Форточка, ветер

Ганна Шевченко

Форточка, ветер

© Шевченко Г., 2017

© ИПО «У Никитских ворот», серия, 2017

Домохозяйкин блюз

«Мне в детстве было многое дано…»

Мне в детстве было многое дано:тетрадь, фломастер, твёрдая подушка,большая спальня, низкое окно,донецкий воздух, угольная стружка.Когда на подоконнике сидишь,то терриконы сказочней и ближе.Мне нравилась базальтовая тишьи мёртвый флюгер на соседней крыше.А за полночь, сквозь шорох ковыля,сквозь марево компрессорного воя,подслушивать, как вертится Земля,вращая шестерёнками забоя.

Охранник Геннадий Сушко

С редеющей грядкой последних седин,с обтянутым формой брюшком,томится у кассы № 1охранник Геннадий Сушко.Он утром увидел её у стола –она покупала морковь,но мимо него, изогнувшись, плылаеё равнодушная бровь.В «Пятёрочке» цены сегодня смешнына яблоки и молоко.Он сделал бы скидку, ушёл от жены,но образ её далеко,как будто она – молодой лимузин,а он догоняет пешком.Томится у кассы № 1охранник Геннадий Сушко.

Вера

Она встречает его в прихожей, говорит:– Вымой руки, –идёт в кухню, наливает горячий суп.Смотрит, как он ест.Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.Он вспоминает:– У Сергея Петровича сегодня умерла мать…Она головой качает,ставит будильник на семь тридцать пять.А потом они ложатся в постель,укрываются пледом и спят.Спят, спят, спят,прижавшись друг к другу спинами,восемь часов подряд.Утром он кричит ей:– Вера, у нас кончилась бумага!Она ворчит сквозь сон.Затем встаёт, прихрамывает,подаёт ему новый рулон.

Как мамы

Мы окна мыли, мыли в октябре,в окно смотрели,стёкла мыли, мыли,мы видели себя на пустыре,в холодном ветре,в облаке из пыли,мы там стояли, на сухой траве,смотрели на себя в окне немытоми думали, что это в синевестоят другие,сгорбленные бытом.Лежал в тумане кабельный завод,за кочегаркой зарево качалось,а рядом начинался кислород,и больше ничего не начиналось.А мы стояли на сухой траве,дышали пылью и в окно смотрелина то, как эти сгорбленные двемаячили в проёме еле-елеи мыли окна током чистых вод,размазывая тряпкой по спирали.Лежал в тумане кабельный завод,а мы, как мамы, раму протирали.

Невеста

По мягким полозьям вельветаплывёт, озаряя углы,невеста, продетая светомв любовное ушко иглы.Отец поцелует сердечнов дизайнерский локон вискаи в море отпустит навечно.Посмотрит с улыбкою, как,минуя нарядные лица,плывёт к ней её водолазс цветком в белоснежной петлице,с блестящими кошками глаз.

«Заколочен досками колодец…»

Заколочен досками колодец,возле грядок брошены лопаты,незнакомый и нетрезвый хлопецкурит возле дедушкиной хаты.Выплывет хозяйка, озираясь –что хотят незваные шпионы?Выплеснет помои из сараяв бабушкины флоксы и пионы.Детство отшумело и пропало,убежало странствовать по нивам,затерялось в гуще сеновалов,растворилось в воздухе ленивом.Лишь стоит за сломанной калиткой,возле обветшалого крыльца,нерушимый, крепкий, монолитныйзапах бузины и чабреца.

Безумная

Она сошла с ума –сорвалась с небосвода,пустилась по холмам,по зимним огородам.Скрывается, дрожит,она подобна мухе –то, тихая, лежит,то ползает на брюхе.В стране переполох,неразбериха в прессе –догнать её не смогШойгу на мерседесе.Волнуются послы,трясутся миротворцы,взлетают, как орлы,пилоты-добровольцы.Над сферою Земливершат свои полёты,но пишут «не нашли»в космических отчётах,ведь сверху не виднани Богу, ни ракетамбезумная лунаоранжевого цвета.

