Полная версия
Крутится-вертится (сборник)
Марина Бородицкая
Крутится-вертится
В оформлении использованы рисунки Евгении Двоскиной
© Марина Бородицкая, 2015
© Дмитрий Минеев, оформление, 2015
© «Время», 2015
* * *О стихах Марины Бородицкой
Это удивительное сочетание мужества, нежности и абсолютной, звонкой ясности смысла. Марина умеет взглянуть окрест взглядом начисто лишённым поэтического дурмана, той бормочущей кисеи, в которую обычно запелёнуто сознание робких поэтов. Она как бы не зависит от поэтических средств, хотя владеет этими средствами весьма умело.
Дина РубинаГорьких, саднящих, заплаканных стихов в книге Бородицкой не меньше, чем улыбчивых, а то и вызывающе хохочущих. Зачастую (если не сказать – как правило) это одни и те же стихи…
Нет ничего смешнее надежды всё-таки выкупить из рабства Эзопа, добиться сказочной и никого не ранящей любви, превратить старость в детство, сохранить при любой погоде грациозную стать Керубино, спасти короля Лира и графа Глостера… Но оказывается, всё это можно. То есть нужно. Нужно до тех пор, пока не оставила поэта дурацкая привычка быть счастливой.
Андрей НемзерСтихи Марины Бородицкой ни на что не похожи, в них – оригинальность живой рифмы, объёмной, геометрической, не всегда рамочной, часто внутренней, благодаря которой текст как бы распускается, расцветает изнутри. Эта неуловимая рифма наращивает дополнительные эмоциональные оболочки и словно окутывает слова светом.
Анастасия ПетроваШколярское озорство, нежная ироничность, какая-то языческая жизнерадостность и разговорные по преимуществу конструкции предложений – вот интонационные особенности поэтики автора… Есть ощущение гармонии, выращенной из разочарования. Преодолённого интонацией.
…Стихи эти сохраняют «стойкость веселья» вопреки всему, что встаёт за строками: расставанию, боли, тоске. Традиционность формы не мешает Марине Бородицкой добывать новые смыслы, интонационно освежать старые; в лучших стихах вспыхивает новорождённость мироощущения, не инерционного, а созревшего внезапно, в момент написания.
Анастасия ЕрмаковаПроизнесём почти забытое, давно охаянное слово: очарование. Всё тут точно, всё достоверно, всё чарует. И будни окликают вечность.
…Предельно жёсткий взгляд, ледяной, не оставляющий шанса. И он же волшебно обогрет, так что в конечном счёте верх всё-таки берут сияние, и упование, и страсть.
Дмитрий СухаревЕсли бы меня попросили одним словом охарактеризовать поэзию Марины Бородицкой… я остановился бы на таком варианте – штучность.
Леонид КостюковЯ раздеваю солдата
1994
«Какой недужный, бледный вид…»
Какой недужный, бледный видУ наших первых публикаций!В них зябко жмётся алфавит,Боясь о воздух обстрекаться.У переношенных детейОт недостатка кислородаТы видел, лекарь-грамотей,Синюшность этакого рода.О, этот страх, что вышел срок,Стажёр с улыбкой крокодилаИ сонной нянечки упрёк:«Э-э, матушка! переходила…».«Опять, опять дворами, вдоль помоек…»
Опять, опять дворами, вдоль помоек,Обидою прерывисто дыша,Вдоль жёлтеньких бахрушинских построекБез спросу загуляется душа.Отброшена взыскательной любовью,Она утянет тело в те края,Где в детстве научили сквернословью,Где не смыкались школа и семья,Где с крыш зимой съезжали, застреваяНа жёлобе, – и знали наперёд,Что вывезет московская кривая,Бахрушинская лихость пронесёт…И вывезла! до самых новостроек,И пронесла – над самой пустотой!Да фиг теперь найдёшь среди помоекХотя б клочок уверенности той.«Дюймовочка, Снегурочка…»
Дюймовочка, Снегурочка –Изгваздана в снегу,Бахрушинская дурочка,В слезах домой бегу.А дома – ноты стопкоюДа книжные тома,А дома спросят: «Кто тебя?» –А я скажу: «Сама!».«Вольно ж тебе с хулиганьём!» –В сердцах воскликнет мать,Но дед покажет мне приём,И я пойду опять…А у татарки-дворничихиТрое татарчат,Они с утра в окне торчатИ гадости кричат.А Санька, белокурый бог,Заедет мне под дых!А что приём, когда врасплох?И мне никак не сделать вдох,Не добежать до них…Но крыша возле чердакаЗвенит, как зыбкий наст,Но чья-то грязная рукаСкатиться мне не даст, –И я вдохну все звуки дня,Весь двор – со всех сторон,И никогда уж из меняНе выдохнется он!«Гляжусь я в память: что мне зеркала!..»
