Заседание небесной канцелярии длилось несколько часов подряд. Каждое распределение отнимало уйму времени. Одни Души требовали заслуженный отпуск. Вторые – замену Судьбы. Были и такие среди Душ, которые сами просили утилизации. Кому – то хотелось получить повышение по Душевной Лестнице.

По вторым дням святейшей недели, каждое назначение шло с ходатайством. Особенно тщательно рассматривались дела с правильно составленным прошением. Сначала, Высшее Душейство смотрел на оттиск мантии, внизу листа, а затем, на заявлении Души. На заявление всегда приятно видеть оттиск знакомого, родственника или ученика. В этот раз знакомых оттисков было предостаточно. Да и хороших мест, в плане распределения, тоже. Листая заявления, Душейство улыбался. По нимбу искрился лимонный оттенок. Скопище секретарей, сидящих по обе стороны на длинных скамьях, облегченно вздыхали. Вдруг, нимб Душейства окрасился в багровый цвет.

– Это что за мерзость? – Гаркнул Высший.

Он брезгливо наморщил нимб, и, со всего размаху шлёпнул на стол заявление. Мгновенно вся секретарская рать зависла над столом. На огромном белом столе Душейства распласталось крохотное заявление Души за номером 13131313—13. Составлено оно было не по правилам, с ошибками и ходатайства не имело. Внизу заявления, вместо оттиска светилось неприличным цветом жирное пятно. Все присутствующие замерли.

– Это что? Мы вас спрашиваем! – Повторил вопрос Высший. Вопрос завис над столом чёрными брызгами, требуя ответа. Ответ на себя принял пятый клерк небесной канцелярии. Ему нужен был шанс для повышения и этот шанс в данную секунду витал в воздухе. Цепким крылом пятый сцапал зависший шанс, быстро спрятал под мантию и доложил.

– Извольте выслушать, Ваше Душейство. Сиё заявление написано Душой за номером 13131313—13. Данная Душа прибывала в образе и подобии тростника 33 года помноженного на два тысячелетия. Обучения не проходила, в человеческом теле не состояла. Три года отбыла не предусмотренный срок в теле кота. Осмелюсь доложить, по вашему личному распоряжению, так как тело кота…

– Пирата? – Поинтересовался Высший, довольно улыбаясь. Он никогда не забывал свои мелкие добрые деяния. У покровителей, считал Высший, всегда должно быть в запасе пяток-другой добрых дел, что бы суметь подчеркнуть свою широту мантии, перед подчиненными.

– Да, Ваше Душейство, – кота Пирата. По истечению срока, – три года, – тело было списано. Тринадцатому назначено явиться сюда. Не извольте гневаться, Ваше Душейство, он просто неуч. Где ему тростнику получить ходатайство. Вот его личное дело. – Клерк сунул под нос Высшему тонкую папку.

– Ни одного знакомства, даже бабочками брезговал. – Отрапортовав, клерк занял своё место. Высший ещё несколько минут переливался недовольными цветами, скорее для поддержания дисциплины. Затем, отпихнув от себя папку, устроился поудобнее в кресле, и начал читать лекцию «О недоработке небесной канцелярии в вопросах повышения самовоспитания».

Гроза пронеслась мимо, секретари успокоились. Лекция длинная, можно отдохнуть, главное не захрапеть.

Так же бесстыдно и с храпом, за дверью канцелярии спала Душа за номером 13131313—13. За долгие века своего существования она не привыкла проводить время в приёмной небесной канцелярии.

Тем более что приёмная не отличалась комфортностью: старые качели, узкие проходы, шум, духота. Душам буквально приходилось парить друг над другом. Все нервничали, толкались, переливались разными цветами, но старались не шуметь. Комиссия шума не терпела и могла прекратить работу на неопределённый срок. Отлучаться из приёмной, по своим делам было строго запрещено и наказуемо. Душу не исполняющую правила отправляли в восьмой отдел, называемый на земле просто «адом». Из восьмого отдела не возвращались. О пребывании в «аду» ходило много страшных историй. Эти истории крепко поддерживали дисциплину на небесах. Самым страшным для любой души было проклятье «сгоришь в аду». Поэтому души, покорно сидели в душной приёмной и ждали распределения.

