Призрак и я

Дверь захлопнулась, и я опустилась на стул. Настя стояла без движения. В ее глазах застыл панический страх, а лицо сделалось бледным как полотно. Шесть лет она раскручивала этот журнал практически с нуля, и вот теперь все окончательно рухнуло, и из-за чего!

– «М» предложил им откат, – вслух произнесла она, – и немалый, а еще эта стерва наверняка пообщалась с французами, когда была в Париже. И теперь нас закроют, а их оставят. Потому что она пообещала им, что рекламодатель уйдет к ним. Все кончено, Лида, можешь вывешивать свое резюме, – и с этими словами она вышла из переговорной.

Я продолжала сидеть неподвижно, пытаясь переварить новости. Клиенты явно не собирались вести никаких диалогов, все было решено заранее, они пришли исключительно для проформы. И даже если бы у нас был самый посещаемый портал, какой только можно вообразить, они бы все равно нашли к чему придраться. «И чего я так торопилась и нервничала», – пронеслось в голове. Но эту мысль тут же сменили другие. На мне ведь был кредит за машину и квартиру, и чем его отдавать, в свете грядущего личного финансового кризиса, было совершенно непонятно. Мамина пенсия не решила бы проблему.

Я вернулась к столу в мрачном расположении духа. Светка, редактор по здоровью, подошла ко мне с надеждой в глазах и вопросом: «Ну что?» Увидев выражение моего лица, она тоже погрустнела.

– Тебя уволили?

– Хуже, Светик, хуже. Нас всех уволят, – ответила я. – Настя сказала, что мы можем начинать рассылать резюме.

– Да ты что?! Все так серьезно! – Светка вдруг показалась мне похожей на какую-то птицу, так вытянулось ее лицо и расширились глаза.

– Угу, – отозвалась я.

Светка, понурившись, вышла в коридор и побрела в сторону ресепшена. Через час весь офис говорил о грядущих переменах, и девчонки уже громко начали пререкаться на тему того, кому достанется микроволновка из офиса, а из дальних углов доносилось: «Ты не представляешь, нас закрывают». Краем глаза я видела, что Настя, накинув плащ, покинула офис все с тем же «непробиваемым» выражением лица. Но я даже не пыталась у нее что-либо спрашивать, я увлеченно закидывала письмами своих знакомых в журналах, а также вывешивала резюме на различных сайтах. Внезапно вспомнила о пропущенных неизвестных звонках. Включила телефон. Было уже пять часов вечера. На экране высветилась эсэмэска: «Пятнадцать пропущенных звонков». Я просмотрела список и увидела, что среди вызовов от неизвестного номера был один от Паши. Тут же начала перезванивать ему.

– Привет, извини, я была на переговорах, выключала мобильник, – выпалила я.

– Привет, Лида, да ничего. Слушай, я хотел тебе кое-что сказать. Дело в том, даже не знаю, как лучше начать, – услышала я в трубке его как обычно спокойный и тихий голос. – Короче, у моей фирмы проблемы, и я уезжаю. Не знаю, на сколько и вернусь ли я вообще.

– О, так возьми меня с собой, я теперь безработная, – улыбнулась я.

– Как безработная? Тебя сократили? – удивился Паша.

– Нет, журнал закрывают. Последний рекламодатель сегодня перебежал к «М», – ответила я.

– Сочувствую, Лидок, но, уверен, ты что-нибудь придумаешь! Понимаешь, я не могу тебя взять, Марина едет со мной, и она… она беременна. Прости, что вот так, как снег на голову тебе все это выкладываю, малыш, но ты же понимаешь, что я сам ничего не знал. Все открылось буквально вчера вечером… – Я его уже не слышала. Я опустила трубку и вдруг все поняла. Он никогда не собирался бросать свою жену. И разговоры о том, что он не сможет от нее уйти, пока дети не станут совершеннолетними, и о том, что мне нужно сделать аборт, потому что у него уже и так трое детей, которых тяжело содержать, – все это было ложью, жестокой, отвратительной ложью… – Лидуня, Лид, ну послушай, – услышала я голос из трубки, всегда казавшийся таким родным, но в одночасье ставший абсолютно посторонним, каждая его нотка словно резала сердце напополам. Я подняла телефон к уху и холодно спросила:

– Да? Что-то еще?