Гляжусь я в память: что мне зеркала!Да, в память, в перевёрнутый бинокль,Нацепленный на временную ось.Вот это юность – в лаконичной юбкеШагает переулками: душаИ тело – точно певчие пружинки.А дальше – детство, вот оно сидитВ углу за шкафом, утирая соплиПолою мушкетёрского плаща.А дальше? Несомненно. Вон оно!Почти за горизонтом! Меньше точки!Так далеко, что не хватает глаз!Там тоже я, но только в прошлый раз.1980Из Китая
Треск резинки – и взлетаетРезкий, хрупкий вертолёт.– Пап, откуда?! – Из Китая.Пятьдесят девятый год.Зонтик лаковый, бумажныйВ трубку толстенькую сжат,И шуршит на кукле важнойНеснимаемый халат.Круглый веер с веткой дуба:Шёлк натянут – в пальцах зуд,Но сияя белозубо,Кеды взнузданные ждут!Воспитательница СяоВ детской книжице жила:С детских слов письмо писала,Тонкой кисточкой вела.С папой книжку полистаю,Суну нос в цветочный чай…Я когда-нибудь слетаюВ этот праздничный Китай!«Заземлите меня, заземлите…»
Заземлите меня, заземлите,я больше не буду!Ну, смеялась над физикой –так не со зла ж, не назло!Я не верила, что электричествоводится всюду,Чуть притронулась – и затрещало,и всю затрясло.Кареглазый учитель, явисьиз глубин лаборантской,Что-нибудь отключи, расконтачь,эту дрожь пресеки!Никогда я поступок свой не повторюхулиганский –Не дотронусьдо юной твоей долгопалой руки.Заземлите меня!Если надо – землёй закидайте:Я читала, ударенных молниейможно спасти!Ну хотя бы учебник,учебник по физике дайте –Там уж, верно, укажут,куда мне заряд свой нести…«Когда-то, когда я была и жива, и права…»
Когда-то, когда я была и жива, и права,И ластилось солнце ко мне на последнем уроке, –И сами, как в сказке, меня находили слова,И сами же строилисьв сказочно стройные строки.А я удивлялась – а я их совсем не звала!Лениво черкалав тетрадках для лекций не важных,В кафе возле липкого от лимонада стола –На пачке «Столичных»,на хлипких салфетках бумажных.Теперь – погляди же, мой глупый,счастливый мой брат,Которого ищут слова –и записывать лень их –Вот я, разложив безнадежнобумажный квадрат,Как чеховский Ванька, стою перед нимна коленях.1980Первый класс
В каморке за шкафом, исконно моей, –Сестрёнка грудная и мама при ней.Сестрёнка кряхтит и мяучит во сне.С отцом на диване постелено мне.…Опять среди ночи вопьётся в мой сонТот сдавленный вой, тот мучительный стон –«Огонь!» – он кричит, он кричит на меня –Боится огня или просит огня?«Огонь!» – он кричит, я его тормошу,Зову и реву и проснуться прошу…А утром он чайник снимает с огня,В колготки и платье вдевает меня,Доводит во мраке до школьных воротИ дальше, сутулясь, со скрипкой идёт.Учительский сон
Мне как-то снилось: я иду большая,Как старшеклассник в стайке первачков,Ладонями небрежно пригашаяБлеск чьих-то лысин и седых пучков.Я перешагиваю мостовые,Маячу в небе, как громоотвод,И тычутся автобусы живыеГорячими носами мне в живот…Будильник. Транспорт. Снова я зажата,В лицо мне – спин ворсистая броня.А милые мои акселератыВсё дальше вверх уходят от меня.1980«Я когда-то жила от звонка до звонка…»
Я когда-то жила от звонка до звонка:От звонка твоего до звонка.А теперь телефонная трубка легкаИ спокойная медлит рука.В том нежнейшем июне, в начале началЯ б могла, как челнок о причал,Грохнуть тот телефон, чтобы он не молчал,Чтобы он навсегда замолчал!…Ах, как трубка легка, как спокойна рука –Мне б на место того дурака,Что сегодня живёт от звонка до звонка:От звонка моего до звонка.1980Холода
