Манхатанская ведьма

– Моя молодость была сплошным любовным романом… Конечно, я уже не тот, а жаль! – произнес профессор, вздохнув.

В этот момент ангельский голос пропел:

– Доктор Крон, прикажете подавать чай?

Мы обернулись и увидели нимфу с подносом в руках. Брови Лори стали черными, как уголь, щеки нарумяненные (на мой взгляд, чересчур), с виска кокетливо спускалась завитая прядь, на шею она повязала голубой платок, а поднос держала, оттопырив левый мизинец.

– Да, пожалуй, несите, – ответил ей Генри.

Лори ушла и через минуту вернулась, неся на подносе три чашки, чайник, молочник и сладости. Первому она налила чай мистеру Бэтнуару и поставила перед ним блюдечко с печеньем. Как плавно она двигалась, как грациозно наклоняла голову, с каким почтением она протянула ему чашку!

– Благодарю, прелестная леди, – низким бархатным голосом сказал ей профессор.

В ответ она прощебетала:

– Может, что-нибудь еще, сэр?

– Спасибо, ничего. Мне не хочется вас утруждать.

Горничная повернулась, собираясь уходить.

– Лори, может, вы и нам нальете чай? – остановил ее Генри.

Лори ахнула, поспешно подала нам чай и вышла. Когда за ней закрылась дверь, мы все дружно рассмеялись.

***

Мистер Бэтнуар стал часто бывать у нас. Мы приглашали его с огромным удовольствием. Он был превосходным рассказчиком; кроме того, что он знал толк в охоте (как я уже говорил), он еще оказался и заядлым рыбаком. Мы несколько раз втроем ходили на речку ловить рыбу и пару раз на охоту. Причем мистеру Бэтнуару удалось подстрелить двух зайцев. Но больше всего мне нравилось сидеть вечерами в гостиной и слушать его рассказы о дальних странах и о приключениях, которые бывали с ним. Я удивлялся, сколько всего может выпасть на молодость одного человека. Честно говоря, в этом смысле я даже завидовал ему.

Профессор любил поспорить с нами по вопросам медицины. Он выдвигал какие-то совершенно невозможные теории, а мы пытались их опровергнуть и, надо признать, это не всегда получалось. Иногда мистер Бэтнуар посвящал нас в тайны астрономии и рассказывал о своих наблюдениях. Особенно его интересовала Луна. Он считал, что она оказывает какое-то влияние на все существующее на земле: на растения, на животных, на камни и даже на человека. Он говорил о том, что видел в телескоп в атмосфере Юпитера большое красное пятно непонятного происхождения, что Марс, при определенном его расположении относительно Земли и Солнца, похож на каплю крови.

Через две недели ремонт дома мистера Бэтнуара был закончен. Он заглянул к нам вечером, чтобы пригласить на обед. Мы с Генри согласились и только уже собрались идти, как Лори доложила о том, что к нам по срочному делу пришла миссис Вилингс, и что она чем-то очень встревожена. Мы втроем спустились в гостиную.

– Здравствуйте, миссис Вилингс. Что у вас произошло? – спросил Генри.

– Господа, доктор Крон, Дэвиду так плохо! Он весь горит, а я не знаю, что делать. У него такой жар!

– Что? Дэвид заболел? И когда же это случилось?

– Вчера. Он вчера вечером ушел в лес, а вернулся уже поздней ночью, весь в грязи. Сказал, что провалился на болоте. Я так испугалась за него!

– Как, Дэвид снова был ночью на болоте?! – воскликнул я в удивлении.

– Да, доктор Фрэдбер. А утром у него начался жар.

Мы пообещали профессору, что придем к нему сразу же, как только освободимся, и отправились к миссис Вилингс.

У Дэвида была сильная лихорадка. Генри дал ему лекарство и вышел из комнаты, чтобы поговорить с его матерью. Когда мы остались одни, я спросил у юноши:

– Дэвид, зачем же вы опять пошли ночью в лес, да еще и на болото?

