Полная версия
Дежавю
Татьяна Ивлева
Дежавю. Антология
© Коллектив авторов, 2018
© Т. Ивлева, составление, 2018
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018
© Издательство «Каяла» (Киев), 2018
* * *Магия дежавю
Слово «дежавю» пришло в русский язык из французского – Dйjа Vu – и переводится как «уже виденное». Во французском языке оно обозначено двумя словами, в русском же утвердилось слитное написание. По одной версии – приписывается Наполеону, по другой – французскому философу и психологу Эмилю Буараку (Emile Boirac, 1851–1917). Последний ввёл это понятие в научный мир психологии. С тех пор оно стало настойчиво проникать не только в мировую медицинскую и научную терминологию, но также в интеллектуальные и творческие сферы – в мир литературы и искусства. Ответу на вопрос: «Что такое дежавю?» посвящены книги, статьи, научные исследования. Великий швейцарский психолог и философ Карл Густав Юнг был убежден в том, что живет параллельной жизнью и отчасти пребывает в XVIII веке, о чём он написал в книге «Воспоминания. Сновидения. Размышления». В этом труде Юнг делится с читателями своими воспоминаниями, объективно анализируя собственный жизненный и творческий путь. Случаи дежавю описывали Джек Лондон, Конан Дойл, Клиффорд Саймак («Заповедник гоблинов»), Марсель Пруст («В поисках утраченного времени»). В сонете № 123 (перевод С. Маршака) Шекспир восклицает:
«Не хвастай, время, властью надо мной.Те пирамиды, что возведеныТобою вновь, не блещут новизнойОни – перелицовка старины».Уже в XIX веке дежавю не раз упоминается в литературных произведениях Диккенса, Шатобриана, Бодлера. Оно напоминает сновидение, которое, как только мы просыпаемся, ускользает, оставляя лишь смутные воспоминания. Как в волшебной прозе Габриеля Гарсия Маркеса («Глаза голубой собаки»):
«Она пристально смотрела на меня, а я все не мог понять, где прежде видел эту девушку. Ее влажный тревожный взгляд заблестел в неровном свете керосиновой лампы, и я вспомнил – мне каждую ночь снится эта комната и лампа, и каждую ночь я встречаю здесь девушку с тревожными глазами. Да-да, именно ее я вижу каждый раз, переступая зыбкую грань сновидений, грань яви и сна. Я отыскал сигареты и закурил, откинувшись на спинку стула и балансируя на его задних ножках, – терпкий кисловатый дым заструился кольцами. Мы молчали. Я – покачиваясь на стуле, она – грея тонкие белые пальцы над стеклянным колпаком лампы. Тени дрожали на ее веках. Мне показалось, я должен что-то сказать, и я произнес наугад: “Глаза голубой собаки”, – и она отозвалась печально: “Да. Теперь мы никогда этого не забудем”».
К этой магнетической теме неоднократно обращался и кинематограф: «Дежавю» (2006). Режиссер Тони Скотт. (В ролях Дензел Вашингтон и Вэл Килмер). Содержание: агент ФБР открывает, что ощущение дежавю – ценный инструмент в поиске преступников. «День сурка» (1993). Режиссер Гарольд Рамис. (В ролях: Энди Макдауэлл, Билл Мюррей.) Ставшая культовой история о том, как журналист вынужден бесконечно проживать один и тот же день. Просыпаясь, он попадает в один и тот же день, с удивлением обнаруживая, что ничего не меняется ни в комнате, ни в пейзаже за окном. И каким бы образом он ни пытался изменить ситуацию, этот день повторялся снова и снова. На сюжетах переживания героями ситуаций дежавю построены почти все фильмы Андрея Тарковского, например, «Солярис» (по одноимённому роману Станислава Лема). Герои фильма, находясь на борту научно-исследовательской космической станции, встречают двойников тех людей, которым в прошлом они причинили боль или страдание, и заново переживают знакомую ситуацию, пытаясь исправить свои ошибки.
