Море я никогда не видел. И, наверное, даже мечты такой не имел. Не помню. Не знаю. Не важно. Я молча шагаю по пыльной дороге, и приятный покой теплом растекается в моём полном сил теле. Нина идет рядом. Ее неестественно изумрудные глаза жадно впились в пылающий горизонт. Машину оставили в Саулкрасти, где выряженные индейцами восторженные туристы готовились к ночному карнавалу. Они стучали в барабаны, били в бубны и пили дешевый, местный коньяк. Я предложил остаться в поселке и посмотреть на этот радостный балаган, но Нина, словно взволнованная чудо-птица, рвалась к морю. Она будто все еще сомневалась, что за ровными параболами гор, взору откроется бесконечная полоска лазури.

– Скоро уже? – с улыбкой вздыхает она, поправляя рюкзак.

– Думаю, минут двадцать. Устала?

– Нет. Конечно же, нет…

Она тут же ускоряет шаг, всем своим видом демонстрируя исключительную готовность к дальнейшим приключениям. Я иду чуть позади, с удовольствием шаркая кедами по иссохшему грунту. Мы обходим обшитый можжевельником склон горы.

– Море! – звонко кричит Нина, и я чуть не падаю в обморок от навалившегося на меня голубого простора.

Черта с два, я не мечтал об этом всю жизнь. Изрезанное рифами побережье разбитыми стеклышками сияло на солнце. Плотный воздух сам наполнял грудь, накачивая сморщенные от выхлопов легкие целебным эфиром. Я упал на колени и уж как-то совсем по-детски радостно рассмеялся.

– А ты сомневался, – обняла меня Нина, – разве это не стоит того?

– Стоит. Но я не хочу думать об этом.

– Тогда пойдем вниз…

Спускаясь по сыпучей тропинке, мы то и дело встречали полуголых людей, загорелых и чрезвычайно приветливых. Сперва, я немного смущался, но после и сам растекался в дружелюбных улыбках. Скрюченный лес был усеян цветными палатками, откуда раздавались оживленные голоса, звуки гитары и барабанов.

– Ребята, выпить не хотите? – Из оранжевого шатра вышла дородная девушка, обернутая в полотенце. В руках держала бутылку.

Нина довольно хихикнула и сделала небольшой глоток.

– Меня зовут Тея. – Ее голос был мягок как шерстяной плед, а серые глаза искрились ласковым током. – С приездом.

– Нина. А это мой муж Кирилл.

Я растерянно кивнул и приложился к бутылке. И тут же, пружинистая, живая волна всколыхнулась во мне, растворяя последние остатки тревоги в туманных парах.

– Какой чудесный напиток.

– Коньяк «Варнаги», он здесь рекой льется. Заходите вечером в гости.

– Всенепременно, – улыбнулась Нина, – вот только обоснуемся.

– Не сегодня, так потом. Здесь все само собой случается.

Оказавшись на берегу, мы сняли рюкзаки, разделись и бросились в море. Казалось, мгновение распалось на сотни фрагментов. Я видел, как сияющие брызги дрожат в воздухе и медленно оседают на радостном лице жены. Резкие движения тела резко застывали, а затем плавно текли, сливаясь с ритмом шипящего моря. Накупавшись вдоволь, мы легли на горячий песок. Нина склонила голову мне на плечо, и я, щурясь, закрыл глаза. Что же было неделю назад? Вспомнить было решительно невозможно. Невозможно, ненужно и крайне бессмысленно. Затем сюда мы и рвались, чтобы хоть на какое-то время выбросить весь будничный сор из своих перегруженных черепных коробок. Нина вдруг рассмеялась.

