Дальнейшие похождения Остапа Бендера

– Да вот… – повел председательствующий махорочной рукой на сидящих. – Прорабатываем… Известное дело…

– Вот-вот, и мы, летчики, своим беспосадочным перелетом… – сделал паузу Бендер, подыскивая нужное слово, бьющее не в бровь, а в глаз своим политическим весом, – продолжил с повтором:

– Расправляем могучие крылья для ударного построения социализма не только в нашей стране, но и во всем мире, товарищи, – с пафосом провозгласил он.

Сперва члены партсобрания с недовольством смотрели на непрошеного гостя, прервавшего привычное течение важного собрания, но прослышав последнюю фразу человека в одеянии летчика, уже с нескрываемым уважением смотрели на него. А «летчик», поправив очки на шлемном лбу, не скупился на крылатые слова. Он развернул перед собравшимися удивительное будущее, раскрашивая его словами: «мировая революция», «социализм», «заря коммунизма». После такого вступления он закончил:– А сейчас, товарищи, прошу оказать летчикам помощь… – подошел он к окну. – Взгляните, и вы увидите, что крылья нашего беспосадочного перелета в бензинном голоде. Снабдите бензином, дорогие товарищи, и мы снова взмоем в небо и этим самым нанесем сокрушительный удар по злорадству капитала над нашей вынужденной посадкой.

– Надо помочь, раздался авторитетный голос председательствующего. Все повскакивали со своих мест и сгрудились у окон.

На улице был уже поздний вечер. Залитая лунным светом авиетка отливала серебром своих крыльев и фюзеляжа. У самолета похаживал беспокойно Рощин, ожидая Бендера, и отгоняя любопытную детвору, невесть откуда узнавшую о самолете и сбежавшуюся со всех концов села, чтобы поглазеть на диковинную птицу.

После слов председателя: «надо помочь», все вдруг зашумели, засыпали Остапа вопросами:

– Какой нужен бензин?

– Сколько?

– А керосин не подойдет?

– Когда сможете полететь? Мотор в порядке?

«Летчик» только успевал отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. А когда ответил, собрание перешло к обсуждению проблемы – где взять авиационный бензин. Такого у них не было.

– Да хотя бы обыкновенный, товарищи, – пояснил Остап.

– Петько, запрягай коней и к соседям. У них должен быть такой, – распорядился главный. – А за это мы им семенной отсыпим, они в нужде. Сейчас напишу…

Посылаемый схватил бумажку из рук председателя, которую тот пришлепнул печатью, и выбежал из комнаты.

– А сейчас, дорогой летчик, поужинаете, переночуете, а утром и полетите, – сказал затем председатель.

– О помощи, которую вы нам оказываете, узнает вся страна, дорогие товарищи, – растроганно проговорил Бендер и с чувством воскликнул: О вашем участии в беспосадочном перелете напечатают все газеты! – поправил очки, сползшие на глаза.

На ночлег летчики остановились в доме председателя сельсовета. После плотного ужина, за которым Остап блистал своим красноречием, а Рощин помалкивал, чтобы не внести сумятицу, улеглись на мягкие постели в отведенной им комнате. А в это время их авиетка охранялась сторожем, срочно отозванным от свинарника на более ответственный пост.

Утром у самолета собралось почти все население села.

Рощин и его «командир» беспосадочного перелета – Остап Бендер, так как местные власти именно его считали главным, наполнили все баки, хотя и не авиационным, но бензином. Захватили сверток еды на дорогу, и под крики «урра» вырулили на более широкую полосу дороги.

Остап сидел в самолете первый раз в жизни и был весь захвачен предстоящим полетом.

– Антон! – закричал он, покрывая тарахтенье мотора. – На этом горючем взлетим?

– Попробуем, – ответил Рощин, увеличивая обороты, когда авиетка заняла место для старта.

Летчик дал полный газ и самолет, мягко прыгая по неровностям дороги, оторвался от земли и стал плавно набирать высоту. Мотор ревел, пропеллер бросал в лицо клочья холодного воздуха, врезался в утреннее небо.

Остап посмотрел вниз и увидел, как провожающие махали им руками. Авиетка развернулась и легла на нужный курс, продолжая набирать высоту.

Великий комбинатор испытывал сильное чувство восторга от первого в его жизни полета. Он во все глаза рассматривал медленно плывущую под ним местность.

Уменьшенные крыши домов селения остались давно позади. Внизу змеей зачернел товарный поезд. Казалось, что он стоит на месте, и только по стелющемуся за ним белому дыму видно, что он движется.

