bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Так…между развалинами гаражей, мягко и обманчиво лениво перекатываясь, двигаются шары полевиков. И их много, не меньше штук пятнадцати. Лохматые, внешне вялые и медленные ежи-переростки, выстреливающие по сторонам полуметровыми щупальцами с десятками загнутых, острых крючков. Это плохо, дробовик у нас один, а против этих зараз именно картечь – самое то.

Видоискатель цепляется за махину вышки, останавливаясь на чётко видимой серой массе, плотно облепившей металлоконструкции где-то посередине. Вот чёрт его знает, что это? Может быть – остатки паутины, может быть – просто ветром занесло какой-нибудь брезент, наконец сорванный с одной из трёх проржавевших фур на стоянке. Может быть, а может быть, и нет…

Серая масса шевелиться, подаваясь вперёд, разворачивая тёмные, с прорехами, паруса крыльев. Гибкая шея разворачивается в нашу сторону, водя по воздуху вытянутой и массивной головой, челюсти дёргаются, раскрываясь. Спустя несколько секунд до нас донёсся рокочущий рёв. Смок, мать твою!!!

Ребята вскакивают на ноги, понимая, что единственный шанс, который у нас остаётся, это бой. Если уж он нас заметил, то разбежаться у нас не получиться, не успеем добраться ни до гаражей, ни до развалин домов. Да и бесполезно это, не поможет…

Туристы мечутся. Один рвёт всё-таки в сторону, несмотря на мой крик, надеясь скрыться от визжащего кошмара, заходившего на нас на бреющем полёте. Далеко не убегает, споткнувшись о неприметную кочку и угодив точно на густой газон разрыв-травы. Сложенные в острые, четырёхгранные пирамидки, листья мгновенно протыкают беднягу, и тут же разворачиваются, разрезая его изнутри, подняв в воздух густую красную пыль.

А нам уже не до него, потому что смок приближается, широко раскрыв бездонную голодную пасть, часто утыканную кинжалами блестящих от слюны зубов. Громадные провалы чёрных глаз, развёрнутые крылья и кожистые мешки на шее, готовые плюнуть в нашу сторону кислотой…

Глава вторая: ночь – столкновения

Наталья кричала, захлёбываясь собственным криком и не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Её сознание туго и жёстко скрутила жестокая воля странного существа, стоявшего перед ней. Где был Вадим – она так и не поняла.

Когда она наконец-таки выбралась из тёмной глубины забытья, в которое её закинула Волна, любовника в комнате не было. Вместо него прямо перед ней, застыв неподвижным изваянием, поблёскивая в тусклом зеленоватом свете какими-то чешуйками и наростами, высилась странная мощная фигура, следившая за ней чуть светящимися глазами. А потом существо шагнуло вперёд, попав в полосу довольно яркого света, падающего через выбитое стекло. И тогда Наталья закричала, рвя связки от того ужаса, что мгновенно закутал её в кокон чёрного и беспросветного страха…

Свет выхватил из темноты мощные грудные пластины мышц, перекатывавшихся под тёмно-желтоватой кожей, покрытой кожистыми выступами и чешуйками повсюду, где были сгибы и складки. Тёмная голова с какими-то выступами на самой макушке качнулась вперёд, показав кричавшей девушке себя во всей «красе».

Вытянутое вперёд рыло, заканчивающееся хоботом, образованным четырьмя мясистыми «лепестками», которые находились в постоянном движении. В самом центре постоянно мелькал, то прячась, то появляясь, чёрный язык-жало, свёрнутый в узкую трубочку. Далеко выступающие вперёд надбровные дуги, висящие мясистыми наростами над большими и глубокими чёрными буркалами глаз.

Голый череп, переходящий в костяной гребень с точащими во все стороны редкими и острыми иглами. Резко вырубленные скулы, ограничивающие верхнюю часть морды со свисающими кожистыми брылами. Точащие в стороны вытянутые, с острыми кончиками, хрящеватые уши.