– Знаешь, – ее лицо приблизилось к моему, – здесь так… так сказочно, что мне даже смешно. Прости, я такая глупая… Тут просто чудесно. Ой! Смотри, какое облако. Похоже, на карусель…

Облако и в самом деле было поразительным. Огромное, геометрически ровное, оно напоминало гигантский жернов, состоящий из нескольких колес, вертящихся в разные стороны. Одетые на одну ось, они странно вибрировали. Больше всего удивляла трехмерность изображения, его бездонная глубина действовала гипнотически. И появилось оно пугающе внезапно. Во всяком случае, всего несколько минут назад небо было стерильно чистым, как голубые потолки лечебницы.

– Облако это ли вообще?

– Хей-хей! – окликнул нас веселый голос. – Клевая штука, да?

К нам подошел бородатый, долговязый парень в набедренной повязке. Его голова была утыкана цветными косичками, в руках он держал барабан.

– Что это?

– Облако, – хихикнул он. – Только сейчас запустили.

– Запустили? – переспросила Нина.

– Ага. Это в честь праздника в поселке. Не знаю точно, как они это делают. Запускают программируемый зонд в небо, и все конденсируется в определенной, заданной структуре. Что-то типа того…

– Ничего себе спецэффекты.

– Вы еще радугу не видели. – Он протянул мне руку. – Эдгарас, из Риги. Вы откуда?

– Нина.

– Кирилл. Мы из Челябинска.

– Я недалеко здесь живу, у ручья. Заходите на чай. Вы надолго?

– Недели на две.

Эдагарас сел рядом и закурил папиросу.

– И чем вы там в Челябинске занимаетесь?

Я вдруг задумался.

– Ландшафтный дизайн. Я в зоопарке работаю, вольеры проектирую, – улыбнулась Нина.

– Панды, фламинго, водопады, плавающие лотосы?

– Именно так, – засмеялась она, – а ты?

– Я музыкант, – просиял Эдагарс и ударил в барабан. – Хотя по специальности медконструктор, в рижском НИИ разрабатываю ингаляторы.

– Тоже забавно. А Кирилл художник сцены в театре юного зрителя, вместе с отцом работает.

– Ого себе. Что в последний раз ставили?

– «Пеппи длинный чулок», – усмехнулся я. – Но этот спектакль каждый год идет. Монтируем декорации, настраиваем оборудование. Ничего сложного… Хотя в следующем сезоне будет премьера «Мухи-Цокотухи». Проект уже готов, после отпуска приступаем.

– Жесть.

– Да уж.

Я с удовольствием вспомнил о гигантских силиконовых цветах, рулонах искусственной травы, механическом пауке. Бессонные ночи, выходки пьяных рабочих, извечно недовольный режиссер, шутки отца. Мне предстояло много интересного. Но все это после отдыха. Пока об этом нужно забыть.

Эдгарас остался валяться на пляже, а мы оправились искать место для стоянки. У побережья оказалось слишком людно, палатки гнездились через каждые пять метров, поэтому мы поднялись на пригорок и углубились немного в лес, где обнаружили уютную полянку в окружении старых, обшарпанных сосен. Есть почему-то не хотелось, но я все же быстро развел костер и вскипятил чай. Вечерело. Пылающее солнце покорно таяло в мутных сумеречных сгустках. Нина задумчиво смотрела в кружку и вдыхала пар. В ее нежных, спокойных глазах падающими звездами сияли искры огня.

– Я здесь совсем не ощущаю времени. Сегодняшний день… Он кажется очень долгим. И в то же время, все так быстротечно. Странно…

– К чему тревожиться об этом, Нина? Время понятие относительное. Состаримся и умрем, и в момент смерти прожитая жизнь покажется лишь секундой. А может, и наоборот. Будем проживать все снова и снова, до бесконечности. Не думай об этом… По крайней мере здесь не думай…

Я почувствовал в ней перемену. Что-то чистое и полное светилось в ее глазах. Это было свойственное только детям безграничное доверие к миру, непоколебимая уверенность в собственной защищенности.

– Нет, Кирилл. Все это хорошо. Очень хорошо.