Все шло хорошо. Погода была отличная. Мотор работал идеально, жужжал, как швейная машинка «Зингер». Солнечные лучи отражались от лаковых крыльев и слепили Бендеру глаза.

Любуясь проплывающей под ним панорамой местности, Остап запел, поддавшись незнакомому ему еще до этого внутреннему восхитительному ощущению полета над землей.

Авиетка уже подлетала к какому-то большому селению, когда путь ей преградила сильная облачность. Через несколько минут она уже купалась в облаках. Чтобы не потерять землю, Рощин спустился ниже – под облачную преграду. Но и здесь накрапывал дождик. И чем дальше, облака были все ниже и ниже.

Бендер вдруг почувствовал крутой вираж и вопросительно посмотрел на обернувшегося к нему Рощина. Тот разочарованно закачал головой: ничего, мол, не поделаешь, надо опускаться к самой земле.

Полетели так низко, что стадо овец на пути в испуге разбежалось, а люди с удивленно задранными головами смотрели самолету вслед. Скорость авиетки на большой высоте незаметная, теперь чувствовалась основательно. Мелькали дома, деревья, поля…

Началась сильная болтанка. Самолет кидало во все стороны так, что Остапа даже подбрасывало с сиденья.

– Антон! – прокричал, потянувшись к летчику, Бендер, – нельзя ли потише?

– Воздушные ямы, ничего не поделаешь, – чуть обернувшись, тоже криком ответил тот.

Остап не на шутку побаивался, как бы не развалилась их машина, снова прокричал:

– Не развалится наш воздушный конек?

– Не-ет, товарищ Бендер, он испытан и готов к такой болтанке. Скоро Умань, – взглянул летчик на карту у него на коленях.

Недалеко от города мотор, работавший так четко, вдруг забарахлил: дождевые капли попали в карбюратор, да и бензин был низкой очистки. Рощин попытался дать полный газ, но эта попытка не прососала воду и мотор затих.

– Садимся! – сказал он, не оборачиваясь, и начал высматривать ровное место для посадки.

Но такого места летчик не находил. Положение создавалось весьма критическое: кругом кустарники, деревья, холмы, а дальше постройки, дома.

Видя, что машина планирует на снижение, но не на ровное и свободное место, Бендер ясно ощутил угрозу разбиться.

– Антон! – прокричал он, хотя не было уже надобности кричать, мотор молчал. – Нет места?

– Дотянем, сядем на окраинную улицу города, – хладнокровно ответил находчивый летчик.

Это не совсем успокоило Остапа, он весь сжался, собрался к удару авиетки о какое-нибудь препятствие и, расширив глаза, ждал опасного приземления.

И оно наступило. Самолет, хотя и искусно пилотируемый умелыми руками Рощина, вначале мягко коснулся своими колесами уличной дороги, подпрыгнул, снова готов был чиркнуть колесами по земле и понестись уже по ней, теряя скорость, но… Вдруг нырнул колесами в глубокую рытвину и, сделав вынужденный рывок влево, самолет ударился крылом о телеграфный столб. Крыло смялось и отлетело от фюзеляжа.

Удар выбросил Остапа за борт авиетки. Больно ударившись о землю, он лежал с мыслью: «жив ли?».

Рощин тоже вывалился из машины, но тут же поднялся на ноги и, шатаясь, сделал шаг к своему детищу. Перед ним была половина авиетки. Крыла не было, шасси сломано, пропеллер хотя и был цел, но безжизненно замер на оси сдвинутого в сторону мотора. Помятая плоскость с элеронами съехала в канаву и лежала рядом с Бендером.

Теперь летчик окончательно понял, что его беспосадочный перелет бесповоротно на этот раз закончен. Авиетка Р-1 потребует основательного и длительного ремонта. Рощин сел на землю и готов был заплакать. Бендер тронул его за плечо и сказал ободряющим голосом:

– Антон, местный Осовиахим нам поможет.

Летчик встал и, взглянув на свое аварийное творение, медленно опустился снова на землю.

– Не унывай, Антон, я сейчас пойду и свяжусь с местными властями, – заверил Остап. – А вы охраняйте авиетку…

Вокруг самолета, потерпевшего аварию, начали собираться местные жители, сочувствуя и вздыхая. А детвора уже трогала и пыталась повращать хвостовые элероны.