Существо сделало ещё один шаг вперёд, зашипев и резко развернув лепестки, образующие хобот. Блеснули мелкие острые зубы, усеивающие их внутреннюю поверхность, мелькнул тёмный язык, покрытый вязкой и тянущейся слюной.

Казалось – куда уж сильнее можно было бы кричать, но…

Наталья поперхнулась криком, уставившись на одну единственную деталь, которую смогла заметить только сейчас. Нательный крест, который был таким же, как и у её мужа. Крест, который болтался сейчас на тоненькой золотой цепочке на шее этого монстра. Крест-близнец того, что всегда висел на шее Егеря. Их было два, абсолютно одинаковых, купленных давным-давно на крещение Егерю и, Вадиму, своему любовнику, приходящемуся Егерю двоюродным младшим братом.

Она поняла то, во что поверить было практически невозможно, если бы не тот факт, что прямо перед ней стоял этот монстр.

Тварь шагнула к ней, издав резкий и показавшийся Наталье издевательским хохоток. Она сжалась в комок, захлёбываясь слезами, готовясь к тому страшному концу, который её ждал.

Существо, бывшее не так давно Вадимом, шагнуло к ней, ещё больше развернув лепестки с зубами и зашипев…

За разбитым стеклом грохнуло и блеснуло…

Макушка твари разлетелась ошмётками, заляпав стену напротив и девушку своим липким, тёмным содержимым. Существо покачнулось, взревев, попыталось сделать ещё один шаг и упало, успев разодрать кусок постельного белья острыми когтями на вытянутой вперёд руке.

Наталья всхлипнула, стараясь забиться как можно дальше в угол кровати, со страхом глядя на чуть видневшееся над её краем плечо твари.

За окном появился тёмный силуэт с поднятой и смотрящей стволом в дом «Сайгой». Чуть позже с еле слышным щёлчком зажёгся фонарь, закреплённый на цевье:

– Наташа, ты жива? – Глуховатый голос её мужа заставил женщину сжаться на кровати. – Наташа?

– Да… да!!! – Она громко закричала, поняв, что кошмар кончился. Может быть и не совсем, но пока его точно не будет. Как бы она не относилась к Егерю, как к мужу, но то, что с ним не стоило бояться попусту, Наталья знала прекрасно. За ним она всегда чувствовала себя как за каменной стеной, не опасаясь никого и ничего.

Егерь вцепился в раму окна через разбитое окно, напрягся и дёрнул. Рама подалась, с треском выдирая шпингалет. Мужчина оглянулся вокруг, осматриваясь, и одним махом перемахнул через подоконник, оказавшись внутри собственного дома. В который раз, наблюдая за его движениями, Наталья поразилась их экономичности и плавности. Егерь в подобные минуты даже пугал её своим отточенным автоматизмом, который нисколько не растерялся с того момента, как он ушёл со службы.

Он прошёл вперёд, стараясь не хрустеть осколками стекла, посветил фонарём на лежащую на полу тушу монстра, в которого превратился Вадим. Присвистнул, только этим и выдав свои чувства. Присел на корточки, внимательно разглядывая то, что осталось от головы. Провёл пальцами по гипертрофированным, застывшим мышцам, покрытым чешуйчатой тёмной кожей. Задержался, нащупав крест, дёрнул, срывая его с цепочки, и поднёс к глазам.

– Вадим, Вадим… – Егерь чуть слышно прошептал имя брата, встал, покосившись на жену. – Одевайся, и быстро. Уезжаем, пока не поздно.

– Да, да, конечно. – Наталья быстро метнулась в комнату, в которой стоял шкаф-купе. И уже оттуда крикнула Егерю. – Одеваться удобнее?