– Ты пойми, я пока сам в шоке, но, если я не уеду, случиться может все, что угодно. Но это же не навсегда, я вернусь, через пару месяцев, и мы с тобой все обсудим. Хорошо, малыш? – Его голос был теперь почти незнакомым.

– Нет, Паш, не нужно. Езжай, и когда вернешься, ты меня не ищи, ладно? Только вот скажи, тебе не жалко того ребенка, который мог у нас родиться?! – спросила я.

– Лида, да пойми ты! Я ничего не знал, а сейчас пятый месяц, она молчала, аборт делать уже поздно! Думаешь, я рад тому, что потяну четверых детей и жену на шее? Я вчера с ней разругался в пух и прах, и вообще… ой, подожди, другая линия! Сейчас, повиси пару минут, это по делу! – Я услышала незатейливый мотивчик, а потом снова его голос: – Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька? – Он звучал так ласково, со мной Паша никогда так не разговаривал, даже в моменты, когда мы были близки.

Все стало ясно. Я даже не хотела спорить, или плакать, или пререкаться, не было смысла.

– Поругались, говоришь? – только и ответила я. – Удачно тебе разрулить все дела, – и с этими словами нажала на кнопку «Отбой», а затем и вовсе выключила телефон. Сердце стучало часто-часто, но сейчас мне казалось неважным, бьется ли оно вообще. Я встала из-за стола, вышла в коридор, на автомате дошла до стола ресепшен, сказала секретарше, что уже не вернусь сегодня, и вышла, почти выбежала из офиса.

Дождь, вопреки ожиданиям, не прекратился, а лишь усилился. Пока я добежала до машины, припарковать которую недалеко у выхода не удалось, промокла до нитки. Наконец я захлопнула за собой дверь и включила двигатель. Трясущимися руками достала сигарету и жадно затянулась. В ушах звучала чертова фраза: «Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька?» Ну почему, почему я позволила себе потратить столько лет на то, чтобы дождаться этого? Я даже не знала, как его назвать после всего произошедшего. И зачем я сделала аборт?! Сейчас у меня был бы малыш. Я бы вернулась домой, он бы обнял меня, и мне стало бы легче… А потом он попросил бы меня купить ему новую игрушку, а я бы ответила: «Знаешь, меня уволили, нам придется зажаться, дорогой!» Я нервно усмехнулась. Наверное, правду говорят: все, что ни делается, – к лучшему!

Росла уверенность, что я играю главную роль в каком-то абсолютно абсурдном латиноамериканском сериале. Мне всегда казалось, что одновременно все плохо бывает только в такого рода фильмах, но не в жизни. Хотя, с другой стороны, я бы не отказалась в конце двести пятидесятой серии выйти замуж за богатого плантатора или хотя бы хозяина фирмы, где когда-то работала.

Глаза вдруг наполнились слезами. Я почувствовала, что вытираю влагу со щек. Это отдавало дешевой мелодрамой. Сквозь слезы я смотрела на фонари, и они казались такими прекрасными, словно звезды, яркие, желтые и недосягаемые, и это видение вдруг наполнило меня удивительным спокойствием. Я вращала головой, наблюдая, как свет от фонарей оставляет за собой расплывчатый след, и думала, что сейчас, наверное, скорее счастлива, чем расстроена.

Итак, перспективы «замечательные». К своему тридцатипятилетию я осталась без работы, мужчины, надежд на создание семьи и самое ужасное – без квартиры. И как я все это объясню маме? Кстати, странно, что она не звонила сегодня. Я включила телефон. На экране высветилось пять пропущенных звонков от Паши, но я быстро стерла их вместе с его номером из памяти телефона. Позвонила домой, но мама не брала трубку. Я набрала на мобильный, но мне ответили, что абонент временно недоступен. Вероятно, она, как обычно, забыла зарядить телефон и ушла к кому-то из подружек. «Ну да ладно, пока я доеду до дома, она как раз вернется», – подумала я, снова выключила телефон и отъехала от офиса.