– Я хотел найти ее.

– Кого? Линду?

– Нет… Мириам, – ответил он и отвернулся к стене.

Тут появился Генри, стал его осматривать, попытался тоже что-то выяснить, но Дэвид буркнул, что он не желает об этом говорить, и потом все время молчал.

– Ну, как там ваш больной? – поинтересовался профессор за обедом.

– Плохо, – мрачно ответил Генри, – лихорадка, к тому же еще и нервное расстройство.

Мы рассказали мистеру Бэтнуару про встречу Дэвида с ведьмой. Выслушав все, он удивленно присвистнул:

– Оказывается, и здесь, в вашей глуши, можно найти что-то необычное.

– А что еще вы думаете по этому поводу? – решил полюбопытствовать я. – Вы верите, что в лесу есть ведьма?

– Ну, я не знаю. Вполне возможно, что в лесу живет какая-нибудь одинокая старушка. Дэвид мог встретить ее, а потом ему померещилось, что у нее в руке нож.

– Но она совсем не старушка. Люди говорят, что Мириам молодая и красивая.

– Как интересно! – воскликнул профессор, и глаза его заблестели. – Но тогда я не понимаю, зачем молодой женщине, если только и в самом деле она не ведьма, жить в лесу.

Тут Генри не выдержал:

– О чем вы говорите?! Ладно, Роберт еще почти мальчишка, но вы, профессор, неужели вы можете всерьез говорить о существовании ведьм или какой-нибудь еще нечистой силы? Ведь современная наука это отрицает.

Мистер Бэтнуар откинулся на спинку кресла и расхохотался.

– О, дорогой мой Генри, вы хотите, чтобы я отрицал собственного прадедушку? Современная наука! Да она находится на уровне развития пятилетнего ребенка. Генри, не будьте сухарем! Завтра ночью мы втроем отправляемся в лес на свидание с прекрасной молодой ведьмой.

– Ночью?! – переспросил я.

– Да, мой друг, именно ночью. Мы найдем ее, приведем сюда и попросим продемонстрировать свои способности.

– Но профессор, это же ребячество. Да еще и ночью! – попытался воспротивиться Генри.

– Генри, если вы отказываетесь, значит, вы верите в ведьму и боитесь ее.

– Я ничего не боюсь, но это просто смешно!

– А раз не боитесь, значит, завтра в десять вечера я к вам зайду. Будьте готовы. Советую одеться потеплее и взять какую-нибудь еду. Договорились?

– Ну ладно, ладно. Хотя это и глупо, – согласился Генри, наконец.

Лори, узнав о предстоящем походе, пришла в ужас. Целый день она уговаривала нас одуматься и не совершать самой большой ошибки в своей жизни. Она всюду нас преследовала, вмешивалась во все наши занятия и твердила, что ведьма не потерпит такой наглости, что она или убьет нас троих там же, в лесу, или будет мстить потом. В конце – концов, она так надоела и мне, и Генри, что мы накричали на нее вдвоем, после чего она успокоилась, но наотрез отказалась собирать провизию нам на ночь, и Генри пришлось самому готовить бутерброды.

Вскоре пришел мистер Бэтнуар, и мы отправились в лес. Ночь была восхитительная. Я еще никогда не видел столько звезд на небе. В городе было удивительно тихо, пока мы шли по улице, не залаяла ни одна собака. Уважая чувства профессора, в этот раз мы не стали перелазить через ограду его сада, а обошли вокруг.

Та же странная тишина царила и в лесу. Даже ветер не колыхал верхушки деревьев. Мне показалось, что лес встречает нас как-то настороженно, словно не знает, что можно ожидать от поздних незваных гостей.