13131313—13 – спокойно спал. Его не будили укоризненные взгляды и невежливые толчки. Перед новым назначением надо отдохнуть. Жизненный последний путь, выпавший внезапно на его душу, он считал не справедливым. Тринадцатый приготовил красочную речь протеста в свою защиту. Без его согласия, душу всунули в ободранного сибирского кота. Никто не обратил внимания на годы безупречной работы, на заслуги перед небесами. Не получив заслуженного отдыха, ему надлежало жить в искалеченном теле. Больше всего в этой ситуации его возмущал тот факт, что в тело он попал без соответствующей подготовки, первый раз. Много столетий подряд, Тринадцатый был простым тростником. Из года в год ранняя весна наполняла его семя живительной влагой, к середине лета тростник вызревал, к концу осени бросал новые семена в землю. Душа продолжала своё земное существование в корне. Зимой корень спал под большим снежным сугробом, ожидая весны, что бы начать всё сначала. Ничто не тревожило Тринадцатого на протяжение многих веков. Сколько точно он существует на белом свете – неизвестно. Учёт ведет небесная канцелярия, тростнику это не важно.

– «Да и зачем считать время? Мне и так хорошо. Светит солнышко, всего вдоволь, меня никто не трогает, я никого не трогаю. Что ещё для жизни надо? Ничего». Он презирал Бабочек – однодневок за их суетливость. Лягушек за беспричинное кваканье. Комаров за – бесконечный зуд. Ни с кем знакомств не заводил, ни кому не кланялся. Он просто жил, выполнял свою работу. Но в одно летнее утро его дело попало на стол клерка из небесной канцелярии. Болото осушили, перепахали, тростники погибли. Тринадцатому надлежало явиться на небеса за новым назначением. Вот тут– то и произошли события, которые потрясли Тринадцатого. Не успел он взлететь и оглядеться, как его всунули в тело, полумёртвого старого кота.

Пират

Коту Пирату шёл двенадцатый год: зубы давно источились, шерсть на впалых боках висела клоками, глаза слезились. Давно бы уже он отдал Всевышнему душу, но у него была бдительная хозяйка – баба Фрося. Ни за какие богатства мира не поменяла бы она своего единственного «сына Пиратика». Баба Фрося была полуслепой, набожной старушкой. Последние годы жизни она посвятила коту. Поила только молоком, кормила только рыбкой и выводила гулять сама. Часто брала кота в гости к соседкам, где бдительно следила, что бы, его никто не посмел обидеть. Для старой, облезлой, домашней скотины – житьё кота – считалось земным раем.

Кто объяснит, что толкнуло Пирата, подняв хвост, побежать под проезжающий грузовик в одну из очередных прогулок. Смерть кота сразу бы убила бабушку Фросю. Когда она увидела искалеченное тело своего любимца, сердце её остановилось, и в эту страшную секунду бабушка обратилась с мольбой к Всевышнему. Всевышний, не занятый важным вселенским вопросом, что бывает очень редко, – её услышал. Был спешно отдан приказ: «Просьбу удовлетворить». А так как Тринадцатый парил без работы, послали его. Правда, в канцелярии назначили расследование.

Самоубийство дело подозрительное, и, к тому же, душе кота было отмерено пятнадцать лет жизни.

Расследование затянулось на длительный срок. В конце процесса, адвокат самоубийцы произнёс оправдательную речь и душу – оправдали. Был вынесен приговор: Душа не виновна, тело само решило себя уничтожить. Предшественника отправили на заслуженный отдых, а Тринадцатому надлежало ещё три года проработать котом. До окончания земного пребывания службы души бабушки Фроси. Эти три года стали для Тринадцатого кошмаром. Бабушка Фрося быстро оправилась от удара, но прогулки раз и навсегда были отменены. Пирата любовно заточили в одной из многочисленных комнат коммунальной квартиры.

Никто не спорит, тело было старым, но душа-то была новая, молодая. И на удивлении бабушки Фроси, Пират завёл новые привычки. Сразу же после выздоровления, отказался от молока и рыбы. На третий день голодовки, бабушка поплакала и купила колбасу. Вегетарианцу – тростнику еда пришлась по вкусу.

Соседкам поведения кота бабушка Фрося объяснила на свой лад: – «Видно хорошо его шандарахнуло». Гладила Пирата по спине и добавляла: – «Главное при мне остался. Есть Бог на свете». «Есть, есть!» – ехидно поддакивал про себя Тринадцатый и старался побольнее укусить старушку за руку сточёнными зубами.