– Ничего страшного нет, – продолжал успокаивать Бендер пилота. – У вас еще много будет знаменитых перелетов, Антон Яковлевич…

Рощин крепко пожал руку Остапу, хотя он чувствовал себя жокеем, до смерти загнавшим свою любимую лошадь на скачках. Ему казалось, что теперь в Москве его не будут считать не только авиаконструктором, но и летчиком.

После аварии радужное настроение и у Бендера померкло. Но он, еще раз заверив Рощина о своей помощи, подсел на попутную телегу с бочками и отправился в центр города.

В редакции местной газеты «Уманськи висти», помещавшейся на первом этаже Дома культуры города, деловито подбирали материал к сдаче в набор. Особенно старательно и ответственно этим занимался редактор Сочник, готовя передовицу к печати.

В разгар работы быстро вошел репортер Коляда. За ним шагнул в комнату человек в комбинезоне, шлеме, с очками, сдвинутыми на лоб. С приходом его в комнате распространился запах бензина и масла.

– Внимание, Николай Устинович, – сказал Коляда, – к нам летчик по очень интересному делу. Товарищ вам объяснит, – и скромно отошел в сторону.

– Летчик беспосадочного перелета Москва – Одесса – Москва Бендер и авиаконструктор Рощин, он у самолета… Мы аварийно сели у вас, товарищи, нужна помощь…

– Беспосадочного перелета?! Почему не знаем? – недоуменно уставился редактор на репортера, а затем на Бендера.

– Значит, прокол в вашей работе, – осуждающе покачал головой Остап. – Все газеты.

– Хорошо, хорошо, товарищ, где вы сели? – заволновался редактор.

На окраинной улице города, товарищи.

– Едем, немедленно едем, Коляда… – крутнул ручку телефонного аппарата редактор и схватил трубку. – Семен, оставь место для экстренного сообщения. – И бросив трубку на рычаги, повторил: – Едем, едем, товарищи, – устремляясь к двери.

– Да, но не к самолету вначале, а в Осовиахим, товарищи, – предупредил газетчиков Бендер, идя впереди.

Вскоре к месту аварийной посадки авиетки Р-1 подкатил автомобиль неизвестной марки. В свежевыкрашенной машине, собранной осовиахимовскими автолюбителями из «паккарда», «форда» и других машин, восседали председатель городского Осовиахима, газетчики Сочник, Коляда и «летчик» Остап Бендер.

Возле самолета в шумном окружении детворы и жителей с ближайших, домов, скучно похаживал Антон Яковлевич. Остап представил его и как летчика беспосадочного перелета, и как конструктора самолета.

Осмотрев авиетку, председатель сказал:

– Да, товарищи летчики, у нас нет возможности отремонтировать ваш самолет. Чем можем помочь, так это отправить вас с машиной по железной дороге в Москву.

– Или же в Киев, – подсказал руководитель осовиахимовской секцией помощи авиации. Он с двумя другими авиаторами-любителями подкатил вслед за машиной на конной пролетке.

– Или в Киев, – согласился председатель.

– Там сейчас автожиры начали выпускать, – заявил авторитетно авиатор-любитель, заглядывая во внутрь фюзеляжа авиетки.

– Нет, товарищи, – грустно покачал головой Рощин. – Уж если отправлять, за что я буду вам очень благодарен, так лучше в Москву. Там у меня мастерская, запчасти, опытные помощники…

– Понятно, так и договорились. А с нашими любителями-авиаторами можете приступить к разборке и упаковке вашего самолета, и, заканчивая свое начальствующее определение, председатель добавил: – Ну, а поскольку сейчас уже вечер, то отбуксируем ваш самолет в наш двор, определим вас на постой, товарищи, снабдим талонами на питание.

– Спасибо, большое вам спасибо, – рассыпался в словах благодарности Рощин, а за ним и Бендер.

Был уже поздний вечер, когда авиетку Р-1 конная упряжка втащила во двор районного Осовиахима. Здесь она была уже под охраной местных энтузиастов. На следующий день ей предстояло быть разобранной, упакованной и со своим конструктором отправиться в Москву.

Рощин и примкнувший к нему Остап, ставший за это время чуть ли не возглавителем беспосадочного перелета, были определены в городскую гостиницу и наделены талонами в общепитовскую столовую.

За ужином Остап говорил:

– Антон, видите, все улаживается не таким уж скверным образом. Завтра вы будете читать в газете свое интервью о вашем беспосадочном перелете. Ваша машина будет упакована и вы с ней отправитесь домой. Что же касается меня, то я перед дилеммой: ехать с вами или не ехать.

