Солью тянет чуть слышно:река поднимает воды,темнеет, как крепкий чай,выходит из берегов.Над нею – валы и колесачудовищных механизмов,и в каждом – безумный призракцепями гремит и стонети шепчет страшные тайны.Каждая шестеренкаскалит златые зубы,каждый большой маховиклопасти-руки вертит,жадно черпая воду,плоть реки поглощая;вода становится паром,и движутся механизмы,питаясь ее распадом.Тихо идет прилив –ржавчина, соль и глина:он железо разъест,и маховик застынет.Плещет волна о причалы,и стонет гулко и страшно,словно колокол с башни,баков полая сталь, –а воды катятся вдаль.Элка Клоук

Пролог

Лондон, апрель 1878 года

Демон взорвался фонтаном ихора и внутренностей.

Уильям Эрондейл поспешно выдернул кинжал – но слишком поздно. Едкая кислота, заменявшая демону кровь, уже начала разъедать блестящее лезвие. Уильям выругался и отшвырнул клинок; тот шлепнулся в вонючую лужу и задымился, как плохо погашенная спичка. Демон, конечно, уже исчез – отправился обратно в родную преисподнюю, оставив за собой только кучу грязи. – Джем! – крикнул Уилл своему напарнику. – Ты видел?! Я его сделал одним ударом! Недурно, да?

Но никто не откликнулся. Странно. Казалось, еще несколько секунд назад второй охотник стоял позади, прикрывая ему спину. Уилл покрутил головой и нахмурился: что толку устраивать представление, если никто его не оценит? Он заглянул в проем между домами, где улица сужалась до тесного переулка, обрывавшегося прямо над черными водами Темзы. В дальних доках маячили темные силуэты кораблей – частокол мачт, словно зимний лес без единого листика. Джема не было видно. Может, он решил вернуться на Узкую улицу? Там все-таки посветлее. Уилл пожал плечами и зашагал обратно той же дорогой, которой пришел.

Узкая улица – узкая не только по названию – тянулась через Лаймхаус, между доками и чередой кособоких деревянных лачуг, лепившихся друг к другу вплотную, до самого Уайтчепела. Сейчас там не было ни души. И даже ни одного пьяного тела: видно, завсегдатаи «Виноградника» подыскали себе другие места, чтобы прикорнуть на ночь. Уиллу нравился Лаймхаус: здесь его охватывало чувство, будто он где-то на самом краю мира, откуда каждый день уходят в неведомую даль все новые и новые корабли. Игорных домов, опиумных притонов и дешевых борделей тут развелось видимо-невидимо, но Уиллу это ничуть не мешало. Наоборот, это было хорошо: в таком месте затеряться – раз плюнуть. Его не раздражал даже запах – неповторимая смесь дыма, пеньки и смолы, заморских пряностей и грязной речной воды.

Окинув взглядом пустую улицу, Уилл потер щеку рукавом пальто: расставаясь с жизнью, демон забрызгал его ихором, и кожу изрядно жгло. Рукав тут же покрылся зелеными и черными пятнами. Вдобавок на тыльной стороне руки обнаружился порез, и довольно глубокий. Целебная руна пришлась бы кстати. Лучше всего – одна из Шарлоттиных. Ираци ей особенно удавались.

Стоило ему об этом подумать, как из гущи теней вынырнула и медленно двинулась в его сторону одна, определенно человеческая. Уилл шагнул было навстречу, но остановился. Это был не Джем. Всего лишь патрульный, обычный полисмен в шлеме-колоколе и тяжелом пальто. На лице его читалось удивление. Патрульный таращился прямо на Уилла – или, точнее, сквозь него. К чарам иллюзий Уиллу было не привыкать, но все равно это было странно – когда кто-то смотрит прямо на тебя, и видит пустое место. Уилла посетила шальная мысль: а не отобрать ли у этого простеца дубинку? Вот смеху-то будет, когда он начнет крутить головой, недоумевая, куда она подевалась. Раньше Уилл уже такое проделывал, но Джем всегда его за это ругал, так что на сей раз он решил сдержаться: не стоит попусту огорчать напарника.

