Побег

Синими Одеялами верховодил полковник Рошон, некогда служивший во Французском Иностранном легионе и осужденный за геноцид мирного населения в Африке. Авторитетный, суровый человек с развитыми лидерскими качествами, Рошон задался целью собрать на Татакото свой маленький «иностранный легиончик». И в итоге собрал его. Правда, требования к желающим вступить туда отличались от требований, что предъявлялись кандидатам в обычный Легион. А именно: полковник принимал в свою группировку лишь тех заключенных, которые до сих пор остались верны воинской присяге той страны, в чьей армии они служили.

Удивительно, но таковых принципиальных зэков оказалось на «Рифте-75» немало. Даже после того, как родина разжаловала этих солдат с позором и отправила их в бессрочную ссылку на далекий атолл, они все еще считали себя патриотами. Такими же, как сам Рошон. Он загремел в тюрьму не за намеренное преступление, а за исполнение боевого приказа, в чем он, к несчастью для себя, излишне переусердствовал. Но сделал он так исключительно из-за любви к Франции и потому категорически отказывался считать себя преступником. И никогда не жаловался на проявленную к нему родиной неблагодарность, считая себя жертвой политической ошибки и не теряя надежды на реабилитацию. Даже если она будет сделана уже после смерти полковника.

Несмотря ни на что, Синие Одеяла считали себя солдатами до мозга костей. И это действительно было так, ведь даже Кальтер не мог сегодня сказать, что он любит страну, которой верой и правдой прослужил более двадцати лет. Все легионеры, включая Рошона, носили отличительный знак: широкий пояс из обрывка синего одеяла. Прямо как бойцы настоящего Легиона! Разве что те носили свои традиционные пояса под ремнем с парадной формой, а головорезы Рошона – под тюремной робой. Но так, чтобы все видели эти пояса, когда куртки Одеял расстегнуты. Конечно, это тоже являлось нарушением формы одежды, но уже незначительным, и администрация тюрьмы закрывала на подобное глаза.

За что Синие Одеяла и Дикие Гуси ополчились друг на друга? Все просто: бывший частный военный инструктор Отто Штернхейм объединил вокруг себя еще одну многочисленную группу местных обитателей – профессиональных наемников. А к ним, как известно, любой истинный солдат обязан испытывать нескрываемое презрение. Не стал исключением и «Рифт-75», где, казалось бы, о подобных разногласиях можно благополучно забыть. Но нет, легионеры Рошона все равно продолжали открыто ненавидеть наемников Штернхейма. И те, разумеется, платили им той же монетой.

Между тем Дикие Гуси были наименее «идейной» тюремной бандой. Или, правильнее сказать, совсем безыдейной. У них отсутствовали четкие цели и ритуалы, а вступить к ним в банду мог в принципе кто угодно, необязательно бывший наемник. Единственное условие, которое ставил перед новичком Штернхейм: беспрекословное подчинение ему и его приближенным. Только так наемники могли успешно противостоять хорошо организованным Синим Одеялам. И если кто-то из Гусей пытался это оспорить, его в лучшем случае изгоняли из банды. А в худшем его ожидала жестокая расправа, потому что больше Одеял Отто Штернхейм ненавидел лишь тех, кто осмеливался посягать на его авторитет.

С Факельщиками отношения у него и у Рошона были прохладные, но в открытую войну они выливались редко. Полковник видел в Абу Зейдане такого же солдата и понимал, что мог бы сам оказаться на его месте, постигни вдруг Францию участь Ирака. А Штернхейму на огнепоклонников с их заскоками было попросту начхать. Братство наемников присылало ему с воли продукты, сигареты и даже выпивку – нелегально, разумеется, но при посредничестве ван Хейса, с чего тот имел хороший приработок, – и Диким Гусям жилось в тюрьме вольготнее всех. А у кого все есть, у того нет резона ни с кем враждовать. Гуси могли бы уживаться и с Синими Одеялами. Но легионеры со своими несгибаемыми принципами сами все время подначивали их на драку, из-за чего в итоге страдали и те, и другие.