– Послушайте, – сказал профессор. – По-моему, нам совершенно незачем бродить в темноте по лесу, попадать в какие-нибудь ямы или овраги и ломать себе ноги. Я предлагаю расположиться на маленькой уютной полянке, которую во время нашей последней охоты я видел где-то неподалеку, разжечь костер и немного перекусить. Должен вам сообщить, что я захватил бутылочку превосходнейшего бренди. Ну, как, вы принимаете мое предложение?

– С огромным удовольствием, – ответил Генри.

Мистер Бэтнуар, как бывалый охотник, прекрасно ориентировался в лесу и ночью. С его помощью мы быстро нашли поляну. Профессор правильно определил, что посылать за хворостом для костра меня или Генри бесполезно – мы бы и хворост не нашли и сами бы заблудились. Поэтому он пошел один.

Наверное, мы ждали профессора совсем недолго, но мне тогда показалось, что прошел целый час. С каждой минутой мне все больше и больше становилось не по себе. Как назло, вспомнился рассказ Джо про встречу с волком. Я разговаривал с Генри и старался не смотреть на темные зловещие заросли кустарника за спиной. Вдруг со стороны, куда ушел профессор, через поляну пронесся порыв ветра с такой силой и быстротой, что могучие деревья страшно затрещали, а несколько тонких берез склонились до самой земли. Не прошло и трех секунд, как снова все стихло.

– Генри, что это? Откуда мог взяться такой ветер? – воскликнул я.

– Не знаю. Где же профессор?

– Эй, мистер Бэтнуар! Где вы?! – закричал я. Никакого ответа. В этот момент снова прошумел над нами сильный ветер, но уже, кажется, в обратном направлении.

– Мистер Бэтнуар! – снова крикнул я.

Наконец послышался его голос:

– Сейчас иду! – и он появился на поляне с охапкой хвороста.

– Почему вы раньше не отвечали? У вас все в порядке? – спросил Генри.

– Все хорошо, друзья. Но какой был ветер! Какой ветер, а? Ну-ка, помогите мне: там, сразу за теми кустами еще несколько огромных сучьев лежит. Я не смог все сразу принести.

За всю ночь ветра больше не было. Мы сидели у костра, пили бренди и ели холодную ветчину с хлебом и сыром. Лес вокруг снова стал тихим и торжественным.

– Посмотрите, какие яркие сегодня звезды! – произнес профессор, набивая трубку. – Они мне напомнили великолепную ночь, которую когда-то я провел в Персии. В саду великого шаха Музаффер-Эддина цвели фруктовые деревья, журчали фонтаны, и воды их сверкали отражением, быть может, вот этих самых звезд. Воздух был полон благоуханием тысячи роз… А для меня пела и танцевала одна из прекраснейших наложниц шаха.

– Подождите, вы были знакомы с персидским шахом?! – воскликнул я.

– Да, благодаря моему прадеду. Он помог отцу Музаффер-Эддина: раскрыл заговор его министров и отравил их всех вместе с главным визирем. Поэтому шах меня принял как дорогого гостя и даже подарил мне одну красавицу из своего гарема.

Генри презрительно передернул плечами. Мистер Бэтнуар этого не заметил и продолжил рассказ о прекрасной персиянке с глазами дикой серны, о том, как она влюбилась в него без памяти, и он увез ее из дворца шаха. Закончил он предложением поднять бокалы за самое драгоценное, что есть на земле – за женщин. Мы выпили, но без особого энтузиазма. Я, видимо, еще мало знал жизнь, чтобы согласиться, что вот эти в основном глупые, болтливые, надоедливые, хотя и симпатичные существа – самое драгоценное на земле. Генри вообще презирал женщин.

– Не понимаю, как вы работали в университетах, ведь преподавание – дело серьезное, – пробормотал он.

Профессор засмеялся.

– А как вы думаете, Генри, почему меня оттуда уволили? Ах, эти юные студентки! Они смотрели на меня с обожанием и верили каждому моему слову, – и профессор снова пустился в воспоминания.