А ночью мне снилось, как она задыхалась. Окутанная едким, ржавым дымом, Нина пронзительно кашляла и тянула ко мне свои иссохшие руки. Она лежала на гигантской железной кровати, а в узком окне серой комнаты маячили бесчисленные трубы заводов. Я попытался обнять ее, но тут же проснулся.

В палатке было нестерпимо душно, пожалуй, поэтому подобная муть и снилась. Нины рядом не было. Я выбрался наружу и громко позвал ее. Никто не ответил. Наверное, к морю ушла. Там я ее и нашел. Нина сидела на песке и весело болтала с какой-то молодой парой. Подойдя ближе, я радостно улыбнулся. Это были Лена и Влад, наши друзья из Челябинска. Мы путешествовали на машине, а они вылетели на неделю позже.

– Привет! – заметив меня, Влад по-дурацки запрыгал. – Как здорово здесь!

– Рада видеть, – обняла меня Лена. – Андрей Саныч прилетит через несколько дней.

Я и забыл, что отец планировал к нам присоединиться. Несмотря на чрезвычайную занятость, ему все же удалось вырваться. Что ж, замечательно. Он несколько лет не был в отпуске.

Влад достал из сумки бутылку коньяка и завопил во всю глотку:

– Да здравствует уральское машиностроение!!!

– Перебудишь всех, дурачок, – Лена схватилась за бутылку, – дай сюда! Мне первой!

Стриженная под мальчика, невысокая и худая, с большой бутылкой сияющей жидкости она выглядела совсем как подросток.

– Правильное пойло! – выдохнула она и, сунув бутылку Владу, не раздеваясь, бросилась в море.

– Что это с ней? – восхищенно пробормотал Влад.

– Правильное пойло. – Я взял коньяк и сделал глоток.

– Правильное место, – покачала головой Нина, – пьяницы вы.

К обеду в небе вновь появились искусственные облака. Раскрывшись в цветущей мандале, они калейдоскопически пульсировали в такт плавным накатам прибоя. Я собирался сварить похлебку, но Эдгарас угостил нас местными чудо-фруктами, необычайно вкусными и сытными. Выведенные местными агрономами, они продавались в поселке почти за бесценок. Все побережье питалось ими, не утруждая себя приготовлением пищи. С виду эти плоды напоминали обычные кабачки, только различного цвета и формы, и соответственно отличались по вкусу, от кислого помидора до перезрелого банана.

– Как это называется? – спросила Нина.

– Не знаю, – пожал плечами Эдгарас, – фрукты и фрукты… Когда покупаешь, говоришь «мне вот этих синеньких, или тех желтых, покруглее».

Устав разлагаться на пляже, мы отправились с Ниной в горы. В тени деревьев было свежо и прохладно. Изредка мы встречали людей. Чем выше, тем более расслабленных и отрешенных. Они приветствовали нас ленивыми жестами и продолжали заниматься своими неторопливыми делами. Поднимаясь к ручью, мы свернули с тропинки, и я чуть не споткнулся о косматого мужчину. Застыв в позе лотоса, он отсутствующими глазами сверлил даль. Спутанные, пыльные пряди мертвыми змеями лежали на его груди. Выглядел он жутко и лет на сорок.

– Ой! – вздрогнула Нина от неожиданности.

Косматый и ухом не повел.

– Может, муравьев ему в гриву? – прошептал я.

– Дурак! Он же слышит.

Я на цыпочках обошел медитирующего:

– Его можно украсить цветами… ну или игрушками, как новогоднюю елку. Подарков под задницу напихать…

Едва сдерживая смех, Нина взяла меня за руку, и мы оставили йога в покое. Ручей, что изначально представлялся мне водопадом, на деле оказался маленькой струйкой, бьющей из скал. Рядом стоял алюминиевый ковш. Нина набрала воды и ополоснулась. Я с удивлением обратил внимание, как окрепло ее тело. Заходящее солнце прорезалось сквозь ветви деревьев и озарило ее ласковым, красным светом.