Подравшись в первый раз с Факельщиками, Кальтер решил, что, наверное, будет неплохо примкнуть к Диким Гусям и заручиться их покровительством. Почему не к Синим Одеялам? Обрубок не был уверен, что Рошон примет к себе бывшего дезертира, и даже не хотел это проверять – не трогают, и ладно. Но прикинув на свежую голову все за и против, он понял, что, связавшись со Штернхеймом, тоже допустит фатальную ошибку. Жизнь одиночки была рискованнее, зато она позволяла Куприянову обделывать свои делишки, не отчитываясь ни перед кем и ни на кого не оглядываясь. Что у него вряд ли получится, стань он членом банды. Хуже того, там ему придется без пререканий выполнять приказы главаря и его подручных. А это может пойти вразрез с его собственными планами или же вовсе их перечеркнуть.

Держаться в тени и не встревать в чужие разборки – вот единственно верная стратегия, которая позволит Кальтеру выжить в этом изолированном мирке с его животными законами. И если Кальтер выживет, он задержится здесь ровно до тех пор, пока у него не появится идея, как сбежать отсюда. Его ничуть не смущало то обстоятельство, что никто еще не предпринимал такой попытки. Все когда-то случается в первый раз. И хоть не всем при этом сопутствует удача, Куприянов был готов сыграть с ней в рулетку, поскольку в его случае дело того стоило…

Глава 4

Нападение на искателей не было неожиданным. Перед этим до них уже доносились странные звуки, которые нельзя было принять за обычные шумы. Те шумы, что возникают в помещениях с железными стенами, на которые давят снаружи тысячи тонн океанской воды. Здесь, на шести подводных уровнях «Рифта-75», действительно присутствовал кто-то еще. И искатели догадались об этом, едва лишь вошли в эти мрачные, гулкие лабиринты.

Вода была не только за стенами. Она плескалась и под ногами семерых зэков, а в отдельных местах доходила им даже до промежности. Формально нижние этажи теперь считались осушенными, но на деле это произошло не полностью. К тому же, вероятно, кое-где имела место разгерметизация обшивки, и уровни понемногу затапливало снова. Однако подняться выше дверных порогов вода не могла. Она просто перетекала в соседнее помещение, оттуда – дальше, до тех пор, пока не попадала в отсек с черным разломом. Который, очевидно, и служил той сливной горловиной, куда она утекала. Иная причина, способная заставить быстро исчезнуть так много воды из большого герметичного пространства, никому, включая Обрубка, на ум не приходила.

Если бы Кальтер, Скарабей, Отто Штернхейм и четыре его головореза не услышали подозрительные шумы, они все равно вооружились бы сразу, как только впустивший их сюда охранник запер за ними межуровневый люк. Обрубок был здесь единственным специалистом по черным разломам, но остальные члены команды смотрели в тюрьме теленовости и знали, что рядом с подобными аномалиями может твориться всякая чертовщина. И поскольку охрана не выдала искателям даже дубинок – «спасибо» начальнику Ковачу, чьих людей ван Хейс не допустил к этой работе, – им пришлось самим позаботиться о собственной безопасности.

Благо тут было из чего выбирать. Раскурочив несколько стеллажей, зэки обзавелись похожими на томагавки полуметровыми железными кронштейнами. А также двухметровыми трубчатыми стойками, которые превратились в копья после того, как их концы были расплющены и смяты до придания им заостренной формы.

Однорукому Кальтеру орудовать копьем было несподручно, поэтому он вооружился лишь томагавком. И шел в середине группы вместе с Харви и Отто, двое головорезов которого двигались в авангарде и двое – в арьергарде. Все – с копьями наготове.

Оставлять без прикрытия тыл не следовало. Архитектура каждого уровня бывшей научной базы была слишком запутанной. Внимательно изучив очередной коридор или зал, искатели не могли получить гарантию, что враг не проберется туда иным маршрутом и не ударит потом им в спину. Даже если шумы и всплески издавала обычная рыба, проплывшая сюда через брешь в обшивке, как определить, безобидный это тунец или зубастая акула? Которая, угодив в замкнутое пространство, подвергнется сильному стрессу, после чего станет еще злее и опаснее.

Впрочем, интуиция подсказывала Кальтеру, что никакая это не акула. Куда подевалась вода, волновало его не так сильно, как те незваные гости, что могли выбраться сюда из черной кляксы. Он вспоминал монстра из эпохи палеогена, что свирепствовал в Дубае больше года назад, и летающего демона-поджигателя в Скважинске. Обрубок слышал также о замеченных в Америке огромных муравьях, громадных пауках в пустыне Гоби, невероятно стремительных тварях под Киевом и инопланетной нечисти где-то в северных болотах России. И это – не считая «серых», которые тоже выскакивали из аномалий будто чертики из табакерок.