Не выйдет амнистии нам от зимы,И солнце о нас позабудет.Читаю, читаю над всеми дверьми:«Нет выхода». Что ж это будет?Я помню, я помню, бредя по пустой,Просвистанной парковой зоне,Как лопнула склянка с замёрзшей водой,Оставленная на балконе.…Здесь лыжники спросят, по насту шурша:«А эта фигура откуда?»А это – моя голубая душа,Принявшая форму сосуда.1981«Возьми меня в ученики…»
Возьми меня в ученикиИ говори мне: мальчик.Мне все прозванья велики,Ты говори мне – мальчик.Ты в заклинаньях знаешь толкИ в древних тайных чарах,А я умею клянчить в долгУ лавочников старых!Когда зайдёшься ты тоскойВ своей холодной мастерскойСреди пустых бутылок –Пускай он будет под рукой,Пушистый мой затылок.Себе на кисти отбериПомягче завитушки,И краску с пальцев оботриО кудри на макушке.Я стану грунтовать холсты,Проклеивать картонкиИ даже, коль захочешь ты,Оденусь, как девчонки.Мне только ждать твоей руки,Держаться к ней поближе…Возьми меня в ученики.Возьми меня.Возьми же!1981«Единого не было бога в моем дому…»
Единого не было бога в моем дому:Яриле, Зевсу, Тору – и никому!И если Символ Веры я перейму,То я из уст твоих его перейму.Три тыщи язычников –родом из наших мест.Три тыщи безбожников –вышло из наших мест.И если я когда поцелую крест,То я на твоей груди поцелую крест.1980Перевод с английского
Шпагу мне! Я сегодня играювлюблённого лорда,Он прощается с милой,поскольку идёт на войну.Он ей пишет стихами: не плачь, мол,решился я твёрдо,И других не люби,а вернусь – я бока им намну.Впрочем, что я! Отставить! Он пишет:«Прощай, дорогая,Слёз жемчужных не трать –лучше бусы из них нанижи,Но верни моё сердце,чтоб радостно шёл на врага я,И, как ладанку, в боймне сердечко своё одолжи…»Так он весело, лихо, красивобумагу марает!Этот странный, старинный костюмя примерить должна:Мне к лицу и трико, и колет,а жабо натирает,Мне идёт этот слог и размер,только рифма тесна…Ну же! – лихо, легко и отвесно,как в воду вонзиться,И свободней, свободнее,с радостью в каждом персте,И уже не лицо моё –облик иной отразитсяВ этом дьявольском зеркале,в белом бумажном листе!Мёртвый лорд подбирает на лютнемотивчик весёлый,Триста лет его нет, а гляди,всё такой же шальной.…И однажды, одетая мальчиком,вскрикнет Виола:«Это ты, Себастьян? Ты воскреси вернулся за мной!»1981Будущему сыну
Мне жить так ярко – будто кистью,Зажатой в детском кулаке:Дни – в солнце, цвета спелых листьев,А сны – на лунном молоке.Как зыбко, милый, как нетяжко!И я всё проще и звучнейПою… пою, как неваляшка,От сладкой тяжести твоей.1978«А был ты не друг, и не сват, и не брат…»
А был ты не друг, и не сват, и не брат –Ведро мне донёс от колодца.И был ты улыбчив, кудряв и женат,А вспомню – душа рассмеётся:Какое нас вёдро застигло врасплох,Какая весёлая сила!И имя твоё означало – «как бог»,А отчества я не спросила.И не было к ночи незваных гостей,И я не сказала «не надо»,И было у нас девяносто детей –Аж два пионерских отряда.Был хлеб из столовой, и чай для питья,И общие песни для пенья,И с круглою раной гитара твоя,Дрожащая от нетерпенья.Не болью, не варварством, не воровствомОсталось, лишь тайным богатством,Лишь радости с радостью кратким родствомИ кровосмесительным братством!Лишь стойкость веселья, да скудость вестейОсталась, да песня – примета, –Да где-то живут девяносто детей,Что нашими были всё лето.«Белокурый, белокрылый…»
А. И.