Когда мы покинули лес, уже рассветало. Никакой ведьмы мы, разумеется, не встретили. Простившись с мистером Бэтнуаром, мы пошли домой.

– Роберт, какое у тебя впечатление о профессоре? – спросил меня Генри.

– А что такое?

– Мне он уже порядком надоел со своим стадом влюбленных в него индианок, персиянок и юных студенток… По-моему, в нем есть что-то непорядочное, несмотря на всю его ученость и могучий интеллект.

Мы постучали в дверь. Лори открыла нам и радостно воскликнула:

– О, вы живы! Вы вернулись! А… мистер Бэтнуар не с вами? Он не захотел у нас позавтракать? Как жаль!

– Тьфу, будь ему неладно! Как же все-таки он умеет нравиться женщинам, этот черт! – выругался Генри.

III глава

После той ночи профессор долго не заходил к нам. У Генри было много работы, и поскольку мне тоже нужна была хоть какая-то практика, то на несложные случаи он отправлял меня. Поначалу многие были недовольны этим и обижались, что «доктор Крон» сам не хочет к ним ходить, а посылает своего помощника. Но вскоре и меня всюду стали принимать с радушием.

В городе все было спокойно, ничего особенного не происходило. Вот только Дэвид Виллингс никак не мог поправиться. Миссис Вилингс попросила снова посмотреть его. Но в тот день, когда мы собирались навестить Дэвида, Генри вдруг срочно позвали к тяжело больной женщине, и мне пришлось идти одному. Мать Дэвида я встретил во дворе. Она очень мне обрадовалась и сразу повела в дом.

– Как хорошо, что именно вы пришли, доктор Фрэдбер! Вы должны как-то ему помочь. Вы же с ним одного возраста, может быть, вы сможете его понять, может, вам он доверится и скажет, что с ним такое. Он вроде бы и выздоровел, жара нет, – сообщала миссис Вилингс шепотом, так как мы уже находились в коридоре, – но он что-то такой бледный, так похудел! Он почти никуда не ходит, выйдет только вечером воздухом подышать чуть-чуть, на полчасика, и все. Сидит целыми днями в своей комнате, ничего не делает. А то, бывает, даже лежит, отвернувшись к стене, на кровати. Он постоянно такой грустный, мрачный. Представляете, он уже три недели совсем скрипку в руки не брал. Вам это ни о чем не говорит, но я – то знаю! Он с ней раньше не расставался, она ему как невеста была. А теперь… Ну, идите к нему, поговорите с ним.

Когда я вошел в комнату, Дэвид сидел на кровати, подперев рукой голову, и смотрел в пол. Обстановка была довольно скромной. Потертая старая мебель: шкаф, стол, стул, полочка с книгами, на стене – маленькая картина с осенним пейзажем. Над кроватью висела скрипка. Я слышал, что отец Дэвида много пил и почти все время проводил в трактире. Семья бедствовала.

Я осмотрел Дэвида, спросил о здоровье. Он ответил, что чувствует себя хорошо, и попросил передать матери, что с ним все в порядке. Я видел, что, хотя он и рад мне, но хочет все же, чтобы я поскорее ушел. Выглядел он плохо. На похудевшем осунувшемся лице не было ни кровинки, только лихорадочно блестели глаза. Что-то мучило его и не давало покоя.

Я осторожно начал расспрашивать, отчего у него такое плохое настроение? Почему он никуда не выходит? Упомянул как бы невзначай, что на днях встретил Линду на площади (хотя на самом деле это была неправда). Он ответил, что не хочет больше ничего слышать о ней.

– Ну, возможно, пройдет какое-то время.., – начал было я.

Но Дэвид вдруг вскочил и закричал на меня:

– Что вы все пристали ко мне?! Что вам всем от меня надо?! Уходите, оставьте меня, наконец!

Я не заставил себя просить дважды и вышел, пожав плечами. «Действительно, у бедняги нервное расстройство или еще хуже – умопомрачение. Прав был Генри», – думал я. Только я успел немного отойти от их дома, как Дэвид догнал меня.