Кто только ни прорывался сквозь черные разломы во всех уголках мира. И хоть такое случалось не везде, подобные инциденты не являлись редкостью. Так что повод для оптимизма у Куприянова и его напарников был совсем небольшой. Разве что гости окажутся неагрессивными и не обратят на них внимания. Но и тут смотря как карта ляжет: сначала могут и проигнорировать, а потом проголодаются и нападут.

Чутье Кальтера не подвело. Семерка искателей брела по колено в воде по коридору, где горели всего две лампы – одна тусклая и одна мерцающая, – когда тыловой дозор забил тревогу. Обернувшись, Кальтер заметил, как сзади на них мчится невысокая стремительная волна. А гнало ее, как выяснилось, скользкое хвостатое существо, причем достаточно крупное – вместе с хвостом его длина составляла пару метров.

Коридор был неширок, и люди не могли пропустить тварь, расступившись к стенам. Даже если она не думала нападать на них, а просто проплывала мимо, она в любом случае заденет их боками или хвостом. И либо собьет кого-то с ног, либо травмирует – слишком уж энергично она извивалась. Поэтому искатели выставили копья и, перегородив коридор, загалдели наперебой, дабы отпугнуть гадину и прогнать ее обратно.

Кальтер не привык вести разведку в столь шумной компании, но здесь соблюдать тишину не имело смысла. Семеро бредущих по воде людей волей-неволей баламутили ее, и их было слышно в любом уголке пустынного уровня. Один лишь этот шум мог отпугнуть любое неагрессивное существо, дав ему понять, что незачем плыть и проверять, кто тут шляется. Эти звуки могли привлечь лишь хищника, который был уверен в своих силах и собирался поохотиться.

Догадка о хищнике оказалась верной. Не сбавляя хода, тварь выпрыгнула из воды и бросилась прямо на копья искателей. «Что-то типа крокодила или гигантской игуаны», – решил Обрубок еще до того, как тварь пошла в атаку. И ошибся. Ее можно было спутать с крокодилом, но лишь во мраке, и когда она находилась в движении.

В действительности гадина больше напоминала уродливого глубоководного угря, у которого отросли кривые крокодильи лапы. Призрачно-бледная тупорылая морда с широченной пастью, усеянной кривыми зубами-иглами. Лишенные зрачков, выпуклые глаза-бельма. Отсутствие чешуи, вместо которой – бледная, склизкая кожа. В мерцающем свете коридорной лампы тварь казалась настолько омерзительной, что даже насмотревшийся на всяческих монстров Кальтер вздрогнул и отскочил назад. Что ни говори, а аллигаторы по сравнению с этим страшилищем выглядели просто очаровашками! Да и не стал бы аллигатор такого размера, даже разозленный, бросаться на тычущих в него копьями семерых орущих людей. Этот же зверь как будто напрочь был лишен инстинкта самосохранения. Или же он еще не сталкивался с человеком и потому не видел в нем серьезного противника.

Дикие Гуси заострили концы своих копий настолько, насколько смогли, но этого было недостаточно, чтобы вонзить их в тварь с одного удара. Оружие стоящего у нее на пути наемника Шимона пропороло ей шкуру, но застряло в плоти. Вместо того чтобы нанизаться на копье, ходячая рыбина резко навалилась на него и вырвала из рук копьеносца. А затем врезалась в Шимона и сбила его с ног.

Упавший в воду зэк и плюхнувшееся на него сверху чудовище очутились среди искателей, и те не замедлили прийти товарищу на подмогу. Размахивать длинными копьями в такой толчее было невозможно, и все шестеро схватились за томагавки. Эти штуковины весили килограмма по полтора и оказались гораздо эффективнее копья, пускай и сами были не острее мотыги. Зато ими удалось легко дробить кости и вышибать глаза. Особенно такие огромные, как были у этой твари.