– Я чувствую твой взгляд, кожей… – выдохнула она, не оборачиваясь.

Все вдруг замерло и притихло, и я услышал, как бьется мое сердце. Ему было тесно в груди, оно толчками рвалось наружу. Я потерял ощущение тела и превратился в одно сплошное, обжигающее нутро желание. Нина медленно повернулась, ее сияющий силуэт приблизился ко мне, и я залпом растворился в ее пылающем тепле до самых микрочастиц. Я превратился в бесконечный выдох после бесконечного вдоха. Я таял и чувствовал ее присутствие в каждом атоме этого мира. Мысль по своей сути ничтожна, она неизмеримо медленнее чувства, уносящего тебя в даль, которую невозможно успеть осознать. Единственное, что я помнил после, — это раскаленные, зеленые глаза и приоткрытые губы.

Спускаясь с горы, мы снова наткнулись на волосатого мужчину. Он сидел у ствола широкой сосны, и что-то курил через тонкую, стеклянную трубочку. Заметив нас, вдруг встрепенулся и указал в нашу сторону трясущимся пальцем.

– Пыль! Пыль звезд на поверхности! Пыль! – забормотал он, полоумно вытаращив глаза.

– И вам добрый вечер! – я помахал рукой, и мы ускорили шаг.

– Что с ним? – встревожилась Нина.

– Пекурил мужик. Бывает.

– Так неприятно…

Мне самому стало немного не по себе, но через минуту мы вышли из леса и тут же обо всем забыли, глядя, как пурпурный диск солнца опускается в темное, похожее на кисель море. Черные облака вороньими перьями кружились в небесном театре теней. Огни костров усыпали побережье. Моя пустая, ненужная голова была неспособна думать.

Ночью я просыпался несколько раз. Меня будил странный шепот снаружи палатки. К нему добавлялся удаленный звон колокольчиков. Прислушавшись, можно было ясно различить женский голос, который томно вздыхал:

– Любишь… Любишь… Ты любишь…

Я выходил из палатки, и загадочный шепот прекращался, растворяясь в нежном шелесте листьев. Но колокольчики продолжали звенеть. Расплывчатый, едва уловимый звук раздавался откуда-то сверху, с гор. Чем больше я вслушивался, тем эфемернее он становился. Возможно, это те Духи Леса, о которых так долго рассказывал Влад. Он уже в третий раз приезжал в Саулкрасти и знал множество баек об этих местах.

– Это лес пропитан аурой сказки и волшебства, – уверял он минувшим вечером у костра. – Но здешние духи чрезвычайно добры. Самое страшное, что они могут сделать – так это чуть припугнуть ночного прохожего. Причем не по злобе, а из дружелюбного озорства.

Как выяснилось, наибольшую активность паранормальные хулиганы проявляют в полнолуние. Влад рассказывал о том, как они намертво связывают шнурки кроссовок, поют и завывают в кустах, прячут вещи, путают женщинам волосы и проникают во сны.

– А может, они еще зубной пастой лица мажут? – ухмыльнулся я его россказням.

– Смотри, проснешься с перемазанным лицом, – заступилась Лена, – а что? Я серьезно. Сама приду и тебя измажу.

– А что они делают, когда пробираются во сны? – Нина всегда была немного склонна к мистификациям. Но только сказочным. НЛО, параллельные реальности, лемурийцы и эфирные сущности ее интересовали мало. А вот феи, эльфы, домовые – этим она могла увлечься. Не всерьез, конечно, а больше по-детски.

– Развлекают тебя и развлекаются сами. Нет для них большего веселья, чем порезвиться в человеческом подсознании. Могут даже флиртовать.

– С тобой такое случалось? – Влад шутливо нахмурил брови.