Дорога домой оказалась на удивление свободной. Я постаралась абстрагироваться от мыслей о происшедшем, выпила успокоительное, всегда лежавшее в бардачке на всякий случай, и включила музыку на полную громкость. Старый добрый Фрэнк Синатра! Пусть говорят, что это мужская музыка, но, когда весь день вертишься как белка в колесе и получаешь целую тучу неприятных новостей, ничто так не расслабляет, как «My way». Я начала подпевать в голос:

– And now, the end is near, and so I face, the final curtain..[1]

Проезжавшие мимо водители смотрели на меня с удивленными улыбками, но я ловила их взгляды уголком глаза, даже не оборачиваясь.

– Regrets, I had a few, and then again too few too mention..[2]

А вот уже и дом, милый дом. С трудом припарковавшись во дворе, я бодро поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Никто не открыл, только Крис, наша такса, звонко залаяла. «Странно, – подумала я. – Седьмой час, где же мама?» Открыла дверь ключом и зашла в коридор.

– Мам, ты не спишь?

Но никто не ответил. Крис кинулся мне в ноги, скуля и повизгивая, заюлил на месте, а затем начал облизывать руки, поднявшись на задние лапки. Я разделась и, пройдя на кухню, нажала на кнопку прослушивания сообщений на автоответчике. Глядя на ярко-красный кухонный гарнитур, о котором так долго мечтала, я с ужасом думала, что, скорее всего, теперь его придется продать, ведь мы почти наверняка будем вынуждены переезжать в меньшую квартиру.

«Лидия Сергеевна, вас беспокоят из 64-й больницы». Я насторожилась, не представляя, что им от меня нужно. «Ваша мама, Казакова Анна Александровна, сегодня поступила к нам в реанимацию, пожалуйста, срочно свяжитесь с нами, на мобильный мы вам прозвониться не смогли».

«Боже, так вот что за незнакомые звонки были на телефоне! Боже, мама, мама, нет, нет, с ней же наверняка все хорошо».

Я ринулась прочь из квартиры, захлопнув дверь, сбежала по ступеням вниз, вскочила в машину и поехала. Мама уже лежала в этой больнице в прошлом году, она в двух кварталах от дома. Не помня себя, я бросила машину у ворот, несмотря на протесты выбежавшего охранника, и вбежала сквозь проходную к крыльцу с надписью «Приемное отделение».

– Девушка, мою маму сегодня привезли к вам, она в реанимации, Казакова Анна Александровна, пятьдесят второго года рождения, – выпалила я, увидев проходящую медсестру.

– Ждите, я сейчас посмотрю, – отозвалась та и направилась к столу с журналом. – Ой, девушка, а вам разве не звонили из реанимации? – спросила она, подняв на меня глаза.

– Нет, а должны были? – ответила я с тревогой. – Я не знаю, я выбежала из дома, как только прослушала первое сообщение, я так перепугалась, у нее в прошлом году был инфаркт, она у вас тут тоже лежала.

– Знаете, – проговорила медсестра, замешкавшись…

Автоответчик продолжал воспроизводить сообщения, даже когда Лида захлопнула дверь. Сначала было несколько пламенных тирад от Паши, с обещаниями вернуться, позвонить и все решить, когда они оба будут в состоянии это сделать. Потом сообщение от подруги Вероники, интересовавшейся, почему у Лиды весь день отключен телефон, как прошла презентация и не поругалась ли она в очередной раз с Пашей. А потом еще одно, из больницы, с просьбой привезти паспорт Казаковой Анны Александровны, скончавшейся в 64-й больнице.

Седеющий мужчина дослушал сообщения до конца и молча посмотрел на автоответчик. Внутри машинки что-то защелкало, задергалось, и автоответчик замолчал.