Магическое очарование красивого, загадочного слова и стоящего за ним ясного и одновременно столь многогранного понятия не оставило равнодушными и русских поэтов и писателей, подхвативших традицию. Всё чаще в лексиконе русских современных авторов стало появляться это магическое слово – дежавю – и, соответственно, связанные с ним образы, фантазии и сюжеты, бесспорно, обогатившие все жанры современной русской лирики и прозы. Дежавю – тайное послание души? Дежавю – духовный маяк, мерцающий в океане жизни? Дежавю – сны о прошлом или предсказание будущего? Каждого из нас хоть раз в жизни охватывало внезапное и странное ощущение… Мы знаем наверняка: то, что сейчас происходит, происходит впервые. Но вдруг осознаем, что однажды это уже с нами случалось: мы уже были здесь, говорили с этими же людьми, слышали в ответ те же слова, вдыхали те же запахи, так же падал снег… дождь… лампы свет… Настоящее будто бы встретилось с прошлым…
Римма Запесоцкая:
«В этой квартире было много народу. Я, сидя на диване, наблюдала, как люди из органов проводили обыск, внешне спокойно беседовала с окружающими, а потом вдруг сказала: “Только не говорите об этом моей маме”. Вот такой кафкианский сюжет; и каждый раз после переживания этой абсурдной реальности я просыпалась с ощущением, что ледяной обруч сжимает сердце».
Инна Иохвидович:
«А она смотрела на него и насмотреться не могла, и поверить не могла, что судьба вновь столкнула их. И это уж случайностью быть не могло, вправду – суженого на коне не объедешь».
«Никому не снится то, что его не касается», – сказал
Герман Гессе. И был прав. Тайна феномена дежавю, пожалуй, заключается именно в повторении переживаний, ситуаций, обстоятельств места и времени в рамках текущей нашей жизни и круговорота наших судеб. Таким образом, таинственное и загадочное явление дежавю, вне всяких сомнений, имеет прямое отношение ко всему тому, что происходит с нами в реальности, в каждодневной действительности.
Виталий Амурский:
«А я, подспудной памятью ведомый,Здесь словно погружаюсь в прошлый век…»Бахыт Кенжеев:
«Ты помнишь морозный узор на стеклев подвальном гнезде, в молодом февралеи солнце, и рамы двойные?»Итак, можно сказать, дежавю – это тайные знаки судьбы, которые художники и поэты умеют не только читать, но и расшифровывать в своих произведениях. Иллюстрация обложки данной антологии также подчёркивает возможное предположение: в дизайне обложки использована картина «Судьба» (1900) английского художника-прерафаэлита Джона Уи́льяма Уутерхауса (John William Waterhouse. 1849–1917). Попытка расшифровать и осознать знаки судьбы прослеживается у всех писателей и поэтов, в том числе и у принявших участие в этом сборнике.
Бахыт Кенжеев:
«Всякая вещь на свете есть рукописный знакпрепинания, а вернее – озимый злак».Михаил Анищенко-Шелехметский:
«И смотрит Господь удивлённо и строго,И знает, зачем я живу на Земле».Но всё же, что за феномен это мистическое дежавю —
ошибка человеческого (под)сознания или тайное послание души? Отчего оно так притягивает и будоражит наши умы? Точного ответа никто не может дать – ни психологи, ни художники, ни поэты и писатели.
Сергей Ильин:
«В общем, сказать можно только одно:истину знать никому не дано».Все попытки объяснить это загадочное явление строятся на догадках, наитии, фантазиях.
Одно лишь можно точно сказать – оно никого не оставляет равнодушным, и оно, обращаясь к прошлому, отражает моменты современной действительности.
Мария Савкина:
«Убегуза тысячи лет отсюда,чтобы вспомнить…»А может, дежавю – это феномен восприятия? Он возникает как электрический импульс в (под)сознании человека – реакция на новую ситуацию, которая кажется знакомой до мелочей.
Генриетта Ляховицкая:
«…корреспонденты, вспышки, блицы,сомнительные интервью…Порою, думаешь – всё снится,и кажется – что дежавю».Борис Марковский:
«Всё как тогда – сажусь в пустой вагон,не торопясь талончик отрываю,гляжу на двух задумчивых ворони жизнь свою зачем-то вспоминаю».Леонид Блюмкин:
«Я там жил когда-то, давным-давно,Только тень и помнит моё окно».Глубоко эмоциональное переживание, дежавю, несомненно, даёт простор для размышлений о смысле бытия и поисков ответов на «вечные вопросы». Казалось бы, это просто длящееся несколько секунд состояние, происходящее в самых рядовых ситуациях и затем бесследно исчезающее. Но какими должны быть глубина и смысл явления, чтобы оно так волновало человечество?