Полицейский между тем пожал плечами, пару раз сморгнул и двинулся дальше мимо Уилла, бормоча себе под нос, что с джином пора завязывать, а то уже и так мерещится черт знает что. Уилл отступил, чтобы пропустить его, дождался, пока полицейский скроется из виду, и крикнул во весь голос:

– Джеймс Карстерс! Джем! Куда ты запропастился, негодяй?

И на этот раз ответ пришел. Откуда-то из темноты донесся чуть слышный голос второго охотника:

– Я здесь. Иди за колдовским светом.

Уилл зашагал на голос – в темный проход между двумя складами. Там, среди теней, и впрямь мерцал бледный огонек вроде тех, что загораются по ночам на болотах.

– Ты что, не слышал, как я зову? Этот шакс чуть не достал меня своими чертовыми клешнями, но я загнал его в угол и…

– Я все слышал.

В свете уличного фонаря молодой человек, вышедший из проулка, казался еще бледнее обычного – а обычно он и так был бледен, как мертвец. Шляпы на нем не имелось, а оттого волосы мгновенно приковывали к себе взгляд: они сияли серебром, как новенький шиллинг. Таким же серебром сверкали чуть раскосые глаза на тонкокостном, скуластом лице.

Белую манишку Джема пятнали какие-то темные потеки, а руки его были густо перемазаны красным.

Уилл напрягся:

– Ты ранен?

Джем раздраженно отмахнулся от его заботы:

– Кровь не моя. – Он обернулся и посмотрел в глубину переулка: – Это ее.

Уилл проследил за взглядом друга. Среди теней в дальнем конце прохода едва виднелась маленькая, скрюченная фигурка. Прищурившись, Уилл разглядел бледную руку и прядь светлых волос.

– Мертвая женщина? Из простецов?

– Скорее, девочка. Ей от силы четырнадцать.

Уилл разразился чередой ругательств – витиеватых и очень громких. Джем терпеливо ждал.

– Если бы мы только успели чуть раньше… – наконец выдохнул Уилл. – Тогда бы этот чертов демон…

– Знаешь, не все так просто. Думаю, демон тут ни при чем, – нахмурился Джем. – Шаксы – они же паразиты. Они бы утащили жертву в свое логово и там отложили свои яйца ей под кожу, пока она еще жива. А эта девочка… Ее ударили ножом – и не один раз. И, думаю, это случилось не здесь. Крови тут слишком мало. Скорее, на нее напали в другом месте, а сюда она приползла умирать.

– Но шаксы…

– Говорю тебе, это не шакс! Шакс, я думаю, как раз на нее и охотился – шел на запах крови. Но мы нашли его раньше.

– У шаксов острый нюх, – уступил Уилл. – Я даже слыхал, что колдуны с их помощью разыскивают пропавших. И, похоже, он действительно шел по следу. – Он вновь взглянул на тело, скорчившееся в темном переулке. – А оружия ты не нашел?

– Вот. – Джем вытащил из внутреннего кармана куртки нож, завернутый в белую тряпицу. – Что-то вроде мизерикорда или охотничьего кинжала. Посмотри, какой тонкий клинок.

Уилл взял кинжал. Лезвие и впрямь тонкое; ручка из полированной кости. Клинок покрывала засохшая кровь. Нахмурившись, Уилл начал вытирать его рукавом пальто, и вскоре из-под грязи показался символ, выжженный на лезвии. Две змеи, держащие друг друга за хвост, – идеальный круг.

– Уроборос, – объявил Джем, наклонившись, чтобы разглядеть клинок. – Двойной. Ну и что это, по-твоему, означает?

– Конец мира… – ответил Уилл, все еще рассматривая кинжал и едва заметно улыбаясь. – Конец… и начало.