– Да, – подыграла Лена, – мне колобок массаж делал. По спине катался. В жизни своей не встречала мануального терапевта лучше.

…Шутки шутками. Но мне было не по себе. Таинственный голос будил меня снова и снова. Я даже расшевелил Нину:

– Ты слышишь это?

– Ничего я не слышу. Давай спать, – пробурчала она и тут же отключилась.

Я снова вышел из палатки. Голос постепенно стих, но колокольчики вдруг стали чуть громче. Я поднялся вверх по тропе и прислушался. Звон вдруг исчез, но через пару секунд раздался уже совсем близко.

– Кукареку! – В ночной тишине мой голос прозвучал неестественно громко.

– Мяу! – ответили из кустов.

Я вздрогнул и рассмеялся. Конечно же, кто-то шутил надо мной. Колокольчики зазвенели снова. Я пошел на звук и, продравшись сквозь колючий можжевельник, выбрался на залитый лунным светом склон горы.

– Шалом, – улыбнулась Тея, – крепкая девушка с бархатным голосом, которую мы встретили в день приезда. Укутавшись в полотенце, она сидела на камне и держала в руках веревочку с колокольчиками. Рядом на распростертом одеяле лежала обнаженная девица с бритой головой. Она курила папиросу и смотрела в небо.

– Это Комета, – пояснила Тея.

– Я думал, вы лесные феи.

Девушки переглянулись и рассмеялись.

– Ты прав. Тея – лесное творение, – не отрывая глаз от неба, заметила Комета. – Но я потеряла хвост и упала сверху.

– Я слышал женские голоса у своей палатки, они не давали спать. Я тут недалеко стою. Это не вы, случайно?

– Мы молчали, пока ты не пришел, – снисходительно улыбнулась Комета. – И к чему спать в такую ночь? Разве это возможно под таким небом?

Отполированная до блеска луна источала ровный металлический свет. Все было пропитано покоем и степенным созерцанием. Словно время остановилось, и лишь суетливый глупец мог позволить себе резкие тело- и мыследвижения. Исстроченный яркими звездами небосвод на горизонте сливался с мутной гладью воды. Было душно и хотелось молчать, изредка вращая головой от невозможности охватить взглядом весь гигантский планетарий, что раскинулся сверху стеклянным, искрящимся куполом.

– Возможно, мне показалось. – Я растерянно почесал затылок.

– Зачастую в этом нет никакой разницы. – Комета приподнялась, вытянула свои худые руки и застыла как африканская статуэтка. – Все, что кажется, – имеет право существовать. Но люди выбирают лишь то, что выгодно им. Разве ты не знал?

– В таком случае, возможность объективного существования иллюзии тоже наверняка иллюзия.

– Ой, как мудрено, – добродушно рассмеялась Тея. – Вселенная настолько загадочна и безгранична, что в любой момент может произойти что угодно. Но из этого океана возможностей мы способны осознать только ничтожную каплю. Причем, ограничивая свое сознание, мы теряем даже ее, остаемся с жалкими крошками. Сами отказываемся от безграничного волшебства.

Самодовольные нотки прозвучали в ее медовом, очарованном голосе. Уж слишком все выходило идеальным и гладким. Легко рассуждать о бездонной прелести жизни, наслаждаясь южной ночью на склоне живописного побережья. Луна, покой, звездочки, мысли о бесконечном, бутылка коньяка под пледом. Красота.

– Это как посмотреть. Не все состоит из волшебства и бубенчиков. Любая доведенная до категоричности мысль может обернуться губительным заблуждением.

– О чем ты? – пожала плечами Комета. – Речь идет об отвлеченных понятиях.

– Именно о том, что абстрактное, несмотря на всю свою обтекаемость, создано для выражения вполне конкретных понятий и мыслей. Иначе появляется большой соблазн заиграться и впасть в заблуждение, заодно обращая в ложь других.