Глава 4

Беспросветная полоса

13 ноября 2009 года

Я глубоко вздохнула и толкнула дверь. Крис соскочил с моих рук, радостно лая, приветствуя знакомые интерьеры. Без мамы квартира выглядела непривычно пустой. Все время казалось: сейчас мама выйдет из кухни и скажет, что с ней все в порядке. Но умом я понимала, что этого не произойдет. Прошло уже некоторое время после похорон (я старалась не считать дни), и в моей жизни многое изменилось, увы, не в лучшую сторону.

Я открыла настежь балконную дверь и остановилась на пороге. Холодный воздух окатил волной, но от этого неожиданно стало лучше. Мне хотелось подбежать к краю балкона и закричать, заплакать, завыть, но вместо этого я спокойно подошла к парапету и, перевесившись через него, закурила сигарету. Я жадно втягивала в себя дым, мне хотелось, чтобы он пропитал меня всю, и с каждым новым глотком, казалось, становилось легче. Я вдруг ощутила, что щеки мокрые, хотя даже не заметила, как заплакала. От слез становилось немного спокойнее. Как будто я снова маленькая девочка, которую через несколько минут пожалеет мама, погладит по голове. Но ни мамы, ни кого-то еще не было рядом. Я почувствовала, что замерзла, и зашла обратно в комнату, опустевшую после того, как я перевезла часть мебели в Ярославль.

Накатила такая вселенская усталость, что я ощутила почти физическую боль. Хотелось только одного: закрыться где-нибудь и не двигаться, не поднимать головы, не выходить на улицу, спрятаться от всего происходящего, но я не могла себе этого позволить.

Итак, судя по всему, меня ждет новая жизнь, отличная от той, к которой я привыкла. Как там сказала Вероника? Дауншифтер? Кажется, так называется человек, который сознательно выбрал худшие условия жизни. Не уверена, что ко мне это относится, поскольку я была вынуждена что-то предпринимать в связи с тем, что не могла расплатиться с кредитами и рассчитаться за мамины похороны. При том что последние годы моя зарплата позволяла существовать на вполне приличном уровне, откладывать на черный день из-за долгов не получалось, а потому, узнав, что Настины слова о закрытии журнала подтверждаются и не найдя ни одного другого достойного места, я поняла, что настало время решений.

Вариантов оставалось не так много. Я могла сдать нынешнюю квартиру и переехать в другую, сняв меньшую. А могла продать ее, купленную в кредит, и приобрести что-то в Подмосковье. Однако, как выяснилось, из-за кризиса жилье изрядно упало в цене, и вырученных денег после разбирательств с банком хватало только на однушку в местах, отдаленных от Москвы и ближнего Подмосковья. Сначала выбор пал на города в пределах ста километров от столицы, но скоро я поняла, что выбирать фактически не из чего. Поэтому, помыкавшись пару месяцев, согласилась на вариант риелтора – Ярославль, более чем в двухстах пятидесяти километрах от Москвы. Вероника пыталась успокоить меня, внушая, что девушка, выросшая вдали от столицы, в состоянии выжить в достаточно крупном городе.

Но я-то уже тогда понимала, как будет трудно. Ведь это означало начинать все с нуля: обставлять квартиру, искать работу, друзей, выяснять, где что лежит в магазинах (казалось бы, что может быть проще, но на это тоже требуются время и силы, которые у меня отсутствовали). Я чувствовала опустошение, всей душой хотела поехать отдохнуть и с ужасом понимала, что не могу себе позволить подобную роскошь. С другой стороны, возможно, переезд поможет быстрее переключиться. И этой мыслью я себя успокаивала каждое утро, когда просыпалась, и каждый вечер, отправляясь спать.

Паша продолжал названивать каждый день, но, к удивлению, я не испытывала никакой потребности с ним общаться. Переезд позволит сменить не только адрес, но и телефон, и я смогу спокойно подходить к домашнему и мобильному, не опасаясь, что бывший возлюбленный звонит с чужого номера.