Не успела она опомниться, как ей на голову обрушился град тяжелых ударов. Некоторые из них угодили ей в пасть, отчего там вмиг поубавилось зубов. Но большинство томагавков молотили гадине по верхушке черепа и по глазам. Если раньше можно было лишь гадать, зрячее это существо или нет, то теперь оно точно ослепло. И не только. Из какой бы временно́й эпохи или параллельной вселенной оно сюда ни вывалилось, в том мире кости у рептилий были столь же хрупкими, как и в нашем. Кальтер прикинул, что монстр был мертв уже после пятого или шестого удара. Потому что в противном случае он взялся бы метаться и отбиваться от людей, отчего попасть ему томагавком по черепу стало бы сложнее. Тем не менее все удары – а было их как минимум полсотни – угодили точно в цель. И гадина практически лишилась головы, которая в размозженном виде показалась Обрубку даже симпатичнее, чем до этого.

Кровь твари походила на кровь обычных рептилий: густая, склизкая и полупрозрачная. Трогать дохлого урода руками Дикие Гуси не рискнули и, подобрав копья, спихнули его с придавленного им Шимона. Тот еще не нахлебался воды, но тварь прокусила ему предплечье, и он, вынырнув, сразу же заорал от боли.

Приятели ухватили его под руки и усадили на валявшийся неподалеку стул. Кости руки Шимона были целы, но зубы гадины проделали в ней столько дырок, что повредили и мягкие ткани, и связки, и вены с артериями. Без срочного вмешательства хирурга пострадавший мог вскорости истечь кровью. Поэтому его требовалось немедленно вытаскивать наверх и отправлять в лазарет.

Но до эвакуации раненого дело так и не дошло. Едва зэк по кличке Гонзо сорвал с себя майку, чтобы перевязать собрата, как с тем стало твориться нечто странное. Внезапно его заколотила дрожь и начал душить зверский кашель. На коже Шимона выступили серые пятна, глаза налились кровью, а из пор засочился мутный, как сукровица, пот. Содрогаясь от озноба и кашля и брызжа кровавой слюной, бедолага упал со стула в воду и забился в корчах.

– Эй, что за дерьмо?! Ты чего? – воскликнул Гонзо и склонился над Шимоном, собираясь поднять его из воды, чтобы он не захлебнулся.

Однако Кальтер живо смекнул, чем может обернуться для Гонзо желание не оставить товарища в беде.

– Все назад! – скомандовал он. – Как можно дальше! Не вздумайте прикасаться к нему! Это токсин! Очень сильный! Такой может передаваться даже по воздуху!

Дважды предупреждать не пришлось. Эта публика была не настолько благородной, чтобы идти на подобное самопожертвование. Наемники шустро разбежались в стороны, бросив Шимона, который уже себя не контролировал и лишь беспомощно барахтался в воде. А Монгол и Хоробадо вдобавок выставили перед собой копья, опасаясь, что заразный товарищ, обезумев, вскочит на ноги и набросится на них.

– Как думаешь, брат, это смертельно? – испуганно осведомился Скарабей у Обрубка.

Кальтер не ответил, да это и не потребовалось. Конвульсии пострадавшего усилились. Он скрючился в немыслимой позе, а его голова стала мотаться из стороны в сторону и биться о стену. Шимон издал душераздирающий хрип, изо рта у него вырвался целый фонтан крови… и все прекратилось. Тело наемника обмякло и он, бултыхнув конечностями по воде в последний раз, перестал подавать признаки жизни. Цвет его лица, шеи и кистей рук сделался таким же бледно-серым («Тухло-яичным», – скажет о нем чуть позже Харви Багнер), как шкура мертвой твари, которая плавала кверху брюхом неподалеку.

– Мертв, – заключил Отто, потыкав копьем в труп. – Кажется, Обрубок прав насчет токсина. Вы только гляньте, как быстро Шимон испустил дух! Сгнил заживо всего за минуту! Вот дерьмо собачье!

– По мне, лучше бы оно и впрямь было собачьим! – удрученно проворчал Харви, глядя на поверженного монстра. – Собачье дерьмо нас хотя бы не убило. А для этого ползучего дерьма я даже подходящего названия не могу придумать. Да это же натуральная, мать ее, древнегреческая мифология: гидра, ехидна, химера, или эта, как ее… чей укус был охрененно ядовит?

Возможно, кто-то из присутствующих и знал ответ на этот вопрос, но в данный момент всем было не до античных мифов. Гонзо, Монгол и Хоробадо, не сговариваясь, отложили оружие и принялись тщательно отмывать руки, которыми они вытаскивали Шимона из воды. Впрочем, если бы токсин был действительно мощным, он уже заразил бы всех присутствующих, поскольку из убитой твари и из мертвого наемника в воду вытекло немало крови.