Джем нахмурился:

– Это я и без тебя знаю. Меня интересует другое: зачем его изобразили на кинжале?

Ветер с реки взъерошил волосы Уилла; он откинул их со лба нетерпеливым жестом и снова уставился на кинжал.

– Это алхимический символ. Ни колдуны, ни обитатели Нижнего Мира его не используют. Значит, скорее всего, это сделали люди – кто-то из тех глупых простецов, которые заигрывают с магией в надежде на богатство и славу.

– Ага, из тех, от кого потом остается только груда кровавого тряпья посредине какой-нибудь пентаграммы, – угрюмо подхватил Джем.

– И из тех, кто вечно нарывается на встречу с гостями из Нижнего Мира, – подытожил Уилл и, аккуратно обернув кинжал носовым платком, сунул его в карман. – Как ты думаешь, Шарлотта разрешит мне вести расследование?

– С чего ты взял, что в Нижнем Мире тебе вообще хоть что-то доверят? Азартные игры, магические притоны, женщины легкого поведения…

Уилл улыбнулся так, как мог бы улыбнуться Люцифер за миг до того, как рухнуть с небес.

– Если я приступлю прямо завтра, как ты думаешь, это будет не слишком рано?

Джем вздохнул:

– Поступай как знаешь, Уильям. Ты ведь всегда все делаешь по-своему.

Саутгемптон, май

Тесс казалось, что механический ангел был с ней всегда – и она всегда его любила. Когда-то он принадлежал ее матери, и та носила его до самой смерти. После этого ангел поселился в маминой шкатулке для драгоценностей, а потом, в один прекрасный день, брат Тесс, Натаниэль, достал его, чтобы проверить, работает ли механизм.

Ангел был не больше мизинца Тесс: крошечная статуэтка из желтой меди со сложенными за спиною крыльями, не больше, чем у сверчка. Изящные черты лица, полумесяцы закрытых глаз и руки, скрещенные на мече. Чуть ниже крыльев к ангелу была привязана тонкая цепочка, так что его можно было носить на шее.

Тесс знала, что внутри спрятан какой-то механизм: стоило поднести его к уху, как слышался тихий перестук – словно тиканье часов. Нат тогда очень удивился, что после стольких лет завод еще не кончился. Ни кнопки, ни винта, чтобы остановить механизм, он так и не нашел и, пожав плечами, отдал фигурку Тесс. С тех пор она носила ангела на шее, не снимая. Даже ночью, когда она спала, ангел лежал у нее на груди и мерно тикал, точно второе, крошечное сердце.

Вот и сейчас она крепко держала ангела, зажав его между пальцами, пока «Начальник» пробирался между другими огромными пароходами в поисках свободного местечка в доках Саутгемптона. Это Нат настоял, чтобы она сошла на берег в Саутгемптоне, а не в Ливерпуле, куда обычно прибывали трансатлантические пароходы. Саутгемптон, уверял он, куда приятнее Ливерпуля, – и Тесс, поверив ему, сейчас переживала некоторое разочарование от первой встречи с Англией. День выдался мрачный. Дождь барабанил по шпилю дальней церквушки, а поднимавшийся из пароходных труб черный дым пятнал и без того пасмурное небо. На пристани толпились под зонтиками люди в темных одеждах. Тесс напрасно выискивала среди них брата: из-за тумана и брызг все лица сливались в сплошное пятно.

Она вздрогнула: ветер с моря пронизывал до костей. В письмах Нат утверждал, что Лондон прекрасен и солнце там светит день-деньской. «Ну что ж, – подумала Тесс, – будем надеяться, что в Лондоне погода и впрямь получше». Теплой одежды она с собой не взяла – только шерстяную шаль, оставшуюся от тети Гарриет, и пару тонких перчаток. Почти весь гардероб пришлось распродать, чтобы достойно похоронить тетю, – но Тесс ни на миг не сомневалась, что брат обеспечит ее всем необходимым, как только она приедет в Лондон.