– Доктор Фрэдбер, подождите! Простите меня, я не хотел вас обидеть. Я совсем не соображаю, что делаю и что говорю. Мне сейчас очень плохо…

– Ладно, я не обиделся… Дэвид, с вами действительно что-то происходит. Я хотел бы помочь вам, но ведь вы мне ничего не рассказали.

– Мне сложно это объяснить, но я попробую… Может, вернемся ко мне, посреди улицы как-то неудобно разговаривать, – предложил он.

Я согласился, и мы снова пошли в его комнату. Дэвид сел на кровать, кивнул мне на стул рядом, помолчал, собираясь с мыслями.

– Что там мама обо мне говорила? – спросил он.

– Что вы очень изменились.

– Да, так оно и есть.

– В чем же причина? Что с вами случилось?

– Я и сам толком не знаю, доктор Фрэдбер. Понимаете, после того случая в лесу я не нахожу себе места. У меня часто возникает ощущение, словно я забыл что-то важное, упустил, потерял… А вспомнить никак не могу.

Я похлопал Дэвида по плечу.

– Ну, друг мой, неужели вы до сих пор находитесь под впечатлением от этой встречи?! Прошел целый месяц, давно уже надо было взять себя в руки и перестать о ней думать.

Он покачал головой.

– Нет, я не могу не думать. Взгляд Мириам я, наверное, буду помнить всю жизнь… Меня даже как-то тянет в лес, к ней. Мне хочется, чтобы она еще раз на меня так посмотрела. И страшно, и тянет… Вечером, в темноте она мне часто мерещится. Вы будете смеяться, но я уверен, что она заколдовала меня, какое-то заклятье наложила… и, скорее всего, я скоро умру.

– Да что вы?! Это же глупости, бабьи сказки! Дэвид, не смейте так говорить! Вы же умный человек, как вы можете верить в эту чушь?! – воскликнул я.

Дэвид грустно улыбнулся.

– Сперва я тоже пытался себя в этом убедить. Не помогает… Да и чувствую я себя действительно неважно. В груди как будто огнем печет, а вот здесь, слева, порой даже сильно болит, – он показал туда, где находится сердце. – Раньше такого никогда не было, вот почему я решил, что скоро мне придет конец.

– Да нет же, Дэвид! У многих людей болит сердце, но это еще не значит, что они должны умереть. Будете принимать лекарства, и все пройдет.

– Хорошо, если бы так. Только, прошу вас, ничего не говорите мистеру Крону о моих опасениях, а то он меня засмеет. И моей матери лучше поменьше об этом знать.

– Не волнуйтесь, я никому не скажу. Хорошо, что вы доверились мне. Может быть, я что-то еще могу для вас сделать?

– Да, наверное, – Дэвид замялся в нерешительности. – Мне, право, неловко Вы знаете, я сказал, что не хочу ничего слышать о Линде, потому что на самом деле мне очень нужно кое-что о ней узнать… Линда продолжает с кем-то встречаться в лесу. Я следил за ней целую неделю, и каждый вечер она куда-то уходила по той же тропинке, что и тогда. Я уже боюсь за нее. Почему они прячутся от всех? Почему они видятся ночью? Я не могу ничего понять, иногда такие мысли лезут в голову… Но нет, Линда не такая! Она не способна на это. И главное, ее мать разрешает ей ходить, а уж миссис Петерсон не допустит чего-то плохого. Но все это очень странно…

Мне кажется, что Линда попала в какую-то беду, вот только в какую? Самому мне этого не узнать, порой я думаю, что именно от меня они скрываются… Но я должен ей помочь, может быть, даже спасти ее! Доктор Фрэдбер, прошу вас, поговорите с миссис Петерсон. А лучше – сделайте это вместе с доктором Кроном, она его очень уважает. Может, вам удастся выяснить, в чем дело!