Примерно минуту зэки переводили дух и прислушивались к собственным ощущениям. А также к тому, не плывет ли на подмогу дохлому монстру его собрат. Вроде бы с его гибелью подозрительные шумы затихли, но радоваться никто не спешил. Искателям предстоял еще долгий путь, и они резонно опасались, что на нижних этажах тварей окажется больше. В конце концов, не выявив у себя болезненных симптомов, все обратили взоры на Кальтера. Что было немного странно, поскольку это Скарабей, а не он вел всю их компанию к черному разлому.

– Ты этого ожидал, Обрубок? – поинтересовался Штернхейм у однорукого «консультанта».

– Нет, не этого, – помотал головой Куприянов, – но чего-то в таком духе. Правда, раньше, когда я приближался к черным кляксам, у меня была при себе пушка и две руки… в смысле, одна рука и протез. Что, однако, тоже не всегда мне помогало.

– Кстати, насчет оружия, – оживился Багнер. И, подойдя к лампе, взялся листать блокнот, где у него были нарисованы от руки карты всех подводных уровней. – Секретный арсенал мы тут вряд ли отыщем, но вот слесарную мастерскую – запросто. Она находится… находится… – Он перевернул еще несколько страниц. – Ага, вот она – аккурат под лестницей, что ведет на четвертый уровень. Даже никуда сворачивать не нужно – это нам по пути.

– Ну спасибо тебе за идею, умник, – усмехнулся главарь Диких Гусей. – Только, если ты еще не заметил, у каждого из нас уже хватает железяк. Что изменится, когда мы заменим их на другие? Или, по-твоему, в той мастерской осталось что-то еще, кроме ржавых молотков, ломов и монтировок?

– Ничего не изменится, – как ни в чем не бывало пожал плечами Харви. – Все, на что я рассчитываю, это найти там кое-какие инструменты. Такие, которыми можно заточить хотя бы то железо, которое мы раздобыли. Сами видите, проку от этих труб сейчас не больше, чем от швабр и сачков для чистки бассейнов.

– Дельная мысль, – поддержал его Кальтер. – Окажись копье Шимона по-настоящему острым, возможно, он был бы еще жив. Но ему теперь все равно, а вот мы можем постараться не повторить его ошибку.

– Мы не повторим его ошибку, если вернемся обратно и вертухай накрепко запрет за нами двери… – Отто раздосадованно сплюнул. – Вопрос лишь в том, как сделать, чтобы эти двери нам сначала открыли. Пока мы не принесем доказательства того, что нам удалось побывать у черной кляксы, черта с два нас отсюда выпустят. Так что давайте-ка, умники, хватайте свои железяки и шагом марш к той мастерской, про которую говорили! И поменьше топчитесь на месте, если не хотите, чтобы вас кололи в задницы копьями…

Глава 5

На сей раз искатели быстро разрешили возникшее разногласие и отправились дальше, на поиски мастерской. А час назад в их компании бушевали куда более жаркие страсти. В чем был виноват, разумеется, Скарабей, у которого, как выяснилось, слово могло иногда разойтись с делом…

Обрубка привели из изолятора ко входу на нижние этажи последним. Когда все прочие участники экспедиции уже дожидались его по ту сторону массивного люка – одного из тех, что отрезали надводную часть тюрьмы от подводной. Втолкнув Кальтера на шестой уровень – самый верхний из подводных, – вертухаи снова заперли люк. И отныне не собирались отпирать его до тех пор, пока разведывательная команда ван Хейса не сделает порученную ей работу. То есть в последующие десять-двенадцать часов искателям можно было даже не пытаться стучаться и проситься обратно. А если они не добудут необходимые материалы, то им, скорее всего, продлят «командировку». Только уже без выплаты командировочных – дополнительных сухпайков, положенных зэкам за сверхурочную работу. И пожаловаться на это им будет некому. Разве что проплывающим снаружи акулам и медузам…

Кстати, о команде. Ее состав и был тем обманом, на который пошел Харви Багнер, когда подписывал Куприянова на это дело. Очутившись на месте и увидев, кто его встречает, тот поначалу решил, что никакая это не экспедиция и что его просто-напросто загнали в ловушку. Четверо Диких Гусей и с ними Отто Штернхейм собственной персоной! И это – после заверения Скарабея в том, что он отберет на дело надежных ребят из своих, а не членов банд! Немудрено, что после такого сюрприза Обрубок не усомнился в том, что видит перед собой вовсе не исследовательскую команду, а похоронную. Ту, которой было поручено убить Кальтера и спрятать его труп в глубине этих лабиринтов.