Белокурый, белокрылыйПарикмахер молодой,О, взгляни на хвост унылый,На подшёрсток мой седой!Кипятком наполни чашу,Трав иранских замеси,Завари со мною кашу,Из промёрзших воскреси.Долгоногий, долговласый,Пробуждённый до зари,В зеркалах проделай пассы,Жизнь из мрака сотвори.Ножниц хищное круженье,Солнечная благодать…Я готова постриженьеИ помазанье принять.И восстав с лицом нахальным,С невесомой головой,Покачусь яйцом пасхальнымПо московской мостовой!«О девочке смуглой и смелой…»
О девочке смуглой и смелой,О девочке резкой, как стриж,Мне солнце по крышам гремело,Шуршала шершавая тишь:О пряменькой, высоконогой,С мальчишеской стрижкой в кружок,О девочке сильной и строгой,Прекрасной, как точный прыжок.Все десять литых полнолунийОна восходила во мне –Гимнастка, танцорка, молчунья,И вот я твержу в полусне:«Любовь моя! Видишь – спросонокИюльской зари розовей,Накуксенный круглый совёнокРасселся в кроватке твоей…»Но нет, её легкая зыбкаВсё так же пуста и чиста,Сквозит в зазеркалье улыбкаЕё негритянского рта,И я говорю, обеднелыйЗагад зажимая в горсти:«Как девочка, сильный и смелый,Как девочка, сын мой, расти!»1984«Я раздеваю солдата…»
Я раздеваю солдата,Спящего праведным сном.Вот кобура уже снятаИ гимнастёрка с ремнём.Я раздеваю солдата –Как же ещё поступать?Легче ведь без автомата,Да и без обуви спать.Я раздеваю солдатаПрямо-таки до белья.Знаю, скандалом чреватаБесцеремонность моя.Я поднимаю солдата,Спать уношу без помех…Боже, всего и труда-то!Я их раздела бы всех.Польская песенка
Мой единый, коханый, бессонный,Скоро ль милой меня назовёшь?А не то я умру некрещёной –Тяжкий грех ты на душу возьмёшь!Не любви я прошу, не участья –Поцелуя да ласки на грош…А не то я умру без причастья –Тяжкий грех ты на душу возьмёшь!Матка Боска! Немножечко волиМне позволь в этом мире простом,А за это в холодном костёлеПролежу я три ночи крестом.Пол в костёле камнями мощённый,И в простудном, бесстыдном жару –Причащённой, крещёной, прощённой,Со спокойной душою умру.1981«Американское кино…»
Американское киноТы пересказывал по-польски.В пустом Смоленске – как хмельноКружил нас древний фильм ковбойский!И слышал сумрачный собор,И видели со стен монахиТвой католический напор,Мои языческие страхи.О Езус, это был подвох!Кренился поезд угорелый,Я знала: главный польский богКрылат и носит лук и стрелы.Я знала: в имени твоём –Походный стан, хмельная слава,Ты пел: «Средь гор, средь гор мой дом…»,В окне Москва вставала справа.С тех пор средь гор, в твоём краю,Где может всякое случиться,Улыбку влажную моюТы носишь в ямке над ключицей.С тех пор, куда бы день ни влёк,Ко всем занятьям и понятьямНошу твой взгляд – как уголёк,Вот тут, на шее, под распятьем.Как я седлаю лошадь
Я сую лошадке трензель,А лошадка не берёт.Трензель – это вам не крендель,А совсем наоборот.Трензель – это железяка,Это просто удила.Я сую лошадке сахар –Сахар, умница, взяла!Я сую лошадке трензель,Нажимаю на губу…У неё, как будто вензель,Метка белая на лбу.Я топчусь, лошадка рада:Не берёт – и все дела.Молодец! Так мне и надо!Я б давно уже взяла.«Косынка, пижамка, пелёнка…»
Косынка, пижамка, пелёнка,Прохлада, как в летнем лесу…Я выкупанного ребёнкаВ постель на закорках несу.Сердитого, тёплого зайкуИз ванной везу на спине –Коленки сквозь нежную байкуПод рёбра втыкаются мне.Пусть лошадь и кормлена худо,И масти довольно простой,А всадник не тянет и пуда –Зато он сидит как влитой!И будет наездник он добрый:Недаром же дал мне ГосподьОтличные, прочные рёбра,Практичную, лёгкую плоть.Ни роста, ни стати, ни пыла,Ни прочих изящных затей –Одна лошадиная силаДосталась породе моей.На нас сэкономлены средства,Зато нам легко на земле:Ведь мы – переносчики детства,Мы учим держаться в седле.«Как пахнут морем и жасмином…»
Как пахнут морем и жасминомМои латышские духи!И вот, чтоб нравиться мужчинам,Я ими брызнула в стихи.Опять на голову свалиласьОдесской тёткою – весна,И записная развалиласьВнезапно книжка. А она –Как жизнь, пестрела, тёрлась, длилась…Теперь вот новая нужна.За новой книжкой, с новой стрижкой,С приморским гулом в голове –Прохладной, вежливой латышкойПлыву по ветреной Москве.…Рука частично перепишетНепрочный том. Но он – прочтён.Прощай, отца моих мальчишекЕщё гусарский телефон!А ты, весна, давай, вези намУзлы вокзальной толкотни,Не дрейфь, топчись по магазинам,Шибая привозным жасмином,Хозяев из дому тесни!1987«Катятся праздники – лишь поспевай…»
Катятся праздники – лишь поспевай:Пасха, субботник, а там – Первомай…Только вчера отхрустели мацой,Глядь – уже пахнет ванильной пыльцой.В булочной запись идёт на кулич,Архиерей выверяет свой спич,Бабушки в гетрах сидят во дворе,Речи ведут об озонной дыре.Господи! Вот оно, царство Твоё –Двууглекислое наше житьё.Отче Всеблагий, прости нам опять:Воздух насущный не дай растерять.Вешним дыханьем да входит в устаПасха, наставшая после поста.Иже есиНа небеси –Пенье церковноеПо Би-би-си.1988«Я говорю себе: ровней дыши…»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