– Решайте, мы уже подружились и мне будет скучно без вас, – улыбнулся за все последнее время летчик первый раз. – Вместе с вами мы займемся ремонтом авиетки, будем конструировать новую модель. Вы станете членом нашего Осовиахима. Решайте, дорогой Остап.

– Да-а… – протянул Бендер и перед его глазами пронеслись его прошлые московские деяния.

Вспомнил он студенческое общежитие монаха Бертольда Шварца, Кису Воробьянинова, покусившегося на его жизнь, погоню за стульями, последнюю встречу с Шурой Балагановым на Рязанском вокзале и много-много другого. Все эти картины, как отрывочные кинокадры из разных фильмов, склеенные в одну ленту, пронеслись перед его глазами. Он тихо промолвил:

– Я подумаю, подумаю, Антон…

Эту ночь они спали крепким сном на чистых и мягких постелях. А утром, после чая с пирожками в гостиничном буфете, устремились ко двору Осовиахима.

Здесь их уже ждала целая группа осовиахимовских любителей авиационного дела, готовые по указанию летчика приступать к разборке и упаковке ставшей уже знаменитой в их глазах авиетки Р-1.

Остап с интересом наблюдал за всей этой суетой, за указаниями Рощина и участия в работе не принимал. Рабочих рук было предостаточно и даже с избытком.

Бендер хотел закурить, отойдя в сторону, но тут раздался голос Рощина:

– Остап Ибрагимович, тут ваш сверток одежды. Возьмите, а то он так и отправится без вас в Москву, поскольку вы не решили ехать со мной, – с сожалением в глазах смотрел летчик на своего необычного друга.

– Ах, да, – спохватился Остап. – Если бы вы знали, что это за вещи, дорогой Антон, кому они еще недавно принадлежали…

– Скажите, – вопросительно покрутил тот сверток.

– Как-нибудь в другой раз, Антон, – ответил Бендер. И начал снимать комбинезон летчика.

Глядя на его переодевание, Рощин сказал:

– Ну, комбинезон, пожалуй, я возьму, много предстоит мастеровой работы, а шлем я вам дарю. На память о нашем полете, – с добрым чувством улыбнулся летчик неожиданному своему пассажиру, который оказал ему так много помощи в его необычайных приключениях.

– Спасибо. Взамен я вам дарю вот эту армейскую фуражку. Она, правда, без козырька, но пусть напоминает вам обо мне, дорогой Антон. А это я вам возвращаю, – протянул он летчику очки, которые и сейчас украшали его голову в шлеме.

– Возьму, они вам без надобности. Что ж, будем прощаться, дорогой Остап?

– Ну, нет! Упаковывайте, я провожать вас еще буду. Да и вечером встретимся в гостинице, Антон, – помахал рукой Бендер.

– Прекрасно, друг, – ответил тоже взмахом руки летчик и вернулся к своим помощникам.

Бендер одел толстовку Козлевича, завернул в обрывок газеты свой единственный сапог, с которым он по какой-то необъяснимой причине никак не мог расстаться, и вышел со двора местного Осивиахима на улицу.

Солнце висело над домами. Ветер морщинил лужи после ночного дождя. Во дворах по-весеннему орали петухи и волновались куры. Сквозь щели дощатого тротуара хлюпала грязь. По голой мостовой грохотали подводы с рогожевыми кулями. Воробьи слетались к навозу. На углу Софиевской и Общепитовской кричали торговки пирожками и семечками. Обхватив столб с обрывком объявления: «Лечу половые болезни…», вдрызг пьяный банщик Афанасий разгульно выкрикивал что-то нечленораздельное.

– Сигуранца проклятая, конечно, это не Рио-де-Жанейро, – с сердечным вздохом проговорил вслух обладатель ордена Золотого Руна, смахивая брызнувшие капли грязи на его бутылочные краги.

«А может, действительно, поехать с Рощиным в Москву и стать авиаконструктором – летчиком? – усмехнулся Остап. – Нет, это заботы, это работа, у меня нет никакой тяги к авиастроению. Вот Адама Козлевича туда, это да. Он был бы славным помощником Антону Яковлевичу. А я человек свободный, как горный орел. В моей голове, несмотря на крушение, по-прежнему сидит хрустальная мечта моей юности. Теперь я не сделаю уже такого глупого перехода через границу к румынским боярам, сигуранца проклятая», – не проговорил последние слова, а зло прошипел обворованный потомок янычаров.

