива, да неладомсыплются битые стёклаветром открытых рам. вот она и умолкла, певшая по утрам

декаденты

в этот день начинается утром зима,покрываются льдом придорожныя лужи, вылезают от страха глаза у сома, ибо чувствует он приближение стужикости ноют у деда от воинских ран,им полученных где-то на тёплом босфоре, перелётные птицы из северных стран опускаются плавно на мраморном морев этот день достаётся из шкафа пальто, и пронзительно пахнет в дому нафталином,и не хочется выйти из дома, зато что-то тайное чудится вам в обозримомошибаетесь вы телефонным звонком,невпопад говорите и скороговоркой,и не видите прошлого лета ни в ком,и с хрустальною рюмкой томитесь за горкой1

осенние этюды

солнца нет и нету снега,

замирает жизни шум,

лень осенняя и нега

не тревожат спящих дум

две бродячие собакисобрались на пустыре,в аллюминиевом бакекипячу на ноябрепролетает в небе голубьмежду зданий наугад;воскресенье, и ни в школуне ведут, ни в детский садхорошо ещё, что топят трубы стен и батарей;мне подсказывает опыт полусотни декабрей,что мороз сейчас ударит,словно смерть со всех сторон: на закрывшемся базаре —туча чёрная ворон

белоснежный…

он всё идёт – какая радость,он всё идёт – какая грусть!какая надобность и надостьтебе, полуночная русь?он всех достанет этой грустью,он этой радостью – проймёт,про всё, что деется над русью,он обязательно поймёт!такой, простите, белоснежный,такой, поймите, северный,и целомудренный и нежный,ему духовно все верны!мой милый снег, душе забава!мой зимний дождь, мой чистый сон!тебя мне жаль безумно, право,святых бессмертных пантеон…

ода трамваю

трамвай! конечно, он – не паровоз,ни красотой, ни силой не сравнится,он грузов никогда больших не вёз,и дым над ним клубами не струится.и всё же – великану он сродни,и песнь его не меньше романтична;лишь мальчики влюблённые однио том поведать могут «на отлично».на стыках рельсов отбивая такт,стремительно он набирает скорость…а если что в стихах моих не так, —за то ответит перед миром совесть.2.\см. в конкурсе «общ. транспорт»\3.трамвай, трамвай… ни супостат, ни ангел,но он живой, и он со мной всю жизнь,и хам трамвайный, до предела наглый,мне не испортит жизни романтизм.нет, то не гром небесный, не цунами —трамвай меня разбудит на зареи, если откровенно, между нами,ему я рад особо – в октябре,когда к нему, бросаясь под колёса,листы спешат: червонный, золотой…я, как молюсь, шепчу тепло и слёзно:не покидай, единственный, постой!да, знаю я, что и железо смертно,и всяк из нас – как отшумевший лист,но ничего не знаем мы наверно…быть может, он, как тот ослёнок, чист…

слёзы текут

слёзы текут, когда сердце оттает,это почти что природный закон,можно сказать, что любой его знает,если он был хоть однажды влюблёнслово рождается, если сердечкопомыслов чистых и чувства полно,строчка летит, как стрела, в безконечность,в звёздной тиши прорубая окноесли же холодно, серо и пусто,то тяжелеют глаза и рука…так, говорят, говорил заратустра,так подо льдом говорит и река

первый мороз

и. бунину

в москве мороз, классическая стужаиного пешехода веселит.студентка бедная укуталась потуже,а колокол как будто всё звенит.и снег хрустит у граждан под ногами,и пар валит над быстрою толпой.зимой холодною да стылыми ночамимоя москва становится собой.на стёклах лёд и райские картины,весь день кипит в столовой самовар.от сквозняков задёрнуты гардины,и так хорош румяный твой овал!глаза – большие, словно бы от страха,в пушистой варежке – озябшая ладонь.от снежного отряхиваясь праха,ты скидываешь шаль свою долой.а я ловлю и шубу меховую,и шутку крепкую и лёгкий поцелуй:«попьём чайку, махнём на моховую —купить бокалы… после… не балуй!»

танец

снежинками наполнено пространство, и в каждой – зашифрованная жизнь,одни на крыши лягут как убранство,другие упадут куда-то внизони свободны, как слова из книги, просыпанные с вырванных страниц;причастные существ крылатых к лиге, горе взмывают и стремятся ницмой взгляд, за ними всюду устремлённый, чего-то ищет в танце белых струй, как будто бледный юноша влюблённыйлюбви своей рассеивает грустьпо мне зима пусть вечно б не кончалась,пусть всё уснёт без боли навсегда,пусть никогда пронзительная алость не разрешит замёрзшие года

перед бурей

как будто сотканы из нежного тумана,к заоблачной тянулись синевемои леса, и утренняя маннаслезой росы мерцала на травемир расцветал невидимым восходом,чуть слышимой симфониею дня,и сам декабрь с зимой и новым годомкометой надвигался на меняцвела полынь свечою ярко-бурой,и рядом с ней дрожал чертополох,сговариваясь тихо перед бурейне поднимать большой переполохя подошёл тропинкою к берёзек обнявшейся с берёзою ольхе,и рассказал им, словно на серьёзе,что с осенью прощаюсь налегке