Валерий Рыльцов:
«Кто вошёл в Гераклитову реку,Тот до устья останется в ней».Под его волшебным воздействием возникает предвкушение чуда, иллюзия ясновидения, которая позволяет, обманув время, увидеть будущее или снова пережить прошлое. Вот что писал по этому поводу Зигмунд Фрейд: «Мои собственные переживания ощущений “дежавю” я могу объяснить сходным образом – воскрешением бессознательного желания улучшить мое положение».
Михаил Фокс:
«И если в первой жизни всё печально,Надеюсь, будет лучше во второй».Сергей Сутулов-Катеринич:
«Верю и знаю: разлука – иллюзия.Сызнова встретившись, мы не расстанемся…»А спустя несколько секунд все исчезает: прошлое вновь становится известным, настоящее – новым, а будущее, как обычно, неведомым… Марсель Пруст трактовал дежавю – это «сверкающее и неразличимое видение» – как попытку утешения: «Поймай меня на лету, если достанет сил, и попробуй разрешить загадку счастья, которое я предлагаю тебе». Иными словами, дежавю – это напоминание о наших тайных фантазиях, сигнал о том, что мы соприкасаемся с чем-то желанным и одновременно запретным. Дежавю – это яркое переживание, не похожее ни на какое другое. Напоминает волшебство, нечто необычное, происходящее с нами в самых, казалось бы, рядовых условиях. Оно многогранно, непостижимо, интимно и чувственно. И оно дарит нам весь спектр эмоций, чувств и переживаний: удивление, любопытство, тревогу, порой страх и печаль, но чаще даёт надежду – радует, вдохновляет и окрыляет. Мгновения, похожие на сон.
«Принять весь мир и всё понять мгновенно,Что было, есть и станется потом…Открыться мирозданью вдохновенноИ ощутить его как отчий дом».Татьяна Ивлева
25 января 2018 – Эссен
Александр ГОРОДНИЦКИЙ / Москва /
Родился 20 марта 1933 г. в Ленинграде в семье служащих. Пережил блокаду. В 1951 г. окончил с золотой медалью 236 среднюю школу г. Ленинграда (ранее учился в 254 школе). В том же году поступил на геофизический факультет Ленинградского горного института им. Г.В. Плеханова, который окончил в 1957 г. по специальности «геофизика». Основная профессия – геофизик. Поэт Александр Городницкий – автор более 30 книг стихов, песен и мемуарной прозы и нескольких десятков дисков с авторскими песнями. Он член Союза писателей России (1972), Международного пен-клуба (1988), член Союза московских писателей и Международного Союза писателей-маринистов, президент Ассоциации российских бардов, лауреат Царскосельской художественной премии (1998) и национальной общественной премии «Благодарность» (2005), первый лауреат Государственной премии имени Булата Окуджавы (1999). Стихи и песни Александра Городницкого переведены на языки многих народов мира, включены в школьные программы. Его творчеству посвящены многочисленные статьи, кандидатские и докторские диссертации. Именем Александра Городницкого названы малая планета Солнечной системы и горный перевал в Саянах. В 2004 г. снялся в художественном фильме «Экстренное торможение» (реж. А. Борисоглебский, ООО «Русское ТелеВидео»). Автор и ведущий научно-популярных программ на ТВ «Культура» – «Атланты в поисках истины».
«Шестидесятникам теперь за шестьдесят…»
Шестидесятникам теперь за шестьдесят.Бранит их всякий «мальчикам в забаву».Пора оставить хрупкую их славу,Что расцветала тридцать лет назад, Когда победно громыхала медь,Империя не ощущала крена,И шла на гладиаторов глазетьГудящая спортивная арена.Все началось совсем в другие дни,И, видимо, не в них первооснова.Недолговечным оказалось слово,Которое придумали они.Пошли на суп лавровые венки,Им не понять, беспомощным и старым,За что их обличают смельчаки,Свободу получившие задаром.А я другие вижу времена,Где молодость моя, и над МосквоюНегромкая гитарная струнаЗвенит освобожденной тетивою. 1996«Синдром Хемингуэя»