Крики с пристани стали громче. «Начальник», черный великан, сверкающий в каплях дождя, бросил якорь. К нему тотчас устремились, сражаясь с волнами, буксирные суденышки, которым предстояло доставить на берег пассажиров и багаж. Пассажиры, истосковавшиеся по твердой земле под ногами, ринулись вниз по трапу. Тесс вспомнила, что в день отплытия из Нью-Йорка небо было синим и на причале играл духовой оркестр. Но прощаться там ей уже было не с кем.

Ссутулив плечи, Тесс побрела к трапу; людская река подхватила ее и понесла за собой. Капли дождя кололи ее голую шею, словно булавками. Волосы намокли, руки под тонкой кожей перчаток стали влажными. Наконец, Тесс добралась до причала и принялась нетерпеливо оглядываться в поисках Ната. За две недели путешествия она не перемолвилась словечком ни с единой живой душой. Какое же это будет облегчение – наконец выговориться!

Но брата нигде не было. Напрасно Тесс озиралась вокруг, надеясь, что Нат сейчас выйдет из-за груды сваленного на землю багажа, из-за штабеля ящиков или горы овощей и фруктов, уже раскисающих под дождем. От соседнего причала вот-вот должен был отойти корабль в Гавр, и вокруг Тесс носились сломя голову моряки, выкрикивающие что-то по-французски. Она попыталась отойти в сторону, но толпа пассажиров, спешивших укрыться от дождя в здании пароходства, едва не сбила ее с ног.

Ната по-прежнему нигде не было видно.

– Вы – мисс Грей? – вдруг услышала она гортанный голос с сильным акцентом.

Перед Тесс очутился высокий мужчина в просторном черном пальто и высокой шляпе, с полей которой ручьями текла вода. Глаза у него были навыкате, как у лягушки, а кожа грубая, словно сплошной шрам. Тесс с трудом взяла себя в руки – так хотелось отшатнуться, отойти от него подальше. Но этот человек знает ее имя. Наверняка его послал Нат.

– Да, – ответила она.

– Меня прислал ваш брат. Пойдемте.

– Где он? – спросила Тесс, но мужчина уже повернулся и двинулся прочь широким шагом, чуть прихрамывая, словно от старой раны. Тесс ничего не оставалось, как подобрать юбки и поспешить следом.

Незнакомец шел уверенно и быстро, расталкивая встречных. Осыпая его проклятиями, люди отскакивали в сторону, а Тесс пришлось перейти на бег, чтобы не отстать. Резко обогнув очередной штабель из ящиков, мужчина остановился перед большим глянцево-черным экипажем. Дверцы украшала какая-то надпись золотыми буквами, но из-за дождя и тумана Тесс не разобрала ни слова.

Дверь экипажа отворилась, и наружу выглянула женщина. Огромная шляпа с перьями скрывала ее лицо.

– Мисс Тереза Грей?

Тесс кивнула. Ее пучеглазый провожатый помог даме выйти из кареты. За первой женщиной последовала вторая. Обе тотчас раскрыли зонтики и уставились на Тесс.

Странная то была парочка. Одна женщина – высокая и стройная, с изможденным лицом и бесцветными волосами, зачесанными на затылок, под шиньон, в платье из блестящего фиолетового шелка, уже покрывшемся мокрыми пятнами от дождя, и в перчатках под цвет платья. Вторая – невысокая и полная, с маленькими, глубоко посаженными глазками; ее пухлые руки, обтянутые ярко-розовыми перчатками, походили на лапы какого-то странного животного.

– Тереза Грей, – повторила толстушка. – Какое удовольствие наконец-то с вами познакомиться. Я – миссис Блэк, а это моя сестра, миссис Дарк. Ваш брат попросил нас сопроводить вас до Лондона.

Тереза поплотнее запахнула промокшую шаль.