– Ох, как ты серьезен, – вздохнула Тея и заботливо взяла меня за руку. – К тебе же лесные феи приходили! Ничто их так не ранит, как человеческий цинизм.

– Уверена, они все еще ждут тебя у палатки, – подмигнула Комета, – играют с твоей женой в домино или гадают на угольках. Ты сходи, проверь…

Я, видимо, им мешал, а потому поспешил вернуться к стоянке. Глотнув из котелка воды, я полез в палатку, но Нины там не было. Что за шутки?

– Нина! – крикнул я чуть, хрипя.

Никто не отзывался. Какие бессовестные феи! Похитили супругу.

– Нина!

Меня кто-то тронул за плечо, я вздрогнул и, обернувшись, увидел жену.

– Ты напугать меня хочешь?! Я потерял тебя…

– Это я тебя потеряла. Проснулась, а ты куда-то ушел. Я ходила на поляну посмотреть на звезды. Из-за густых ветвей здесь ничего толком не разглядеть.

– Меня разбудили какие-то голоса. Оказалось, это пара девиц на склоне.

Нина взяла меня за руку. Даже сквозь лесную полутьму ее нежные глаза искрились серебряными кристалликами.

– Знаешь, я не хочу спать. Пойдем, искупаемся.

Темное море загустевшей лавой мягко накатывалось на берег. На пляже не было ни души. Ноги вязли в теплом песке, нежно шуршал ветерок. Мы дошли до воды и сели, тесно прижавшись друг к другу.

– Всю жизнь мечтала искупаться в море ночью, – нарушила тишину Нина, – смело шагнуть в пучину, стать добровольной жертвой морских божеств. Ведь днем они бодрствуют, а по ночам грустят, не зная, что такое сон. И пусть уж лучше печалятся, чем гневятся. Представляешь, даже сейчас в Бразилии существует культ богини Еманжи, строптивой царицы морей, покровительницы рыбаков и авантюристов. Каждый моряк мечтает закончить жизнь в ее ласковых сетях. Нет ничего желаннее ее любви. Она и жена, и мать, и друг. Но гнев ее страшен, она чрезвычайно ревнива и капризна. И кровожадна. Считается, что даже в наше время жрецы культа приносят ей человеческие жертвы.

– Ты хочешь стать жертвой морской каракатице с женской грудью?

– Конечно же, нет. Мне просто нравится всякую чушь болтать. Тем более, здесь это таким реальным кажется. Так и вижу, как в самом центре лунной дорожки медленно всплывает ее гигантская голова. Сияющие глаза непреодолимо влекут к себе, несмотря на страх. Тысячи сплетенных из водорослей косичек извиваются и пульсируют, оставляя на глади воды живые, трепещущие узоры. Она зовет всех рыбаков. Зовет уйти с собой, чтобы обрести вечный покой в недосягаемых глубинах. Моряки лучше спят в дождь и ветер. Им лучше спится на сырой палубе, под холодной брезентовой накидкой, чем в объятьях жены под теплым одеялом. Их спящие тела вздрагивают, дрожат веки, на лбу выступает пот. Им снятся ласки Еманжи. А днем они раздраженно курят дешевые сигары и с волнением смотрят в синюю даль. Вечером идут в кабак и заливают тоску ромом. Их жены в это время плачут одни. Они проклинают Еманжи, царицу отравленных морским простором душ. Но утром они плетут из цветов венки, просят прощения и отправляют их в море в дар ненавистной разлучнице. Ведь только ей решать, вернется муж из моря или нет.

– Может, тогда не будем купаться?

– Глупый! – звонко рассмеялась Нина. – Еманжи не нужны обычные городские жители. Слишком мало морской соли в крови, не родные мы ей. Она нас даже не увидит, не почувствует, не услышит. Нам только Мойдодыр страшен.

– Лесные духи, феи, царица морей… Лукоморье какое-то.