эпиграмма

говорят, что жизнь жестокаи всё время тянет вниз,говорят, что свет с востока,и клянут социализмговорят, что бабы дуры,что в столице кур доят,что полезны процедуры,от которых не стоятговорят, что жириновскийармянин, а не еврей,говорят, что мэр ростовскийвышел в люди из дверейговорят, что будет завтраконвертируемый рубльи тогда газета «завтра»сядет прессы всей за руль…говорят и свято верятв чушь, которую несут,лишь бы только встретить зверя,а не страшный божий суд

ночь

нет меня счастливей и несчастней,краткий миг – подаренный мне век,имя мне: разумный человек,в мире нет добрее и злораднейв ночь, когда глубокий снег и слякоть,и в окно моё чуть брезжит свет,у меня не только веры нет,нет и просто мужества – заплакать

«свалка»

памяти валерия беляковича

московский журнал со статьёй бондаренкоупал, словно «знамя», из рукуспел я помыслить чего-то маненько,и стало всё тёмно вокругузрел я вдруг сцену грядущего мхата,где вышла на рампу сквозь дымактёрская муза, бледна и лохмата,с артистом одним молодымочами безумно по залу блуждая,истошно вскричала онаи, страх первобытный в партере рождая,прошла звуковая волна,а следом взорвался неистовым рокомвисящих конструкций металли вздрогнул, внезапно настигнутый роком,и бросился в стороны залбегущих, однако, огнями слепилии избивали в дверяхкомандировочные голосили,словно носясь на сносяхно громогласное веское словоих доставало во тьмеи возвращало на место, и сновасвет померещился мнеснова открыл я статью бондаренко,точно очнулся от снатолько немного дрожала коленка,осенью словно весна

рацио про горацио

написал стиховъ горацийне сказать, чтобы гораздо,но один узнавши стих,я понял, что я не псих…«ты – как живопись, о, муза, —начертал он вкруг арбуза, —чем подальше отойдёшь,тем гораздей и найдёшь!»он имел ввиду поэмыи раскрытье главной темы.мол, что рядом и вблизинам не видно, собрази…а всё то, что вдалеке,видно словно на пеньке.ведь и сам гораций то жвсё значимей, как уйдешь…

снегами белыми

восход взошёл, на запад закатилсязакат священный,словно из землисвятое словоглухо прозвучалонездешней речьюдревнею, как небоо, боже праведный,о, боже милосердный,нам посылаешь ангеловснегами,снегами белыми и чистыми,как звукимолчанья белого,молчанья твоего!идёт зима над русскою землёюсторицей полною нам, боже,воздаёшьза все страдания,за грешные молитвы,за битвы тихие,за будущий исход…восход взошёл, на запад закатилсязакат священный…будет ли ещё?

ушедшему другу

мы с тобой сидели в ресторанеи беседу мирную вели,а ветра сугробы намелина сердца, израненные ранемы косились молча на грузин,а девчата выручку считали,но под грузом грустных лет и зиммы стихи весёлые читали!горьким пивом горькую запив,мы в душе почувствовали сладость,словно к нам вернулась наша младость —мы счастливый слышали мотив…

конкурсантам

если нет христа,если нет креста,то земная жизнькак стакан, проста,как стакан, чиста,как стакан, пуста,если нет креста,если нет христа

зимняя сказка

уйти туда, откуда нет возврата, врата открыты настежь, ангел мой,мы только что ему отдали брата,и он уж не придёт к сынам домойуйти туда – нехитрая наука,потом уйдут и те, кто неучён; как здесь остаться – в этом, парень, штука,тем паче тем, кто глух и не влюблёнсегодня – праздник зимнего николы, чуть-чуть забрезжил над страною свет, а младшие бегут уже из школы, и старшие им матерятся вследтакая жизнь; и тягостно и грустно,и надо лямку всё-таки тянуть,писать роман и изъясняться устно, чтоб в немоте своей не утонутьбыла бы вера с зёрнышка от мака, я б переставил серые дома куда-нибудь от озера; однакоони стоят как «ленина» томапомолимся, чтоб кто-нибудь вернулсяи показал нам раны под ребром,нас обнял как детей и улыбнулся,осыпав снегом, словно серебромпомолимся морозному николе, чтоб он всегда во всём путеводил,и чтоб не остывала печка в школе,где слово «богъ» я с ером выводил

липа зацвела

неужели липа зацвела?ведь вчера ещё была, казалось,вся земля позёмкою бела,и зимою время называлось.но – цветёт, душистая как рай,вопреки сердечному неверью,благодатно освящая край,где стоит христос за каждой дверью..