Я пообещал Дэвиду все разузнать, и мы простились. Генри дома не было. Я отправился на кухню в поисках Лори или чего-нибудь съестного, но ни того, ни другого не обнаружил. Из комнаты Лори доносился богатырский храп. Пользуясь нашим отсутствием, горничная решила вздремнуть, а мне, как назло, захотелось есть. Немного подумав, я пошел в трактир.

Там еще было совсем пусто. Мери занималась подсчетом прибыли. Я заказал себе пару сэндвичей и пиво и уселся один за длинный стол, продолжая думать о Дэвиде и Линде. Вскоре в трактир зашел Джо. Мне было скучно, и я обрадовался возможности поговорить с ним. Я пригласил его выпить по стаканчику вина.

– Извините, доктор Фрэдбер, но я спешу, а кроме того, я совсем теперь не пью ничего такого…даже вино.

Он попросил Мери зажарить ему к вечеру зайца, которого он убил, взял ветчину с хлебом и ушел.

– Прямо как одержимый стал, – сказала Мери, унося зайца на кухню.

Когда она вернулась, я спросил:

– А что с Джо случилось?

– Ну, вы помните, он рассказывал, что ему волк в лесу привиделся?

– И что дальше?

– Так все решили, что Джо врет, посмеялись над ним. А он ведь такой гордый, что просто ужас! Он обиделся и задумал убить того волка и притащить сюда, чтобы все поверили. Вот и ходит целый день теперь по лесу, выслеживает его.

– Джо – отчаянный парень. Я бы не решился в одиночку охотиться на волка, – признался я.

Мери посмотрела на меня своим единственным глазом, как на полного идиота, и сказала:

– Так его же нету, доктор Фрэдбер. А вы что, всему поверили? Ну, надо же! Ха-ха-ха! – она хрипло засмеялась. – А еще ученый!

Я почувствовал себя довольно глупо и ушел домой.

Генри вернулся поздно, уставший. За ужином я передал ему просьбу Дэвида. Генри недовольно пожал плечами.

– У меня столько работы, а я должен выяснять, за кем там бегает эта вертихвостка. Как будто мне делать больше нечего! – сказал он, но, помолчав, добавил, – а впрочем, ладно. Дэвид все-таки хороший парень; раз он так страдает, надо ему помочь.

Перед сном я вдруг сообразил, что за месяц пребывания в Манхатане я еще ни разу не написал письмо родным. Мне стало стыдно, и я немедленно взялся исправлять свое упущение. Мама вместе с моей старшей сестрой и ее семьей жили в небольшом селении близ Йоркшира. Там прошло мое детство. Будучи студентом, я любил приезжать туда на каникулы и часами бродил по окрестным лугам и рощам, вспоминая своих друзей, наши игры и шалости.

Пришла Лори и принесла еще свечей.

– Вы письмо пишете, мистер Фрэдбер? – спросила она, заглядывая мне через плечо. – Наверное, своей невесте?

– У меня нет невесты. Я пишу маме и сестре.

– Нет невесты?! – переспросила Лори с удивлением. – Быть не может!

– Почему это не может?

– Ой, ну как же! Чтобы у такого умного, видного молодого человека и не было невесты! Не могу в это поверить! Или вы приехали в Манхатан за невестами?!

– Лори, я приехал сюда работать.

Она почему-то радостно засмеялась и ушла. Да, странная у Генри горничная.

Вскоре как раз подвернулся удобный случай зайти к миссис Петерсон. Дверь нам открыла Линда. Она совсем не была красавицей, но я понял, чем она так нравилась Дэвиду. Несмотря на свои пятнадцать лет, она была похожа на милую маленькую девочку, этакий нежный цветочек. Ее широко распахнутые, почти синие глаза еще смотрели на мир с ожиданием чуда. Тоненькие брови часто взлетали вверх от удивления. К небу устремлялся и кончик маленького аккуратного носа. Она приветливо улыбнулась, и на ее щеках появились симпатичные ямочки.