– Ничего не понимаю! Где Нат? Почему он сам не приехал?

– Его задержали в Лондоне важные дела. Мортмейн не смог его отпустить. Вот, он прислал вам записку. – Миссис Блэк протянула Тесс сложенный вчетверо листок бумаги.

Тесс выхватила записку из ее руки и отвернулась, чтобы прочитать. Брат извинялся за свое отсутствие и утверждал, что миссис Блэк и миссис Дарк можно полностью доверять. «Я называю их Темными Сестрами, Тесси, – и мне кажется, им это даже приятно», – писал Натаниэль. Из письма следовало, что эти дамы были владелицами дома, в котором жил Натаниэль, и его добрыми друзьями.

Тесс немного успокоилась: никакого подвоха тут нет. Почерк, несомненно, принадлежал брату, да и никто, кроме него, не называл ее «Тесси». Тяжело сглотнув, она сунула письмо в рукав и повернулась к Сестрам.

– Замечательно, – пробормотала она, сражаясь с разочарованием от несостоявшейся встречи с братом. – Позовем носильщика, чтобы он принес мой кофр?

– Ну что вы, дорогая, в этом нет никакой необходимости! – бодрый тон миссис Дарк совершенно не сочетался с ее унылым, осунувшимся лицом. – Мы все устроили заранее, и багаж уже погрузили. – Она прищелкнула пальцами, и их пучеглазый спутник влез на козлы. Затем миссис Дарк легонько коснулась плеча Тесс своей тощей, костлявой рукой: – Пойдемте, деточка; нечего тут стоять и мокнуть под дождем.

Тесс направилась к экипажу. Миссис Дарк шла следом, так и не убрав руку с ее плеча. Приблизившись к карете, девушка увидела на дверцах сверкающий позолотой герб: две змеи, кусающие друг друга за хвост и замкнутые в идеальный круг, а посередине надпись: «Клуб Пандемониум». Тесс нахмурилась.

– Что это значит?

– О, не обращайте внимания, ничего особенного, – прощебетала миссис Блэк, которая уже забралась внутрь, заняв добрую половину сиденья своими пышными юбками. Внутри обнаружились мягкие сиденья, обитые фиолетовым бархатом, и занавески с золотыми кистями.

Миссис Дарк помогла Тесс подняться и последовала за ней. Пока Тесс устраивалась на сиденье, миссис Блэк протянула руку и захлопнула дверцу. Серое небо скрылось из виду. Миссис Блэк улыбнулась Тесс, и зубы ее сверкнули в полутьме, как металлические.

– Устраивайтесь удобнее, Тереза. Нам предстоит долгое путешествие.

Тесс положила руку на механического ангела, спрятанного на шее под одеждой, и вскоре нашла утешение в привычном мерном тиканье. Экипаж тронулся с места и скрылся за пеленой дождя.

Темный Дом

Где мрак не знает берегов,У черной бездны на краю…[1]Уильям Эрнест Хенли, Invictus

Шесть недель спустя

– Сестры желают видеть вас в своих покоях, мисс Грей.

Тесс отложила книгу на ночной столик и повернулась к Миранде, стоявшей в дверях ее комнатушки. Каждый день – одно и то же: одни и те же слова в одно и то же время. Сейчас Тесс попросит Миранду подождать в коридоре, и та уйдет, но через десять минут вернется и повторит все то же самое. И если Тесс ослушается, Миранда попросту схватит ее за руку и потащит вниз по лестнице в темную, вонючую комнату, где ждут ее Темные Сестры.

В первую неделю, которую Тесс провела в Темном Доме, – так она называла про себя дом, где ее держали в плену, – так повторялось каждый день. Но, в конце концов, она поняла, что брыкаться и визжать толку нет: лучше поберечь силы. Они ей еще пригодятся.

– Минуточку, Миранда, – сказала Тесс.

Служанка присела в неуклюжем реверансе и вышла в коридор, закрыв за собой дверь.