– Да. – Егерь прошёл мимо неё, направляясь в третью, самую дальнюю комнату. – Деньги не забудь, и документы. Все вещи не бери, только те, что могут пригодиться. Свитер там, куртку…

Он подошёл к старому, ещё бабушкиному сундуку, который перешёл к нему по наследству, массивному, выкрашенному в светло-зеленоватый цвет. Открыл старый, но надёжный замок. Достал большой и вместительный рюкзак, который постоянно держал наготове, разгрузочный армейский жилет, который привёз с армии и старенькую «эрдэшку». Легонько провёл рукой по стопке старых, выпущенных ещё «Мелодией», пластинок с детскими сказками, которые каким-то чудом сохранились с того времени, когда они с Вадимом торчали в этом доме каждое лето. Вспомнил, как мечтал о том, что будет включать их сыну, эти хорошие и добрые сказки. Даже отыскал на рынке «заюзанную», но всё ещё работающую магнитолу «Сириус». Ребёнка так и не дождался, а теперь и сами мечты, похоже, уходили в небытие. Егерь сморгнул, почувствовав, что глаза предательски намокли. Сгрёб в сторону открытки, которые когда-то коллекционировала его мама, подумав про себя, что удачно подвернулась путёвка в санаторий, где она сейчас находилась. Под открытками находился сейф. В котором Егерь хранил свой «арсенал».

Он был невелик, и дополнял «Сайгу» всего двумя «стволами»: ижевской вертикальной двустволкой и карабином СКС. И то и другое было надёжным, вдобавок на карабине была установлена немецкая оптика. Там же лежали патроны и оставшиеся магазины к «Сайге». Егерь ухмыльнулся, посмеявшись над собственным вооружением, и залез ещё глубже в сундук. Там, аккуратно завёрнутые в чёрный полиэтиленовый пакет и спрятанные (ну, типа, ещё раз ухмыльнулся про себя) в коробку из-под обуви, лежали «макар», обоймы и патроны к нему.

– Ну, вот видно и пригодился подарок… – Он покачал головой, подивившись собственным спокойствию и интуитивному чувству обречённости. Это же надо, как чётко в голове всплыло то решение, о котором не думалось ещё полчаса назад. Да, с того момента многое изменилось, и то, что лежало в соседской комнате, оставшись от того, что было его братом, чётко это доказывало. Но что толку думать про это, когда нужно действовать?

С собственным последним доводом Егерь был полностью согласен. Делать ноги нужно было как можно быстрее, так как тварь, которой он прострелил голову, никак не укладывалась в рамки какой-то локальной экологической катастрофы. Чем бы ни занималась в его отсутствие Наталья, но, тем не менее, за неё он чувствовал ответственность. А значит – делать ноги нужно было ещё быстрее и, по возможности, аккуратно.

Он развернулся в сторону выхода из дома, попутно сняв со старого шифоньера два спальных мешка. Наталья уже оделась и упаковала свою спортивную сумку, с которой обычно ходила в бассейн. Джинсы, кроссовки, удобная толстовка с капюшоном, констатировал про себя Егерь, оставшись довольным внешним осмотром.

– Ну, всё, двигаем. Документы не забыла?

– Нет. А…Вадим?

– Какой Вадим, Наташ?

– Как какой?.. Но…

Егерь повернулся к ней, приглядевшись в тусклом зеленоватом свете из окон к её лицу:

– Наташенька, то, что лежит в спальне – не мой брат. Я не знаю, что это, но стрелял точно не в Вадима. Стрелял я в непонятную тварь, которая чуть не убила тебя. Понимаешь?

Женщина всхлипнула, кивнув головой:

– Да, конечно, конечно…

Двигатель «Нивы», довольно рыкнув, завёлся сразу. Егерь выкрутил руль, выезжая на укатанный грунт между домами, направившись в сторону дороги, ведущей к мосту, через который можно было попасть в Ключи, рядом с которыми находилась база лесничества.