Гостья из будущего

Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоёмв больнице. Ты помнишь? Я – Юля, Грибкова Юля.Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём!Мы тут все в шоке. Нас, кажется, обманули.Вы обещали, что Мила станет врачом,а она торгует, держит точку на Черкизоне,Фима бухает, Герасимов стал бичом,я растолстела, Сулима сидит на зоне.Что у вас там случилось? Вы проиграли войну?Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля.Пираты сбежали или ещё в плену?Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля.Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём!Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками.Но мы ещё терпим, дышим, живём и ждём,что скрипнет белая дверь в заброшенном домес высокими потолками.

«Что ты, небо, хмуришь лоб…»

Что ты, небо, хмуришь лоб,я опять не то молчу?Я поеду в церковь, чтоблюбоваться на свечу.Фитилёк мой, фитилёк,воск, селитра, парафин,мы с тобой похожи, Бог, –я одна, и ты один.А давай слетаем в лес,над маршрутками паря?Это происки небес,это тяжесть октября.

«рядом с выходами входами…»

рядом с выходами входамиперегруженную тароюмежду джипами и хондамикто её поставил старуюэту лошадь абсолютнуюнедействительную выпискурядом с курсами валютнымипод неоновою вывескойкуры гриль на гневном холоделапы кверху растопырилиэто ад смотрите голубиваших братьев здесь поджарилина витринах на вертящихсярукавицы как пощёчинына весёлых и светящихсянебеса сосредоточеныим не видно старой лошадиа всё прочее неважно янад рыночною площадьюполетала бы бумажная

Про Филипповну

У Филипповны сумка с дырой,прохудившийся шарф и калоши,кардигана немодный покрой,аметисты на старенькой броши.То на кладбище ходит пешком,носит мужу конфеты с печеньем,то лежит, обвязавшись платком,занимается самолеченьем.Были б дети, пекла б пироги,молодилась, за внуком смотрела,а теперь под глазами кругии тяжёлое, сонное тело.Потому что пришли холода,одиночество, осень, простуда,потому что уже никогда,никого, ничего, ниоткуда.

«День убывает, такое бывает…»

День убывает, такое бывает,звёзды горят в темноте,осени только ещё не хватаетэтой вселенской тщете.Возле подъезда таджики хохочут,гравий под ноги кладут,утром прохожие быстро затопчутих жизнерадостный труд,вдавят ботинками плоские шуткив новый пахучий асфальт.А над Подольском которые суткизвёзды горят и горят.

«Тополь стоит за окном…»

Тополь стоит за окном,ветками машет,тихая музыка, лёгкий озноб,температура.На холодильнике разных лекарстввскрытые пачки,уединение, байковый плед,чай из мелиссы.Декоративный карниз,форточка, ветер.Тополь стоит за окном,ветками машет.Тихая музыка, лёгкий озноб,температура.Уединение, байковый плед,чай из мелиссы.Ваза в углу на окне,ветка рябины,декоративный карниз,форточка, ветер.

«В фартуке ситцевом, длинном…»

В фартуке ситцевом, длинном,немолодая на вид,рядом с плитою «Дарина»женщина с ложкой стоит.Пар воспаряет, как птица,в грозной своей красоте,в белой кастрюле томитсясуп из куриных частей.Запах душистого перцаедко щекочет в носу,варится, варится сердце,тихо вращается суп.Женщиной быть жутковато –кухня страшнее войны.Вздёрнуто тело прихватабез доказательств вины.

«Сегодня утром выпал снег…»

Сегодня утром выпал снег;последняя листва,сорвавшись с голых тополей,на землю улегласьи там лежит, врастая в лёд,темнея и дрожа,на колком утреннем ветру;хочу, чтоб ты любилменя, пока дрожит листваи первый снег идёт,пока темнеют на снегуследы кошачьих лапи птица краешком крылакасается ветвей;хочу, чтобы ты меня любил,всё прочее давноуже случилось –выпал снег,осыпалась листва.