Тесс встала и обвела взглядом комнатушку, которая стала ее тюрьмой. Тесная, оклеенная цветочными обоями и обставленная совсем небогато: покрытый белой кружевной скатертью деревянный столик, за которым она обедала; узкая медная кровать, где она спала; треснутая раковина и фарфоровой кувшин для умывания; подоконник, на который она сложила свои книги, и табуретка, на которую она усаживалась каждый вечер и писала письма брату – письма, которые она не могла отослать и просто прятала под матрас, где Темные Сестры их не найдут. Это был своего рода дневник и напоминание о том, что рано или поздно она снова увидит Ната.

Подойдя к зеркалу на дальней стене, Тесс пригладила волосы. Темные Сестры – а им, похоже, и вправду нравилось, когда их так называли, – не желали, чтобы она выглядела неряшливо. Зато во всем остальном ее внешний вид нисколько их не беспокоил – и это, пожалуй, к лучшему, решила Тесс, поморщившись при виде своего отражения. Запавшие серые глаза на бледном, как мел, лице, и простое, черное, как у монашки, платье, которое Сестры вручили ей в первый же день по прибытии. Другой одежды у Тесс не было: ее багаж так и остался в гавани Саутгемптона – никто и не подумал погрузить его в карету. Тесс отвернулась от зеркала.

До сих пор ей не приходилось стесняться собственного отражения. Красавчик Нат унаследовал всю прелесть их покойной матери, но Тесс была вполне довольна и тем, что на ее долю достались гладкие каштановые волосы и спокойные серые глаза. К тому же, каштановые волосы были у Джейн Эйр и других ее любимых героинь. И высокий рост Тесс не смущал: тетя Гарриет говорила, что высокая девушка всегда будет выглядеть королевой – надо только держать осанку.

Но сейчас до королевы Тесс было как до луны. Измученная пленом и неизвестностью, она исхудала, и безобразное черное платье висело на ней мешком – ни дать ни взять огородное пугало. Если так будет продолжаться, Нат, чего доброго, ее даже не узнает! Сердце Тесс сжалось при мысли о брате. Нат. Ведь это ради него она сюда приехала. Иногда тоска по брату становилась совсем нестерпимой. Без него Тесс была одна в целом свете. Без него никому нет дела, останется она жить или умрет. Думать об этом было так ужасно, что временами Тесс погружалась в черную пучину отчаяния, из которой, казалось, нет возврата. Если никому на свете до тебя нет дела, может, и тебя самой на свете нет?

Щелчок замка прервал ее раздумья. Дверь распахнулась; на пороге стояла Миранда.

– Пора, – объявила она. – Миссис Блэк и миссис Дарк уже заждались.

Тесс бросила на служанку взгляд, полный отвращения. Сколько же этой девице лет? Девятнадцать? Двадцать пять? Круглое гладкое лицо без возраста; волосы цвета помоев, крепко зачесанные назад и собранные в узел на затылке. И лягушачьи глаза навыкате, точь-в-точь как у того кучера. Тесс давно уже предположила про себя, что они родственники.

Тесс вышла в коридор и направилась к лестнице; Миранда шагала рядом, переваливаясь, как утка. Тесс подняла руку и потрогала цепочку на шее, на которой по-прежнему висел механический ангел, – она делала это каждый раз, когда шла на встречу с Темными Сестрами. Прикосновение к подвеске успокаивало ее и придавало сил.

Темный Дом казался очень большим, хотя Тесс не видела ничего, кроме лестницы, апартаментов Сестер и своей комнатушки. Наконец, они добрались до сырого подвала, похожего на склеп. Похоже, Сестрам это место было по душе. Их приемная скрывались за широкими двустворчатыми дверями, а узкий коридор уводил дальше, в глубину подвала, – и Тесс надеялась никогда не узнать, куда именно.