***

Семёныч шарил по карманам в поисках зажигалки. Но она никак не находилась, и прапорщик злился, кроя всё вокруг матюгами. За спиной, в клетке, выли и ревели задержанные на «пятаке» нарушители, что было немудрено.

Семёныч, который пришёл в себя позже остальных, и у которого сразу начала раскалываться голова, не стал терпеть их вопли. Ругаясь и шипя от боли сквозь зубы, дёргая неудобный ремешок на кобуре, достал табельный ПМ, и не глядя, выстрелил в их сторону несколько раз. Потом ему пришлось сделать ещё два выстрела и контрольный «звонок» в голову сержанту, который решил вмешаться.

Третий член экипажа не сказал ни слова. Твёрдый и жёсткий руль «уазика» при резком торможении во время Волны сломал ему шею.

Прапорщик наконец-то нашёл зажигалку и щёлкнул, прикуривая. Едкий сигаретный дым заполнил тесную кабину, но Семёнычу было на это глубоко наплевать. Ему он не мешал, нисколько. Глубоко затянувшись, он откинулся на сиденье, пытаясь вспомнить то, что случилось. Получалось не очень, но это было хотя бы что-то…

Небо на севере слегка окрасилось в зеленоватый свет…

Вспышка, ярко-изумрудная, мгновенно выхватившая из тени всё вокруг…

Что-то непонятное, мелкое, отблёскивающее, пришедшее за вспышкой…

И темнота…

Да уж, дела…

Семёныч хмыкнул, понимая, что всё, бывшее реальным ещё час назад, теперь является ничем другим кроме альбома со старыми фотографиями. Почему он пристрелил трёх человек? Он не понимал причины, но это его волновало куда как меньше того, что творилось вокруг.

А творилось что-то весьма непонятное. Пока прапор курил, мимо «уазика» пробежал какой-то мужик, за которым гнались несколько дворовых шавок. И всего бы ничего, да только у обычных дворняг глаза не светятся жёлтым светом, как противотуманки.

Где-то вдалеке ощутимо грохнуло. Через какое-то время звук повторился, только куда как ближе. И спустя десяток секунд ему стало видно, что один из домов по Первомайской горит. Причём горит весь, от первого до последнего этажа. В голове появилась мысль о том, что это бабахнул газ, и тут же пропала.

Семёныч спокойно и неторопливо докурил сигарету, забычковав её о простреленный затылок одного из бывших напарников. Открыл дверь и подошёл к водительскому месту. Выбросив тело на асфальт сел на сиденье и попытался завести машину. В движке что-то заурчало, треснуло и всё. Автомобиль умер. Но прапорщик не расстроился, оставаясь всё таким же невозмутимо спокойным.

Он спокойно достал из поясной кобуры водителя пистолет и запасную обойму. Засунул ствол за пояс, обойму убрал в задний карман. Ещё раз обошёл машину, добравшись до второго напарника, у которого забрал «ксюху» и подсумок с тремя запасными магазинами. Пощёлкал переключателями патрульного «Кенвуда», который наконец-таки ожил, выдавая в эфир мат и неадекватные вопли дежурного ГУВД.

Прапорщик покачал головой, внимательно выслушав весь бред, который засорял волны. Минусом того, что он услышал, было то, что всё было непонятно. Плюсом – тот факт, что заступавший в дежурство майор Пасечник, судя по всему, всё-таки свалил домой, оставив вместо себя «желторотика» Ранеева, недавно только окончившего школу МВД. А это было только на руку Семёнычу, который уже абсолютно точно понял – что он хочет делать в ближайшее время.

Наконец-то пришло то время, по которому он так скучал, служа в ППС. И он опять сможет в ближайшее время окунуться в пьянящее чувство собственного превосходства, которое ему обеспечит право сильного. Так уже было, давно, в тех местах, где много гор и суровых и гордых бородатых мужчин. Там Семёныч чувствовал себя в своей тарелке, проводя «зачистки» после прохождения армейских частей, стоя на блокпостах и делая всё, что взбредёт в голову. Безнаказанно и упоённо.