Мой холодильник Дима

Это невыносимо –неопытен, годовал,мой холодильник ДимаКатей меня назвал.В окнах творится осень,плавают облака,видимо, губы просяткапельку кипятка.Может быть, в магазине,где он приобретён,пластик или резинабыли со всех сторон.Да и сейчас не лучше –вспорот живот тунца,в камере сбились в кучубройлерные сердца.Дима, держись, я тожемаюсь своей зимой,как мы с тобой похожи,господи боже мой.

Домохозяйкин блюз

Когда зажигаешь на кухне свет, становится ясно,где лежат салфетки, где брошено полотенце.Можно запрыгать от радости, можно запеть чуть слышнодомохозяйкин блюз под шумок кастрюльный.сколько воды из крана течёт под каменьсколько воздушных масс над плитой клубитсясколько огня под старой сковородоюсколько земли в цветочных горшках твердеетНе боишься уже, что кто-то крадётся сзади,и совсем не пугает тот, кто в углу за дверью.Потому что темнота – это теперь не страшно,потому что тьма – это когда лампочка перегорела.

«Просыпаемся рано, детей одеваем…»

Просыпаемся рано, детей одеваем,на бегу выпиваем свой утренний чай,из подъезда выходим, в перчатку зевая,мой хороший ребёнок, не озорничай.Вот Серёжина мама, вот Катина мама,вот Макар завершает детей череду,показалась Кариночка между домами,не реви, я сегодня пораньше приду.В полвосьмого темно. Освещают дорогуфонари: им привычен наш утренний бег,и ложатся, помалу рождая тревогу,скоротечные тени на выпавший снег.Мы идём под прицелом бесшумной винтовки,нас ведёт через темень небесный спецназ,и становится страшно, досадно, неловко,почему-то становится жалко всех нас.

Купание красной старухи

Не придёт она к обеду,у неё смертельный вид.По закону Архимедатело в жидкости лежит.Выцветает обстановка,постепенно гаснет свет.Нервы. Сердце. Остановка.Всё. Приехали. Привет.Погружается, раздета,обронивши тела клеть, –по закону Архимедакто-то должен умереть.Но душа её неслышно,уподобясь журавлю,поднимается над крышей,чертит в воздухе петлю.

«Сидел на камне человек, я помню, он сказал…»

Сидел на камне человек, я помню, он сказал,что этот город, этот дом, гостиница, вокзал,химчистка, школа, магазин, деревья, детский сад,дорога с вилками столбов и мэрии фасад,плотина, небо над землей и даже облака –всё это, в общем-то, ещё не создано пока,а только кажется тому, кто вышел на балкон,от ветра сжался, запахнул истёртый балахон,тому, кто думает, что бог – огонь или рыбак,тому, кто смотрит на пустырь, не замечая, каксидит на камне человек, тот самый, что сказал:всё это – фенечка, пустяк, не верь своим глазам,другой, хороший бог, в другом, нешуточном раютебе подарит всю любовь, всю ненависть свою.

Косточки перечесть

Рыба лежит,дребезжит хвостом,ёрзает животом.– Ты, – говорит, – не жалей о том,что я попала в твой дом,что руки твои в моей чешуеи запах стоит кругом.Я полежу на твоём столерядом с твоим ножоми расскажу о воде, землеили ещё о чём.На блюде – отрезанная голова,стеклянными стали глаза,но я ведь жива,всё равно жива,и хочется рассказатьо тихой, медленнойсмерти моей,о дробном дрожании скул,о том, как старик ходил по песку,словно по волоску,щурился,в море забрасывал сетьи долго-долго тянул…Тебе остаётся всего лишь съесть,косточки перечесть…

«Она появилась из точки…»

Она появилась из точки,из пыли небесных саванн,плывя в акушерском лоточкеза околоплодный туман.Сжималась, горела, крепчала,тряслась, обрастала корой,её мировое началопугало соседей порой.Вдыхала тяжёлые газы,утюжила внутренний слой,и звёзды, как модные стразы,росли над её головой.Природой её молодоюоднажды увлёкся Творец,покрыл белоснежной водоюи силой повёл под венец.Его не слабеет опека,её тяжелеет живот –сейчас они ждут человека,который родится вот-вот.