– Ну чего ты ворчишь. – Она положила голову на мое плечо. – Чего разворчался. Взрослым тоже нужны сказки. Не думаешь?

– Да. Но колобок на меня почему-то не действует.

– А чего бы ты хотел?

– Я? Встретить говорящего енота. Веселого, начитанного и остроумного. Мы бы пили пиво, играли в карты, обсуждали современную литературу. Гриша. Его бы звали Гриша. Ну, или Веня…

– Как по-мальчишески…

– Зато ничего оккультного.

– Пойдем в море.

Вода была теплой. Я жалким головастиком нырнул в черную мглу и проплыл под водой несколько метров. Вынырнув, лег на спину и глубоко вздохнул, чтобы держаться на поверхности, – или чтобы не провалиться в развернувшийся надо мной космос. В детстве я мечтал стать космонавтом. Все представлялось легко, романтично и непосредственно. Кувыркаешься в невесомости, корчишь инопланетянам рожицы в иллюминатор, жуешь курочку со вкусом томата из тюбика. Но сейчас… Мое сердце сжалось бы до размеров атома от тоски по дому. Что там искать, кроме доказательств нашего одиночества? Непознанное… Здесь-то разобраться не можем.

– Кирилл! Кирилл! Смотри! Я свечусь!

Нина усиленно барахталась в воде руками и ногами, и ее тело действительно светилось радужным мягким светом, которой становился то ярче, то рассеянней в зависимости от резкости движений.

– Это светящийся планктон! Ты шевелишься, и он начинает сиять. Защитная реакция такая.

– Я знаю про такой, – довольно кричала Нина, – но этот разноцветный, как светомузыка. Как здорово!

Я провел по воде рукой, и нежное свечение звездной туманностью озарило поверхность. Я ушел под воду и открыл глаза. Сияющее тело Нины плавно колебалось, как дивное растение с другой планеты. Она была похожа на танцующего с ветром ангела. Сливаясь с ритмом моря, его танец становился более мягким и плавным. Волнующий свет становился все ярче и ярче. Я словно был свидетелем, как в темных пучинах бездонного космоса рождается новая звезда. Ее руки вытянулись, и вот на кончиках пальцев распустились нежно-розовые, источающие ласковый свет цветы, чьи лепестки трепетали в воде будто живые.

– Ты видишь это? – прошептала Нина, когда я вынырнул, – поразительно.

– Программируемый планктон. Но все равно очень красиво.

– Какое чудо, – она завороженно любовалась своим цветущим телом-деревом.

Я в отличие от нее был покрыт бледной пыльцой, едва тускловато мерцающей. Батарейки, может, плохие.

– Иди ко мне. – Нина протянула под водой руку, и розовые лепестки взволнованно всколыхнулись.

Она прикоснулась к моей груди, обняла, цветы куда-то пропали, и мы превратились в одно большое свечение. И даже наши лица, что находились на поверхности, были озарены волшебным сиянием. Казалось, оно льется откуда-то изнутри, прорывается сквозь телесные оболочки. Мы были неотделимы в этом чарующем нимбе, и наши глаза являлись лишь системой зеркал, в которых преломлялся свет единой души. Все становилось бессмысленной шелухой, таяло и обращалось в прах пред непостижимой хрупкостью и ясностью этого момента. Повсюду витал опьяняющий вкус ускользающей вечности, узнать который можно только любя. Его невозможно передать, и невозможно потом вспомнить. Но его можно прожить, ощутить, пребывать в нем. Раствориться, забыться и снова себя обрести, осознав, что ты неотделим от того, кого любишь, неотделим от мира, неотделим от жизни и смерти. Как бы ты ни умирал, ты все равно встретишь жизнь. Где бы ты ни рождался, ты неизбежно встретишь смерть. Но это не страшно, ведь у меня была Нина, и мы вместе плели узоры нашей судьбы.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3

Другие книги автора

Пси

Павел Шакин