Потом, после этих приятных мыслей, Семёныч развернулся и пошёл в сторону «дворца правосудия», абсолютно реалистично глядя на тот факт, что до «оружейки» надо бы добраться как можно быстрее. Шаг у прапорщика был бодрый и пружинистый, как у любого довольного жизнью человека, который шёл заниматься любимым делом. И, в принципе, так оно и было. У существа, которое ещё совсем недавно было сотрудником патрульно-постовой службы, впереди было много времени для удовлетворения своих любимых пристрастий.

Форменный серый китель давно треснул на спине, в районе лопаток и вниз по шву. Но Семёнычу было наплевать на это. Как и на то, что из дыр наружу торчали шипы позвоночного столба, поблёскивающие в слабом свете нескольких ещё работающих фонарей.


***

– А-а-а-а-а…

Монотонный звук стучал в уши, ломился внутрь головы, бил, казалось, прямо в мозг настойчивыми ударами молоточка.

Лёха помотал головой, с трудом разлепив глаза. Сморщился, схватившись за затылок. Пальцы ухватились за что-то непонятное, мокрое, торчащее во все стороны какими-то странными выступами. Пальцы ещё чуть-чуть пробежали по затылку, наткнулись в мягкую, вязкую и горячую массу. Он отдёрнул их, с каким-то невнятным, загнанным куда-то вглубь сознания страхом. Поднёс к глазам, пытаясь рассмотреть поближе то, что клейкой массой держало пальцы вместе, не давая развести их в стороны.

Свет…только сейчас Лёшка понял, что его почти нет. Лампы дневного света, закреплённые под потолком, сейчас провисали вниз тёмными прямоугольниками, держащимися на провисших кабелях.

Что-то горело, отбрасывая рыжие сполохи на светлые стены бокса. В левой была большая, рваная дыра, пробитая столбом теплоцентрали, которая шла впритирку к гаражу. Туда вытягивало дым от горевших масла в пластиковых канистрах, ёмкости с солярой и запасных камер. Именно они горели, давая пусть и небольшую, но хоть какую-то освещённость. Понятно, что дыра не спасала полностью. Лёху затрясло от кашля, когда он вздохнул глубже, сразу наполнив лёгкие едким дымом от палёной резины.

Пальцы, да, пальцы…в чём они? Паренёк, откашлявшись, поднёс руку ещё ближе, заворожено рассматривая тёмную, густую массу, которая лениво сползала вниз. Странно, но ему совсем не было больно, хотя голова-то точно разбита.

– Ерунда какая-то… – Лёшка помотал ей ещё раз, пытаясь понять, есть ли боль. – Ничего не понимаю…

Боли не было… совсем не было.

– А-а-а-а-а-а-а… – продолжало доноситься откуда-то…снизу?!!

Он попытался наклонить голову вниз, с трудом, чувствуя, как позвоночник трещит от напряжения. А может и не позвоночник…трещало-то слишком явственно. Лёшка напрягся и с силой рванулся вперёд. Краснота в глазах погустела, надавила и что-то, внутри его головы, раздувшись до размера маленького глобуса, лопнуло…

В себя он пришёл от звуков собственного, глубокого и грудного кашля, и от звуков снизу, перешедших в тихое и тоскливое поскуливание. Лёха покосился в сторону звуков, в этот раз у него, как ни странно, получилось. Причина скулежа сразу стала понятна.

Где-то в метре под ним, чуть подальше, лежал Мирон. На ногах здоровяка, полностью размозжив ему ноги от колен и до ступней, лежал двигатель, бывший необходимым пособием в гараже. Обычно он висел на двух цепях, закреплённых на потолке, но сейчас, по какой-то причине, которую Лёха не помнил, оказался внизу, попав прямо на Мирона.