Вот только сначала было бы нелишне прояснить два вопроса: зачем убийцам понадобилось уводить жертву так далеко и почему в мокрухе участвует сам главарь Диких Гусей? Возможно, кого-то другого перед смертью такие детали уже не волновали бы, но педантичный Кальтер хотел бы расставить все точки над i. Для успокоения совести, так сказать.

У наемников в руках уже были копья и томагавки, а у Кальтера – только пакет с сухпайком. Однако Дикие Гуси сделали вид, будто ничего коварного не замышляют. Все ясно: зачем убивать Обрубка здесь и тащить потом его тело на руках, когда он может сам дотопать до места своего упокоения. Только было бы неплохо сначала посадить его на цепь. Не хватало еще, чтобы он сбежал и Гусям пришлось гоняться за ним по полутемным коридорам и лабораториям…

Только ни цепи с ошейником, ни веревки, ни даже обрывка кабеля практичные наемники почему-то не припасли. И это было очень на них не похоже.

– В чем дело? – поинтересовался Кальтер у Багнера, указав глазами на Гусей. – Это не те люди, о которых ты рассказывал мне в изоляторе.

– Ничего не попишешь, брат: иногда планы меняются, – развел руками Харви. – Но я здесь ни при чем. Все претензии – к ван Хейсу. Из тех классных идей, что я ему предлагал насчет этой работенки, он отверг почти все. Даже дубинки побоялся нам выдать, можешь себе представить?

– Эй, я вижу, ты чем-то недоволен, Обрубок? – возмутился Гонзо, заметив, как нахмурилось лицо его босса. Шимон, Монгол и Хоробадо тоже напряглись и уставились на калеку с откровенной неприязнью.

– В последний год я редко чем бываю доволен, – спокойным тоном ответил Куприянов. Даже если конфликта не избежать, провоцировать наемников на драку еще рановато. – Но поскольку вы, ребята, в моих проблемах не виноваты, то никаких обид у меня на вас нет. Просто хотел узнать, чем были вызваны внезапные изменения в планах, только и всего.

– А тебе не все ли равно, однорукий? – подал голос Штернхейм. – Я бы на твоем месте радовался тому, что меня досрочно выпустили из изолятора и дали погулять денек в хорошей компании без надзора вертухаев.

– Мне не все равно, – признался Кальтер. – Ван Хейс настоял на моем участии с пока неясной мне целью. Но я не сомневаюсь, что он использует меня в качестве разменной монеты. Не знаю, что Скарабей наплел тебе, но мне он про увеселительную прогулку и словом не обмолвился. Как раз наоборот, если среди вас присутствую я, значит, будьте уверены: все настолько дерьмово, насколько вы себе даже вообразить не можете… Я прав, Харви? Ты же уведомил герра Штернхейма о том, какой ад всем нам здесь уготован?..

Разумеется, Куприянов врал. Но врал не более того, чем соврал ему Багнер. Безотказный способ избежать конфронтации с сильным противником: дать ему понять, что на самом деле вы – не враги, а жертвы чьего-то обмана. Причем обманщик, на которого перевел стрелки Куприянов, тоже находился здесь. Более того – Харви действительно являлся обманщиком! Поэтому можно сказать, что Обрубок не лгал, а честно отплачивал лжецу той же монетой.

Вторая причина, почему Кальтер соврал, – он хотел выведать, зачем явились сюда Дикие Гуси: по его душу или для поиска черной кляксы. Если причина в Кальтере, то знающий настоящую цель экспедиции Штернхейм пропустит его болтовню мимо ушей. Или соврет что-нибудь в ответ. Но если они с Отто и впрямь оказались союзниками, то он отнесется к заявлению Обрубка со всей серьезностью. Потому что тогда оно должно было стать для наемников неприятным сюрпризом.

В точку!

Выслушав Куприянова, и без того хмурые Гуси посуровели еще больше и перевели вопросительные взоры на Багнера. А Харви только сейчас понял, что его подставили, да было поздно. Теперь Отто ждал от него оправданий, и лучше бы Скарабею было его не разочаровывать.