– Уу-х, – проскрипел он зубами и пристукнул кулаком по ладони другой руки, чуть, было, не выронив свой газетный сверток.

Остап вышел на проспект Ленина и остановился как вкопанный. Перед ним, ударяя броским шрифтом по глазам, на тумбе висела красочная афиша:

«С 3 по 15 апреля с.г., в клубе работников гужевого транспорта ставится спектакль «ШЕЯ».Народная трагедия в 3-х актах Р. Глухомлинова.Вход 50 коп.Начало в 6 часов вечера.В буфете чай, пирожные, кефир и пиво.Дирекция»

– Глухой! – радостно засмеялся Остап, как человек нашедший вдруг свою потерянную ценность, – С моей «Шеей»! Ну плагиатор! – мстительно прокричал потомок янычаров.

Здесь надо пояснить, почему эта афиша вызвала у великого комбинатора такие эмоциональные слова.

После краха конторы «Рога и копыта» Бендер оказался в безденежном состоянии. Проезжая мимо І-й Черноморской кинофабрики у него родилась мысль написать киносценарий для многометражного фильма.

Живя на постоялом дворе, Остап при свете керосиновой коптилки за ночь написал киносценарий под названием «Шея». Утром понес его на фабрику. Пробившись сквозь ералаш, царящий там, Бендер предложил свой сценарий.

– Какой? – спросили его.

– Хороший! – убедительно ответил Остап.

– Для кино немого или звукового?

– Немого.

– Не надо!

– Как не надо!

– Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.

Звуковики тоже ответили отказом, так как звукового кино еще нет.

– Да как же так?! – потряс листами своего творения Остап.

– Да так. Немое кино уже не снималось, а звуковое еще только организовывалось с неполадками в связи с переходом от немого к звуковому кино. И тут до сочинителя скороспелого сценария дошел слух, что в какой-то комнате сидит человек и срочно творит звуковое кино. Остап бросился к нему. Новатор звукового кино оказался глухим. Криком Бендер заявил о своем сценарии.

– Прекрасно! – сказал глухой. – Мы сейчас же втянем вас в работу.

– А как насчет аванса?! – прокричал Остап.

– «Шея» – это то, что нам нужно. Посидите здесь, я сейчас вернусь, и со сценарием в руке глухой скрылся за дверью.

Прождав около двух часов, Остап вышел из комнаты и узнал, что глухой звуковик уже давно уехал и не вернется, так как его срочно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Это рассмешило бы Бендера, а сейчас ужаснуло, так как глухой увез его сценарий многометражного фильма «Шея».

Клуб работников гужевого транспорта находился в бывшем фуражном складе. Над массивной дверью, оббитой жестью, висел транспарант:

«Гужевики! Смело в культуру!»

Остап бесстрашно шагнул под тяжелые своды извозчичьего храма Мельпомены и осмотрелся.

Сквозь высокие и узенькие окна падали скупые пятна света на нестройные ряды скамеек, стульев и табуреток. Низкая сцена была прикрыта занавесью с намалеванными на ней двумя хомутами, оплетенными конскими сбруями. Через разбитые стекла окон слышался птичий щебет. За стеной рыдала скрипка. Пахло дегтем, овсом и мышами.

– И ходют тут, и ходют. И чого? Вже и касса биля самого входу, – заворочался недовольно тулуп, лежащий иа трех табуретках.

– Мне Глухомлинов, о, как нужен, папаша, – провел рукой у шеи Остап, наклонившись над тулупом.

– Глухой? Сам дирехтор? Так його и немае ще… Ага, чекай, – приподнялся старик, – ось вин идэ…

Сердце у Бендера радостно забилось, когда в просвете широких дверей он увидел глухого с портфелем.

– До вас! – выпалил в ухо глухому сторож, тыча рукой в Остапа.

– Я насчет плагиата! – заорал Бендер. – Узнаете?!

Глухой, не узнавая еще Бендера, блеснул золотыми пенсне и согласно кивнул бедуинской бородкой:

– Пожалуйста, прошу ко мне. Мы сейчас втянем вас в работу… Нам нужны свежие силы…

– Я насчет плагиата! Узнаете?! – еще громче закричал Остап, грозно продвигаясь к глухому.

Бородка взметнулась кверху, стекла пенсне уставились на Остапа, рука судорожно закачала портфель. Глухомлинов узнал автора «Шеи»…

Дальше разговор шел в директорском кабинете – весовой, обклеенной афишами с лошадиными мордами.