Под недавним мучителем широко растеклась тёмная лужа, тускло поблёскивающая в свете начинающих затухать горюче-смазочных. Сам Мирон, почти не двигался, лишь слегка крутя головой из стороны в сторону, жадно и шумно дыша и издавая тот самый скулёж, в который он перешёл с крика.

Лёшка осклабился. Да, он вполне понимал, что человек, постоянно насмехающийся и издевающийся над ним, по сути не был никем, кроме как тупым здоровым «пэтэушником», который делал всё это из-за собственной недалёкости. Но от этого Лёшке лучше не становилось. И сейчас он был доволен, пусть и немного, в силу сложившейся ситуации, но был доволен. Ведь сейчас Мирон был просто беспомощен и жалок.

«А если…» – мелькнула в его голове мысль, которая неожиданно привела Лёху в себя. Абсолютно чётко он осознал, что только что думал о том, как поудобнее можно было бы расколотить мироновскую тыкву на несколько частей. Понял и внутренне поёжился от того, насколько чётко представился ему сам механизм его последующих действий. Но…

Мысль не уходила, зацепившись за какой-то внутренний крючок, и даже продолжала развиваться.

Лёшка, сглотнул, напрягая давно пересохшее горло. По натуре своей он был абсолютно добрым парнем, как говорится – мухи не смог бы обидеть. В деревне у деда до сих пор не мог срубить голову курице, из-за чего над ним беззлобно подшучивали родственники-пейзане. Никогда не ввязывался в драки сам, а если кто-то решал наподдать ему, то чаще всего Лёха потом долго ходил с разбитым лицом и синяками на самых больных частях тела. Но сейчас…

Непонятное пока чувство заставило его превозмочь самого себя, пытаясь сдвинуться с места по направлению к Мирону. В районе поясницы ещё раз ощутимо хрустнуло. Он шагнул, с трудом поднимая безумно тяжёлые, кажущиеся чужими ноги.

– А-а-а-а-а!!! – Крик, поднявшийся от пола, прокатился по боксу, отражаясь от стен. Безумный, рвущий связки вопль, который издал Мирон, повернувший голову в его сторону. – Не надо!!! Не на-а-ад-о-о!!!

Что-то звякнуло с левой стороны, ударившись об пол. Лёшка покосился туда, пользуясь тем, что всё-таки выбрался на более освещённый участок внутри гаража. И замер, еле успев поставить тяжёлую, налившуюся свинцом ногу вниз.

Двигатель, лежавший на ногах Мирона, крепился на двух цепях. Длинных, с толстыми звеньями, заходящих на блоки, по которым агрегат можно было опускать и поднимать. Обрывки одной – болтались под потолком. А вот вторая…

Вторая, задевшая загнутым крюком о бетон, залитая тёмной, и так знакомо жутко пахнувшей жидкостью, уходила концом прямо в левую Лёшкину руку. Последнее из видимых звеньев наполовину высовывалось из широко разорванной кожи предплечья. Остальное уходило куда-то вглубь, вздуваясь уродливым, шишковатым наростом. Лёха непонимающе смотрел на неё с минуту. Чуть напряг мышцы и вздрогнул, когда она втянулась внутрь. Потом, поняв, что это не всё, повернул голову вниз и вбок. Чувствуя, как холодный пот ручейками прокатился по спине и лицу, посмотрел на грудь.

Металлические части от того самого двигателя, в котором так долго ковырялся Мирон. Лёха, наклонив вниз голову смотрел на то, как из его тела выпирают вперёд непонятно как оказавшиеся в нём куски механизмов. Они торчали, выходя из разошедшихся в сторону рёбер грудной клетки и живота. Заляпанные его кровью, чуть поблёскивающие в рыжих отсветах пламени. Неестественные, чуждые и непонятные. И он чётко услышал, как там, непонятно каким образом работая, что-то проворачивалось…

И ещё он стал выше, заметно выше. Теперь Лёшка понял, почему так странно казалось ему то, что он так хорошо видел Мирона.