Популярна давно невеселая эта затея,Что теперь называют «синдромом Хемингуэя», —Только дуло винчестера сунь понадежнее в ротИ вперед. Смит и Вессон, и Браунинг, – в этой навязчивой теме,Как потом выясняется, дело отнюдь не в системе, —И веревка годится, особенно если спьяна.Можно также использовать в случае интересаПистолеты системы Мартынова или Дантеса(Есть и менее, впрочем, известные имена). …Он охоту любил, на кулак и на выпивку скорый,Мичиган переплыл и азартно выкрикивал: «Торо!»,Карандаш лишь ценя и дешевой бумаги клочок.Был везде он удачлив, – в любви, на войне и в футболе.Что его побудило, забыв о присутствии Бога,Укрепить аккуратно точеный приклад у порогаИ босою ногою нащупать холодный крючок? Где начало берет это чувство сосущее боли,Неподвластной наркозу,Неопознанный ген, неожиданно всплывший в крови?…И уже совершенно неважно – стихи или проза,Океан за окном или чахлая эта береза, —Важно лишь не остаться с собою самим визави. 1996Дон-Кихот
Дон-Кихот благороден. И все же – смертельно опасенВ постоянном стремлении зло корчевать на Земле.Он стремительно скачет, за ним не поспеть Санчо ПансеНа домашнем приземистом, коротконогом осле. У дороги в садах наливаются соком маслины,Глаз ласкает вокруг незатейливый сельский уют.Мир навстречу плывет меж ушей треугольных ослиных.В нем леса зеленеют, и яркие птицы поют. Но в багровую тучу окрестности мирные канут,Если волю дадим подозрительным чувствам своим. Встанут мельницы в ряд – угрожающий ряд великанов,Атакующим змеем летящий окажется дым. Дон-Кихот старомоден, и все же сегодня опасен.Нам доспехи его и заржавленный меч – ни к чему.Все он ищет врагов меж полей, перелесков и пасек,Черный дым подозрений глаза застилает ему. Стали нравы другими, и время сегодня иное,Нет волшебников больше, и время драконов прошло,Но, копьем потрясая, вторгается в мир паранойя,Сея страх и вражду, и добро обращая во зло. 1989Родство по слову
Неторопливо истина простаяВ реке времен нащупывает брод:Родство по крови образует стаю,Родство по слову – создает народ.Не для того ли смертных поражаяНепостижимой мудростью своей,Бог Моисею передал скрижали,Людей отъединяя от зверей?А стае не нужны законы Бога, —Она живет заветам вопреки.Здесь ценятся в сознании убогомЛишь цепкий нюх да острые клыки.Своим происхождением, не скрою,Горжусь и я, родителей любя, Но если слово разойдется с кровью,Я слово выбираю для себя.И не отыщешь выхода иного,Как самому себе ни прекословь, —Родство по слову порождает слово,Родство по крови – порождает кровь. 1999Корпово
Наши деды стреляли друг в друга на этой земле,Где ржавеют сегодня остатки солдатских жетонов.Над могилами их только ветры осенние стонут,Да морозные вьюги снегами шуршат в феврале.Наши деды, увы, были в судьбах своих не вольны.Мне хотелось бы верить, что время наступит иное,Где над Русской землей, над Германией и над ЧечнеюНе займется пожар бесполезной и горькой войны. В память всех убиенных горит под иконой свеча,А гостей, как ведется, встречаем мы хлебом и солью.Общей памятью все мы едины и общею болью,Наша дружба надежна, и наша любовь горяча.Протяни же мне руку, далекий неведомый друг,Чтобы дымом пожаров не вспыхивать яркому лету,Чтобы больше ни разу зеленую нашу планетуНе опутывал свастики черно-кровавый паук. Так давайте дружить, чтобы больше ни разу опятьНе топтали пшеницу соляркой пропахшие танки, Чтобы внукам потом безымянные наши останкиНе пришлось бы в полях, начиненных железом, искать.Так давайте дружить, чтобы в будущих новых векахНа земле новгородской, обители тихой печали,Не команды чужие и хриплые стоны звучали,А звучали бы общие песни на двух языках. 2001«Фотографии старые блекнут с годами…»
Фотографии старые блекнут с годами.Я бы рад показать их, – да только кому?Это бухта Нагаевская в Магадане,Это практика летняя в южном Крыму. В проявителе времени тонут, нестойки,Миловидные лица далеких подруг.Вот наш класс выпускной перед школой на Мойке,Вот я сам, в батискафе откинувший люк. Для чего, покоряясь навязчивой моде,В объектив я ловил уходящую даль?Фотоснимки и слайды дымятся в комоде.Их бы выбросить надо, а все-таки жаль. Проржавели суда, и закаты потухли,Поразбрелся и вымер смеющийся люд.Это выкинут все, как ненужную рухлядь,Новоселы, что в комнату после придут. Но пока еще лампы медовые нитиСохраняют накал, занавесив окно, Я листаю альбомы, единственный зритель,И смотрю своей жизни немое кино. 1996«В последний раз обнять друг друга…»