Так пролетела зима. Пират её проспал. А что ему ещё было делать? Ловить мышей? До такого неприличного поведения он не опускался. Но с приходом весны начался кошмар. В душе кота, что – то проснулось и забурлило. Пират с трудом запрыгивал на подоконник и всю мартовскую ночь слушал песни соседских котов. Если старушка закрывала форточку на ночь, он начинал ей мстить. Голосил всю ночь, обзывая хозяйку страшными словами, на свой кошачий лад. Пират не прекращал свои рулады, пока не начинали возмущаться все жители огромной коммунальной квартиры.

Бабушка под напором соседей открывала форточку. Тринадцатый понимал, что поступает не правильно, но ничего не мог с собой сделать.

Его манила неизведанная жизнь, непонятные запахи, шум и крики соплеменников за окном. Он, то мяукал, то старался прыгнуть на настенный ковёр, то катался по истёртому половику.

А, когда, Пират стал ставить метки, что не делал уже года два, бабушка накинула на голову чёрный платок, взяла из копилки деньги, отложенные на смерть, и исчезла на целый день. Вернулась она только к вечеру. Довольная старушка вошла в комнату с пузырьком в руке. Долго хозяйка сидела на стуле, глядя в одну точку. Пирату было скучно целый день без бабушки, и он заскочил к ней на колени.

– Ага! Вот ты голубчик и попался! Счас, счас, мы с тобой разберёмся, перестанешь меня пугать, да со свету сживать. Стыд – то, ведь от людей, какой. Тебе ведь, Пиратушка, тринадцатый годок пошёл, не видишь ничего, ели ноги передвигаешь, а туда же на крышу собрался. Не стыдно тебе? Она шершавой рукой гладила его по седой шерсти.

– Что сам пришёл – хорошо. Значит, не всё у нас с тобой потерянно. Значит, вылечу я тебя. Старушка, что было сил, скрутила Пирату хвост. От неожиданности и боли кот дико замяукал, оскалив пасть. Другой рукой бабушка проворно влила всё содержимое небольшого пузырька в открытую глотку кота. Затем, отбросив пустой пузырёк, быстро сомкнула кошачьи челюсти, и как он не вырывался – руки не разомкнула. Пирату ничего не оставалось, как проглотить влитую горькую жидкость. Он ещё некоторое время поборолся с бабушкиным произволом, но через час в маленьком кошачьем сознание появилась истома и умиротворение. Душа ни куда не рвалась, ей ничего не хотелось. Пират ощутил все свои тринадцать лет. Остальные два года он безропотно терпел бабушкину любовь и заботу. Стал лакать молоко, есть рыбу и провожать хозяйку из комнаты на кухню и обратно. Пират был образцовым котом.

И только одна мысль иногда выплывала на поверхность его кошачьего ума: «Я ведь совершенно ничего не познал. А хотел, очень хотел». Пират жмурился и больше всего на свете в эту минуту ненавидел свою хозяйку.

Душа переворачивалась в старой шкуре от несбыточных желаний. «Нет, нет, я ни когда больше не соглашусь на такую работу! Хочу обратно…» – куда «обратно» он вспомнить не мог.

Пират со смирением встретил смерть хозяйки. Поплакав два дня – на третий околел. Душу хозяйки, впоследствии, он ни когда не встречал, да и не стремился к этому. Тринадцатый друзей не имел, врагов не нажил. Был, правда, один летун, тот который бросил Пирата, но этот тип хорошо маскировался, его трудно было поймать. Такими делами, как самоубийство без должного на то разрешения, а не по своей прихоти, не хвастались. Тринадцатый считал его своим личным врагом.

Распределение

Из канцелярии, весь, сияя, вылетел очередник. Он извивался и парил в неестественных позах. Его ходатайство утвердили.

– И по секрету скажу, Его Душейство сегодня в настроение. Так смеётся, хи-хи, прямо бальзам на мантию. А как шутит, как шутит, вам бы у него поучится.

Счастливчик щелкнул по нимбу Тринадцатого и хохоча вылетел из приёмной. Сразу же над дверью канцелярии замерцало табло: «Не шуметь».

От щелчка Тринадцатый проснулся, зевнул, чертыхнулся и замер. Табло, фыркая и искрясь, выдавило его номер. Он быстро начал разглаживать мантию и уже собирался поправить нимб, как неведомая сила, одним рывком всосала его в кабинет.

Кабинетом, где заседала комиссия, называлось огромное пространство, очерченное двумя рядами парящих чиновников высокого ранга. Во главе всех, выше нимба на два, парило Его Душейство.