– Таких, как вы, я бы давил столбом весом в двести четырнадцать кило. Но вас я давить не буду. Я человеколюб, я психиатр и пока свято чту уголовный кодекс, – расхаживал Бендер шагом судьи вокруг своей жертвы.

Глухомлинов безропотно сидел на краю стула и, понурив голову, сжимал руками портфель, как напроказивший школьник.

– Безобразие! До чего дошло. Я в суд подам! У меня свидетель есть – товарищ Супругов с первой Черноморской кинофабрики! Супру-гов! – хрипло по слогам прокричал Остап на ухо постановщику лошадиной сцены.

При слове «Супругов» Глухомлинов приподнял голову и, трусливо озирнувшись, произнес:

– Да… Но… Может, отступного? У меня дети…

– У всех дети. Сколько? – прокричал строго Бендер.

– Мальчик и девочка, – стыдливо зарделся неудачливый начинатель звукового кино.

– Я спрашиваю, отступного сколько? – пустил петуха в голосе Остап.

– Двести, – пробормотал глухой.

– Что?! Обокрали! Лишили славы и денег! И после всего предлагаете всего двести?! – напирал Бендер на директора клуба ломовых извозчиков. – Никогда!

– Триста! – выдохнул несчастный звуковик, совсем подавленный вескими доводами истца.

– Ага, триста! Тогда вам придется купить и это, – победоносно развернул свой газетный сверток Остап.

На стол бухнулся перепачканный глиной сапог.

– Для реквизита вашего лошадиного клуба, – уточнил Бендер. – Этот сапог еще совсем недавно принадлежал, знаете кому? – придвинулся Остап к глухому и таинственно в его ухо прошептал:– Самому графу Монте-Кристо! Графу, жестоко убитому румынскими боярами и выброшенному с высокого берега Днестра. И место ему не на вашей лошадиной и мамалыжной сцене, а в столичном музее для обозрения потомками, – гордо вскинул голову Бендер. – Но я великодушен. Я всегда любил фаэтоны и поэтому уступаю его вашему конячному клубу всего за сто целковых, – сунул он «графский» сапог в руки глухого.

Глухомлинов не все слова расслышал из страстной речи Остапа, но ясно понял, что от покупки этого сапога ему не отвертеться.

Когда Бендер выходил из кабинета директора культуры уманских извозчиков, унося в кармане четыреста рублей – месячную выручку работы клуба – тулуп сторожа на трех табуретках был неподвижен.

– Папаша, – нагнулся к нему Остап.

– И ходют тут, и ходют. И чого… А-а, – узнал Бендера верный страж лошадиного клуба.

– А директор у тебя, во! – поднял большой палец Остап. – Одним словом, папаша, ешь ананасы, рябчиков жуй! – хлопнул по тулупу рукой Бендер.

– Чого, чого? – приподнялся «папаша».

Но в ответ донеслось:

– О, баядерка, ти-ри-рим, ти-ри-ра…

– Чудно, тай и годи… – улегся тулуп снова на табуретки.

В клуб ломовиков сходились на репетицию участники спектакля «Шея».

Глава III. ПЕРЕД ДИЛЕММОЙ: КАК БЫТЬ?

На следующий день Остап провожал Рощина на вокзале. Разобранный и упакованный в ящики и брезентовую обшивку самолет был погружен в багажный пульман для транспортировки в Москву.

Перед расставанием друзья выпили в вокзальном буфете и сидели друг против друга в молчании.

– Знаете, Антон, – сказал наконец Бендер, – я все же не поеду. Вы не обижайтесь, но это занятие не по мне. Я не знаю еще, куда поеду, не знаю, куда нужно ехать, но в Москву меня не тянет.

– Как хотите, – качнул головой летчик.

– Да, я не еду… – повторил Остап.

– Что же вы будете делать? Как я понимаю…

– А что тут понимать, Антон. Предприму какое-нибудь дело для осуществления моей голубой мечты юности…

– Извините меня за интерес, дорогой Остап, что это за мечта? – потянулся через стол к Бендеру летчик.

– Как-нибудь в другой раз, Антон, – отвернулся Остап.

Он очень уважал авиаконструктора-летчика Рощина, но сейчас не хотел говорить об этом.

Ударил станционный колокол.

Вошедший в зал вокзала железнодорожник объявил о скором отходе поезда. Друзья встали и вышли на перрон.

Если будете в Москве, Остап, то прошу ко мне, буду очень рад, – протянул Рощин великому мечтателю бумажку с адресом.