Мы прошли в дом. Сперва мы долго разговаривали на общие темы: о погоде, о новостях из Биллингтона. Перейти к ночным похождениям Линды оказалось очень сложно, так как сама она сидела рядом и что-то вышивала. Да и миссис Петерсон явно тяготило наше присутствие. Кажется, мы оторвали ее от дел. Наконец, Генри, как бы между прочим, сказал:

– Мне нужно в Биллингтон съездить, а я никак не могу вырваться: у меня сейчас есть несколько «тяжелых» пациентов, кроме того, Дэвид Виллингс в ужасном состоянии.

Рука Линды так и замерла над вышивкой.

– Что? Дэвид?! Что с ним такое? – воскликнула миссис Петерсон.

В ответ Генри назвал по-латыни одну из форм нервного расстройства. Как он, должно быть, и рассчитывал, это произвело сильное впечатление на дам.

– О, Боже! Бедный мальчик! Но что это значит? Это опасно? – разволновалась миссис Петерсон, видевшая в Дэвиде будущего зятя.

– Я пока не могу судить, насколько болезнь опасна, но сейчас он очень плох, – трагическим тоном произнес мой друг.

Его уловка удалась. Миссис Петерсон прямо с лица спала и накинулась на дочь.

– Линда, почему же ты мне ничего не рассказывала?

– Я не знала, что он болен, – чуть слышно отозвалась та.

– Как – не знала? Как ты могла такое не знать?! Что у вас произошло?

Линда покраснела и укоризненно взглянула на мать, видимо, ей не хотелось обсуждать размолвку с Дэвидом при посторонних. Воцарилось неловкое молчание. Немного помявшись, она произнесла, обращаясь к нам:

– Здесь так душно. Извините, мне хочется выйти подышать свежим воздухом.

– Куда ты? – насторожилась миссис Петерсон.

– Я немного прогуляюсь.

– Линда, останься! Я запрещаю тебе, слышишь?

– Я постараюсь вернуться пораньше. Еще раз извините, – кивнув нам, девушка выбежала на улицу.

Мы с Генри переглянулись. Пора было переходить к делу. Наверняка Линда снова пошла в лес.

– Миссис Петерсон, – начал мой друг, – наш визит к вам имеет еще одну цель. Мы хотим выполнить обещание, которое дали Дэвиду. Он действительно серьезно болен, он на грани психического расстройства. В ваших силах ему помочь. Вопрос очень деликатный Но ведь вы не откажете ему в помощи, правда?

– Нет, нет! Для него я все готова сделать.

– Так вот, Дэвид любит вашу дочь. Он попросил доктора Фрэдбера поговорить с вами. Он волнуется за нее, подозревает, что Линда попала в какую-то беду, и не может стерпеть, что от него все скрывают. Он знает, что Линда каждый вечер с кем-то встречается в лесу. Хотя он очень переживает из-за этого, но, мне кажется, будет лучше рассказать Дэвиду всю правду, какой бы она не была.

Миссис Петерсон молчала, глядя в пол. Ее волнение выдавало то, как она комкала в руках платок. Я пришел на выручку Генри.

– Миссис Петерсон, простите нас, пожалуйста, что мы затрагиваем вопросы, совершенно нас не касающиеся. Смею вас заверить, что нами движет не праздное любопытство, и сами мы никогда не решились бы говорить об этом. Но нас обязывает профессия доктора, а кроме того, я действительно обещал Дэвиду помочь… Еще раз простите, что мы вмешиваемся не в свое дело, но я тоже думаю, что он заслуживает более честного отношения. Пусть Линда разлюбила его, пусть она бегает на свидание с другим парнем, но Дэвид вправе знать это…

– Ох, да если бы она ходила в лес к какому-нибудь парню! Нет, все не так! – не выдержала мать. – Во всем виновата Мириам, она украла у меня дочь! Из-за нее все мои беды!