Двери в приемную были открыты. Миранда вошла без стука, но на всякий случай громко затопала, предупреждая хозяек о своем появлении. Тесс неохотно последовала за ней: эту комнату она ненавидела всем сердцем.

Здесь всегда стояла влажная жара, как на болоте, даже когда на дворе было пасмурно. Стены сочились сыростью, а обивка стульев и диванов цвела плесенью. Запах тоже был странный и неприятный, как на берегах Гудзона в жаркий день: стоячая вода, ил и отбросы.

Сестры, как всегда, сидели за огромным высоким столом – и, как всегда, были разряжены в пух и прах: миссис Блэк – в платье цвета сочной лососины, а миссис Дарк – в переливчато-синем. По контрасту с ярким атласом лица их казались серыми и походили на сдутые воздушные шарики. Обе Сестры, несмотря на жару, были в перчатках.

– Ступай, Миранда, – распорядилась миссис Блэк, вращая пухлым большим пальцем тяжелый медный глобус, стоявший на столе. Тесс не раз пыталась рассмотреть его получше: что-то в расположении континентов казалось неправильным, особенно в центральной части Европы. Но Сестры никогда не подпускали ее близко. – И закрой за собой дверь.

Миранда равнодушно исполнила приказ. Тесс постаралась не вздрогнуть, когда дверь захлопнулась и легкий ветерок, хоть немного освежавший эту затхлую комнату, исчез.

Миссис Дарк склонила голову набок:

– Подойди сюда, Тереза. – Она была добрее сестры и обходилась уговорами там, где миссис Блэк предпочитала пощечины и угрозы. – И возьми это.

Она протянула Тесс потрепанный розовый лоскуток, когда-то, возможно, служивший лентой для волос.

Тесс уже привыкла, что Темные Сестры то и дело давали ей подержать какие-то вещи. Вещи, некогда принадлежавшие другим людям: булавки и часы, брошки и детские игрушки. Однажды ей вручили шнурки от ботинок, в другой раз – серьгу, испачканную кровью.

– Возьми, – нетерпеливо повторила миссис Дарк. – И преобразись.

Тесс взяла ленту. Та легла ей на ладонь, легкая, словно крыло мотылька. Темные Сестры смотрели на нее бесстрастно. Тесс вспомнились книги, герои которых дрожали на скамье подсудимых в Олд-Бейли, молясь про себя услышать спасительное слово:: «Невиновен». В этой комнате Тесс всякий раз чувствовала себя, словно в зале суда, хотя и представить себе не могла, в чем ее обвиняют.

Она повертела ленту в руке, вспоминая, как Темные Сестры вручили ей самую первую вещицу – женскую перчатку с перламутровыми пуговками, – и стали кричать, чтобы Тесс преобразилась. Они хлестали ее по щекам и трясли за плечи, а она снова и снова с нарастающим ужасом повторяла, что понятия не имеет, о чем они говорят.

Как ни странно, в тот раз она так и не заплакала, хотя и очень хотела. Тесс терпеть не могла плакать, особенно на глазах у людей, которым не доверяла. Но один из двух человек, которым она доверяла, уже умер, а второй был в плену. Темные Сестры сказали, что ее брат у них и что он умрет, если она не будет их слушаться. В доказательство они показали ей перстень, доставшийся Нату в наследство от отца, – и перстень был перепачкан кровью. Тесс не позволили подержать его в руках, но она узнала его без малейших сомнений.

После этого она не смела ослушаться ни единого приказа Сестер. Она беспрекословно пила все зелья, которые ей давали, и проводила часы в изматывающих тренировках. Сестры велели ей воображать себя глиной на гончарном круге – аморфной и податливой, обретающей форму лишь по желанию мастера. И еще они велели, чтобы Тесс мысленно погружалась в предметы, которые ей давали, и представляла их живыми существами, а затем вытягивала наружу оживляющий их дух.

1 2 3...7 >

На страницу:

Перейти

1 из 7

Полная версия

Механический ангел

Другие книги автора