невеста

так зыбко и хрупко нас существованье!потухшая трубка без истолкованьярассеянно спросишь: а было ли лето?разлюбишь и бросишь два слова приветауйдёшь в неизвестность ночного тумана —вся в чёрном невеста моя и романа

хуже смерти

одиночество – хуже смерти:ты живой, но живёшь один,в окружающей круговертисам себе и отец и сынодиночество – это мука,одиночество – это страх,одиночество – это мукабелых льдов высоко в горахи ничем это не развеять,если некем тебе помочь,нету сил даже просто верить,если день превратился в ночь

пост

ну и что, что зима? и за это спасибосердцу вовсе не легче томиться в июнь,егда липа цветёт и вся светится, либо —когда дети смеются, а сам ты не юнну и что, что ветра заметают оконцеи покрыта, как саваном белым, земля?почерневшей в сомненьях душе с неба солнцеслепит с болью такой, что и молвить нельзяну и что, что один? значит, это так надодля усердной молитвы на время поста,недопитый бокал и кусок шоколадасо стола мной не убраны здесь неспростаещё женщины след есть в дымке сигаретном,а мы с нею простились опять навсегда,но не факт, что счастливее буду я летом,пахнет липа любовью и светит егда

сказка

ночная сказка за окном:мерцающие звёзды,что в твердь, развёрнутую дном,вколочены, как гвозди,рукой небесного отцанавеки безконечно,молитвословят без концав пути возвратном млечном.похож на сон молчанья мiръ,где тени, словно души,и тихой музыкою миртечёт в глаза и уши,и снегом, словно серебром,осыпаны избушки,и поминаются доброми серый волк и пушкин!

снежинка

чуть где выступ – занесёт,чуть кто встанет – припорошит…видно, год не даром прожит,если радость день несёт!

баба

из заутреннего снега,с утренней пороши явсю слепил тебя и негаразлилась хорошаяя катал тебя руками,по бокам похлопывал,вместо сердца ставил каменьи кругом притоптывалтвои глазоньки смешные —угли зацеловывал,и смеялися вершинойдерева еловыяя дышал тебе на ушко,ласково пришёптывал:здравствуй, девушка-старушка,ты нерасторопная!не грусти морковным носоми ведра не сбрасывай,буйным ветрам и морозамсказок не рассказывайснежной бабы бабьей долиуж чего уж лучше:нет ни горести, ни боли,ни судьбы заблудшей…

пусть

посв. ольге м.

пусть снег идёт в средине декабря,пусть дождик льёт в скончании июня,и красный лист в начале октября,и май цветёт, всё солнышком малюя!а в январе пусть будет ёлок блеск,пусть в феврале покроют их метели,и половодья пусть апрельский плескуносит всё в пасхальные недели…так на руси святой заведеноот первых дней судьбы её творенья.ещё одно о том стихотворенье,ещё в любви признание одно

бывшей жене

вновь новый год без обновленьягрядёт в отчаянных звонках,и чья-то иноходь оленьясквозь вьюгу блазнится, тонкачто ж! наряжу, пожалуй, фикусозябший, пыльный и немой,и позову, пожалуй, вику,коль скоро нет тебя со мной,и прогуляюсь по арбату,который «старым» не зову,но обращаюсь как к собрату,презрев нашествия молвуи, пересчитывая деньги,найду, быть может, на ларёк,где лазуритовые серьгиглядят, как искренний намёки, поглазев в ответ печально,промямлю, булку прожевав:«с тобой общаюсь я астральнои не нарушу наш устав!»затем, возможно, у филиппа —в тепле и свете постоюплохой печатью с контратипа,которой больше не таю,и, разомлев от благодати,поставлю свечи у икон…как много зим, порядком датый,я мимо церкви шёл окон!но – слава богу – мир огромныйего не более любви;я возношу бокал скоромныйи пью за вас, тоской обвит

чёрные алые розы

убивают поэтов нечасто,но, когда погибают они,понимаешь, как много причастнок совершённому в чёрные днида, трещали в крещенье морозы,и дымился в чаду «англетер»,когда чёрные алые розыбросил некто и в ад пролетелда, заплакали звонницы звоном,как на выстрелы отозвались,и над сценою как над амвономптицы чёрные взрезали высь —потому что всё в мире причастнок совершённому в чёрные дни…убивают поэтов нечасто,потому что так редки они!

снова снег

снова снег идёт с небес на сушупервозданно холоден и чист,и летит на раненую душувдохновенье \им же не кичись!\и забвенье горестной утратыи, как будто, музыка звучит…если дожил, брат мой, до утра ты,будь как снег – и холоден и чистнаберись и мужества и воли,с белизной чудесною сроднись,пусть уйдут сомнения и боли:нам лететь завещано не вниз

глупости

членам членов жюри посвящается:

короткие самые днии самые длинные ночи…пегас мой, покрепче лягнив мои нераскрытые очи!нельзя же полжизни проспатьпо-детски в смешных сновиденьях!наверное, проклял господьза глупости в стихотвореньяхкогда-то я глупостью звалвсё то, что, pardon, неприлично,что друг мой тайком рисовали ночью нашёптывал личнотеперь он всё вывалил самна белую душу бумагуподумать, как больно лесамот этой позорной отваги!не чувствуется – не пишине любишь, не хочешь, не можешь —предаться перу не спеши,ведь сам же свою же ты ложь ешь

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2