Но как?!! Каким образом могло такое случиться?!! Белый до сияния страх, вот и всё, что чувствовал сейчас парень, ещё час назад зашедший в злополучный бокс. Страх ослепил, затолкал внутрь всё остальное, охватил острыми шипами колючей проволоки. В висках стучало громко и отчётливо: ЧТО СО МНОЙ?!! А потом, разом погасив всё, в очередной раз пришло спасительное забытьё, закутавшее расколотый рассудок тёмным одеялом беспамятства…

Осипший от крика, взрываемый изнутри рвущимися минами боли Мирон откинул голову на бетон пола. Сил не осталось. Он давно не чувствовал ног, лишь иногда сотрясаемый накатывающимися волнами от перекорёженных костей и суставов, разможжённых двигателем. Мирон, скрёб пол сломанными ногтями, тщетно пытаясь сдвинуться с места. Когда тёмная громада замерла, не дойдя до него пары шагов, он тихо и обречённо, как подыхающий двортерьер, завыл, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

Но через какое-то время, когда нечто, недавно бывшее лохом-неформалом, опять зашевелилось, лязгая и скрипя, он снова попытался сдвинуться. И лишь когда над ним нависла тёмная тень, и Мирон увидел, как шевельнулась заляпанная кровью цепь… лишь тогда он опять, безнадёжно, устало и тоскливо закричал в последний раз.


***

Валеру неудержимо рвало. Скручивало в жесточайших спазмах и выворачивало наизнанку. Трясло в ознобе при всём притом, что внутри у него полыхал огонь, разгоняемый кровью по сосудам. Накатывало так, что он не понимал того, почему до сих пор не подох, выблевав собственные внутренности.

Минут через десять его наконец-то отпустило. Тренер сел на колени, уперев в них ладони и оглядываясь по сторонам. Слабость не отпустила, но откатилась куда-то внутрь, дав возможность вздохнуть нормально. Валера отдышался, понимая, что неожиданная напасть охватила его на том самом пустыре за спортшколой, куда они с Серёгой успели добежать пока…а что пока?

В голове мелькнул, восстанавливая события, кусок документального фильма в зеленоватых тонах, чётко отпечатавшийся на подкорке:

Вот они с напарником выбегают из-за угла, ориентируясь по крикам и хлёстким звукам ударов. Видят там, впереди у подстанции, сцепившиеся фигуры. Сергей что-то кричит, устремляясь вперёд…

Ярко-ярко небо полыхает чётко видимыми перекрещивающимися изумрудными полосами. Они соединяются, образуя странный геометрический узор, потом закручиваются в спирали…

А потом откуда-то с севера, мешая их между собой, накатывает плотное густое марево, заслонившее еле виднеющиеся звёзды. Резкий, невыносимый свист. Ещё несколько вспышек и громкий удар где-то там, вдалеке и прямо вокруг. Вой ветра, превратившегося в ураган. И что-то проносится сквозь всё, что есть вокруг. Через него. Через Серёгу. Через тела мальчишек, так и не прекративших драки. Мерцающая мириадами бриллиантовых блёсток волна. Такая же, как те, что он видел во время отпуска на штормовом море. Охватывающая всё, до чего смогла дотянуться, накрывающая с головой. И темнота…

И вот сейчас он, наконец, пришёл в себя, пытаясь понять – а что это было? И где напарник? Где пацаны?

Кто-то всхлипнул за подстанцией. И ещё раз. Что-то заворчало, глухо и недовольно. Угрожающе.

Валера аккуратно, стараясь не провоцировать собственный организм, подполз к углу и осторожно выглянул. Спустя некоторое время, когда его успевшие привыкнуть к почти кромешной тьме глаза разглядели то, что там творилось, Валера порадовался тому, что не стал звать Сергея.

На страницу:
3 из 5