В последний раз обнять друг друга,Пока безумна и слепа,Невычислимая, как вьюга,Кружит по улицам толпа.О, эта грозная минута, —Плотины гнилостной итог,Когда вода вскипает круто,И превращается в поток!И водопад, подобно зверю,Рокочет, пеною одет,И на летящий рядом берегУже не выберешься, нет.Прислушайся к ночному гуду, —Надеяться – напрасный труд,Что нас с тобою позабудут,Что к нам с тобою не придут.Как в воздухе окрестном душно,Как время вязкое течет!Наш дом не крепость, а ловушка,Поставленная на учет,Где, вылететь готово разом,Дрожит оконное стекло,И телевизор, как циклоп,Нас ловит напряженным глазом. 1990Вероника ДОЛИНА / Москва /
Родилась 2 января 1956 года в Москве. Отец – авиаконструктор Аркадий Яковлевич Фишер, мать – врач Людмила Александровна Долина. Окончила французскую спецшколу и музыкальную школу. В 1979 году окончила Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина, получив профессию учителя французского языка. Некоторое время работала в библиотеке, затем – в редакции специализированного журнала. С 1971 года Долина начала писать песни и исполнять их, аккомпанируя себе на шестиструнной гитаре. В 1986 году у нее выходит первый диск, вскоре – второй (тираж более 1 млн.). В 1987 году она становится членом Комитета московских драматургов. В том же году у нее в Париже выходит первый сборник стихов. В 1989 году фирма «Мелодия» издала компакт-диск Вероники Долиной «Элитарные штучки». На сегодняшний день у Долиной выпущено более 10 сборников стихов, 9 виниловых дисков, более 20 компакт-дисков. В 2005 году ей была присуждена литературная премия «Венец».
Под этим небом
(Cтихи 2015)
«Под этим небом – разве соберешь…»
Под этим небом – разве соберешьСлова, слова… И вдохи, вдохи, вдохиБез выдоха. И слезоньки утрешьСебе самой, и людям, и эпохе. Так я сказала. Море предо мнойСиять – сияло. И катить – катило.Но все же небо – куполом, стеной —Оно меня особенно смутило.А прежде где же все же я была?В какой пробирке на стеклянной полке…Из глубины какого же селаВдыхала я тот кофе в кофемолке.А это не питье и аромат.Да ты сама меняешь свой формат.Так только тут. Берут твое, иное —И бинт, и жгут, и небо прописное.«Под этим небом – соберу слова…»
Под этим небом – соберу слова.Хоть руки между раковин согрею.Ни мясо и ни рыба – но жива,Последняя кружится голова,Не розовею, но и не серею.Под этим небом – камни и цветы.Я острых и подводных – не замечу.Переполох в отделе простоты.Переворот в разделе немоты.И я сама с собой назначу встречу.Преодолев растерянность одну,Я ко второй придвинусь инстинктивно.Вот голосок застенчиво дрожит.Пиноккио по улице бежит,Поколотив беднягу Буратино.«Под этим небом, бархатным, густым…»
Под этим небом, бархатным, густым, —Сижу я с телефончиком простым,Сижу себе, пишу себе о чуде.Я только что увидела друзей.Там были все – кокетка, ротозей.Удачник, неудачник… Были люди.Они все обнимались невзначай.И отменялись горе иПечаль.И о лекарствах – там не толковали.Немного пели детским голоском…И, в общем, говорили языкомСердечным.А другому не давалиИ шевельнуться, господи прости.Ну, то есть, – очень тихо «не грусти»Там бормотали, даже без испуга.И небо нависало над горой,Как голова склоняется порой —К плечу, к плечу стареющего друга.«Потихоньку – полегоньку…»
Потихоньку – полегонькуНе хочу тебя будить.Книжку отложу в сторонку.Дочитаю, может быть,Там, на берегу толковом,С бестолковым словарем, Как ты стал тяжел и скован…Помолчим – да и умрем.Может, это временное.Перемены-возраст-боль.Но боюсь, что именное.Наше именно с тобой.И ведь, как бы ни боялась,Дочитаю и добьюсь.Я лет десять не смеялась.Ничего себе! Смеюсь…«Так слепо, так ненаблюдательно…»