Подмалёвок

Отражаясь в залётном чиже,появилась весна в макинтоше,я таких повидала ужетри десятка, а может, и больше.Эта молния на рукаве,эти грозди сирени парчовой,этот дождь, этот лаковый светприукрасят любой подмалёвок.Раздевайся скорее, весна,брось резиновый плащ на отшибе;в небе вертится солнце-блесна,облака его ловят, как рыбы.Белогривой водой изойдя,бьют копытом порожние своды,на приталенном платье дождя –этикетка хорошей погоды.

Я пока ещё живая

Сердцелистный, равнобокий, весь в пушистой седине,что ты, тополь серебристый, распоясался в окне,колобродишь, наклоняясь, ветер лапами долбишь –ты во мне переломаешь всю мечтательную тишь.У твоих корней расселась стайка лёгких воробьих,расскажи мне, расскажи мне что-то страшное о них.Я услышу, испугаюсь, в одеяло завернусь,и придёт ко мне лягушка – перепончатая грусть;одарит меня прохладой, изомнёт мою кровать,мы с ней будем обниматься и друг друга целовать.Я пока ещё живая, мой стишок ещё не спет –если ты меня волнуешь, значит, скоро будет свет.Тополь, ты такой красивый, как перчатка на столбе,я ль тобой не любовалась, не молилась о тебе?Всё. Меня не существует. Я распалась изнутри.Сотвори меня из пуха, белый тополь, сотвори.

Пин-код

В банке сказали: возьмите монету,сильно не трите, водите легко,там под полоскою серого цветавы обнаружите новый пин-код.Вышла из банка. На детских качеляхмальчик качался, скрипели болты,рядом в «Харчевне» чиновники ели,тёрли салфетками жирные рты.Птицы летели, собаки бежали,дворники мётлами землю скребли.Вписаны эти мгновенья в скрижалиили же в ливневый сток утекли?Город как город. Сроднился с планетой.Город-инфекция. Город-налёт.Если стереть его крупной монетой,взгляду откроется новый пин-код.

Стеклодув

Как-то огонь разжёгопытный стекловар,дунул в стеклянный шёлк –и получился шар.Катимся, колобки,прыгаем на ходу,это не по-людски,дедушка-стеклодув.Брызжет слюной лиса,волк разевает пасть,в этих глухих лесахкак бы нам не пропасть.Мы от тебя ушли –песни хотели петь,но на полях Землинас ожидает смерть.Сети паучьей нить,вязкая грязь болот –как же нам сохранитьхрупкую нашу плоть.Видишь ли, знаешь литы, наполняя нас,как по ночам болиттвой углекислый газ?

«Холодный день, окраина Подольска…»

Холодный день, окраина Подольска,в окне стоит природа, как живая,морозно, но ещё не скользко,я этот день хорошим называю.Я этот день предвидела когда-то,я говорила: ветки опустеют,мне кажется, я называла дату,мне кажется, что я гордилась ею,вот этой датой, названною кожей,предчувствованной снами и кровями,что я однажды закричу: о боже,всё небо заштриховано ветвями!И стану звать с какой-то дикой жаждойпод слоем неба спрятанное солнце.Как жаль, что день закончится однажды,как жаль, что ночь когда-нибудь начнётся.

«Всё будет хорошо…»

Всё будет хорошо,пока мы ещё живы,пока горит блеснаот тяжести наживы,пока течёт река,пока не рвутся сети,пока несёт рыбакВселенную в пакете,пока горчит икракрупицами сомнений,пока готовит матьуху по воскресеньям,пока не тает светза шторою кухонной,пока не умер Богза маленькой иконой.

Обитатель перекрёстка

«В других мирах, в галактике, в глуши…»

В других мирах, в галактике, в глушивыходишь из подъезда – ни души,туманный воздух чёрен и стеклянен,весь этот космос странный городской

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.