Я включила чайник, стоявший теперь на полу. Мой любимый красный кухонный гарнитур пришлось продать первым делом. Он был практически новый, и его удалось сбыть за вполне приличную цену. На эти деньги в Ярославле я купила новый диван и огромную стенку. Больше, кажется, ни на что не хватало. Машину тоже пришлось поменять. Кто бы мог подумать, что теперь я буду ездить на «Опеле» восемьдесят какого-то года. Спасибо, что хоть с коробкой автомат, а не с механикой. И хотя мою прежнюю ласточку я никогда не забуду, мысль о наличии гидроусилителя и отсутствии педали сцепления в моей «новой-старой» машине грела душу.

Вода вскипела, я заварила чай в кружке. Надо собрать вещи, а оставшуюся мебель отгрузят под руководством Вероники. Как жалко оставлять эту квартиру! Я так о ней мечтала, представляла, как мы с мамой будем жить в ней, и вот теперь должна бросить все и переехать за двести пятьдесят километров от Москвы.

Я задумалась о том, как быстро в этой жизни все может измениться, и совсем не в лучшую сторону. Еще вчера я была преуспевающей женщиной с новой машиной и квартирой, расположенной недалеко от центра. Работала в престижном журнале на руководящей должности, встречалась в свободное от трудовых будней время с состоятельным женатым мужчиной. И вот теперь осталась абсолютно одна, если не считать собаки, без денег и прочих составляющих материального благополучия. Чай тем временем остыл, я слила остатки в раковину, сполоснула чашку и пошла в комнату, разгружать шкафы.

Посередине, прямо на полу, валялся раскрытый чемодан, в котором задремал Крис. Он и раньше проделывал это, не глядя, есть там запакованные вещи или нет, за что регулярно получал от меня взбучку. Но в этот раз я только улыбнулась, потому что еще ничего не успела сложить. Стала накидывать сверху на него свои футболки, а Крис, проснувшись, еще не понимая, где он, звонко залаял и выбежал из комнаты, оставив меня наедине с чемоданом. Я опустилась на колени, пытаясь собрать разбросанную одежду, и снова заплакала.

Не знаю, сколько прошло времени, но Крис, почуяв неладное, вернулся и принялся облизывать мои руки, закрывавшие лицо. Я встрепенулась, словно глубоко спала, он даже немного отпрянул. Я усмехнулась. Он смотрел с такой проникновенностью, словно читал все мои самые потаенные мысли. Конечно же, мысль о том, что животное может меня понимать, казалась абсурдной, особенно потому, что в последнее время я сама себя не понимала. Но в то же время она меня очень успокаивала. Ведь это означало, что хоть кто-то на белом свете мог посочувствовать мне, кроме мамы, которой теперь не было рядом.

«Так, ладно, хватит», – скомандовала я себе и продолжила собирать чемодан. Глядя на состояние одежды, я представляла, сколько часов придется провести за глажкой, но почему-то все расстройства отошли на второй план. Я могла размышлять только о том, как начну новую жизнь в Ярославле. Хотелось верить, что там все будет по-другому.

Закончив сборы, я попыталась захлопнуть чемодан, что оказалось очень сложно сделать, настолько он раздулся. В другие времена я бы отправилась в магазин и купила еще один, огромных размеров. Но на дворе стоял кризис «с косой», и было страшно совершать неосмотрительные траты, тем более что отдых в ближайшее время предстоял в лучшем случае на Волге. А для этого, учитывая новое место жительства, и чемодан-то не нужен, достаточно просто бросить в пляжную сумку купальник. В общем, при желании можно найти массу преимуществ переезда, но искать их почему-то не хотелось.

Я выпустила Криса из квартиры, вытолкала тяжеленный сундук с одеждой и нажала на кнопку лифта. Неожиданно вышла соседка.

– Переезжаете на новую квартиру?

Ей казалось, что этот вопрос она задала полным участия голосом.

– Да, в Ярославль.

Я заметила ужас в ее глазах.

– А Ярославль – это далеко, да? – из вежливости поинтересовалась она.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

И вот конец уже близок, и я стою перед последним занавесом (англ.).

2

Сожалею в этой жизни я всего о нескольких моментах, и они слишком незначительны, чтобы вообще их вспоминать… (англ.).