Так слепо, так ненаблюдательно,Москва, ты смотришь в темноту.Хотелось бы законодательноОткрытость, детскость, простотуТебе вменить. И тонкой прописью,Предписывать, как педиатр:Не плакать, не стоять над пропастью,А только небольшой театрОткрыть сейчас же в каждой мыльнице,Где нет парковки и врача,Но грозно ссорятся и мирятсяПалач и дети палача.И послеоперационнаяПройдет бессменная вражда.И загорится пенсионнаяПолувоенная звезда.«Ни довериться помощи…»
Ни довериться помощи,Ни дождаться уже.Сколько почты заоблачнойНа моем этаже.Ни дружка сокровенного.Ни морщинки во лбу.Ни толчка внутривенного,Это тоже табу.Ни блокнот и ни книжица.Ни в метро, ни пешком.А вот почта приблизится —С голубком, с голубком.«О чем там дети тайно шепчутся…»
О чем там дети тайно шепчутся,Не поднимая тихих глаз?Три нити маминого жемчугаМне стали в самый-самый раз.Да, небогатого, некрупного.Немного в свечке киловатт…Для горла птичьего, для хрупкого —Он был всегда великоват.Ходила с сумками ненужными,А ведь могла еще парить…Нескоро бусами жемчужнымиСмогла я маму одарить.Пока же радостями женскими —Кристалл и нитка, свет, тепло. Да вот с застежками богемскимиЧехословацкое стекло.Ах, бусы новенькие, честные.И каждый получал свое,Все, чем одаривала Чехия, —Шарфы, перчатки и белье.Теперь смотрю – другая женщинаТам, у окна, – в свой темный час.Три нити маминого жемчугаЕй стали в самый-самый раз.Мих. АНИЩЕНКО-ШЕЛЕХМЕТСКИЙ
24 ноября в Самаре от сердечного приступа, в возрасте 63 лет, скончался замечательный русский поэт и прозаик, член Союза писателей России, лауреат им. Николая Островского, Михаил Анищенко. Его имя ставят в одном ряду с именами Сергея Есенина, Николая Рубцова, Юрия Кузнецова… Последний был его «крестным отцом» в литературе. Михаил Анищенко был известен не только своими стихами, собранными в сборники «Оберег», «Поющая половица» и другие, но и как автор романов и биографического исследования о жизни Вильяма Шекспира «Открылась бездна звезд полна». Михаил Всеволодович Анищенко родился в 1950 году в Куйбышеве. Работал фрезеровщиком, слесарем, сантехником, сторожем, журналистом. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Первая книга стихов «Что за горами» вышла в 1979 году. Затем появились «Не ровен час» (1989), «Ласточкино поле» (1990), «Оберег» (2008) и др. Лауреат Всесоюзной премии им. Николая Островского (1980), премия журнала «НС» (2000), по данным «Биографии. ру». По мнению председателя правления Самарского областного отделения Союза писателей России Александра Громова, уход Михаила Анищенко из жизни – большая потеря для русской литературы, «масштаб которой мы еще не осознали».
Я воду ношу
Я воду ношу, раздвигая сугробы.Мне воду носить все трудней и трудней.Но, как бы ни стало и ни было что бы,Я буду носить ее милой моей. Река холоднее небесного одра.Я прорубь рублю от зари до зари.Бери, моя радость, хрустальные ведра,Хрусти леденцами, стирай и вари.Уйду от сугроба, дойду до сугроба,Три раза позволю себе покурить.Я воду ношу – до порога, до гроба,А дальше не знаю, кто будет носить.А дальше – вот в том-то и смертная мука,Увижу ли, как ты одна в январе,Стоишь над рекой, как любовь и разлука,Забыв, что вода замерзает в ведре…Но это еще не теперь, и дорогаПротоптана мною в снегу и во мгле…И смотрит Господь удивленно и строгоИ знает, зачем я живу на Земле.Офелия
С красными рыбами, с феями,Через кувшинки и ледГрустно и тихо ОфелияВ облаке белом плывет. Давних времен отторжениеТает в глубинах Реки;В небе ее отражениеЛасточек кормит с руки. Боль повторяется заново,Светится куст белены… Все, от Рембо до Иванова,Были в нее влюблены. Так и стоят под рябиною,В воду макают перо…Будто бы над КоломбиноюБлоковский плачет Пьеро. Вот она – чистая, верная…А в глубину – посмотри! —Это ведь кукла фанерная,С клюквенным соком внутри. Вот она снова – за плавнями…Что ты заплакал, поэт?Люди живые не плаваютВ реках по тысяче лет. Пусть уплывает из памяти,Русая девочка – Во! —Не увидавшая в Гамлете,Кроме себя, – ничего!