По всему пространству, словно рекламное панно, колыхались транспаранты с цитатами из речей Самого. Ярче всех был выведен самый любимый лозунг Душейства: «Души прекрасные порывы!» Каждый входящий понимал его на свой лад, и чаще всего это понимание зависело от сути дела решающегося в этом кабинете. Тринадцатый воспринял его, как угрозу.

– Ваше Душейство, перед вашим взором душа за номером 13131313—13. Разрешите зачитать несколько строк из персонального дела?

Зачирикал пятый клерк низшего сословия, лишь только Тринадцатый влетел в кабинет. И, не дождавшись разрешения, он начал оглашать скудное досье.

– Прошу так же обратить внимание, Вашего Душейства и всех достопочтенных особ, что 13131313—13 ни когда не имел нареканий, никогда не состоял в теле человека, никогда не отбывал отпуска, не проходил подготовки, а так же не имеет ходатайств и просьб.

В кабинетном пространстве зависла тишина безобразного цвета. Тринадцатый взглянул на цвет распластанной тишины и от её вида – поёжился. Клерки и высокопоставленные особы, привычные к данному цвету, вели себя спокойно, чем, ещё больше напугали Тринадцатого. Вся его накопленная Храбрость, выскользнула из мантии и улетучилась в баки сбора ненужных Эмоций. На смену Храбрости под мантию стали набиваться капельки Страха. Мантия, окрасилась в серый цвет. Он ждал грома и молний. Время пробегало по небесной синеве, но гром не гремел, молнии не сверкали. Душейство молчал – Тринадцатый от испуга икнул. По рядам прокатился шелест мантий.

– Ну– с, милейший, что же ты так плохо? – Поинтересовался Душейство, сверля взглядом Тринадцатого.

– Как плохо? – Не понял вопрос Тринадцатый.

– Да вот, без ходатайства, к нам сюда, на приём. Не уважаешь? – И, он обвёл рукавом мантии по кругу кабинета.

Тринадцатый молчал. Последние капельки Храбрости выскользнули из-под мантии. Душейство проводил взглядом, капельки Храбрости и рассмеялся. Из рядов чиновников послышался подобострастный смех.

– Мы, понимаем, тебе пришлось трудно. Не каждый сможет столько лет в одном соку вариться. Но ведь, тростником быть – не в аду чёртом.

По рядам, заглушая писклявый начальственный голос, пронесся уже громкий волнообразный Смех. Каждый нижестоящий клерк не мог смеяться раньше вышестоящего чиновника. Пробежав, как положено по рангу, Смех затормозил около последнего клерка. Клерк от наплыва хохота заекал. Душейство разрешило вволю посмеяться своим подчиненным.

«А у него и правда сегодня прекрасное настроение». – промелькнула мысль у Тринадцатого, – «Надо не молчать, а высказать всё что думаю прямо в нимб. Кто как ни я сам, – за меня ещё заступиться!» Тринадцатый попытался, расшевелить спрятанные в кармане капельки Отваги, и начал подниматься с неудобного стула.

Небрежным жестом Душейство припаяло Тринадцатого обратно к месту.

– Хорошо, хорошо. Мы видим, что ты на нас сердишься. Но не стоит кипятиться. Молодой ещё, зеленного цвета весь. Мы твои чувства понимаем и сейчас попросим, простить Нас стариков. Мы не хотели тебя обидеть. И даже вот что Мы тебе скажем: ты просишь нас об отпуске – пусть будет отпуск. Три луны. Мы думаем, тебе вполне хватит – не уработался. Но вот после отпуска, ты пройдёшь курсы подготовки по полной ускоренной программе. Дальнейшие распоряжения получишь после курсов. Пятый клерк – возьмите на контроль.

Душейство некоторое время молча рассматривал Тринадцатого, затем добавил чеканя каждое слово.

– И, никаких тебе больше тростников. Понял? Лети, отдыхай!

Он подождал пока Тринадцатого выдавит из кабинета, сладко потянулся, зевнул и пожаловался.

– Что – то Мы сегодня устали. Скорее бы закончить. Обедать не пора?

– Нет! – Дружно ответили подчиненные.

– Жалко, давай тогда следующего.

Заседание небесной канцелярии продолжалось.

Сектор отдыха

В мантии возмущенных тонов Тринадцатый очутился в приёмной.

– Вот это влип!

Он стоял в приёмной, растерянно махая мантией.

– Даже не выслушали. Да что там выслушали, рта не дали открыть, насмехаются только.

Обида большой волной захлестывала Тринадцатого. Всё его существо требовало мести. Месть не прилетала. Только Обида накипью висела на мантии. Он хотел снова вернуться в кабинет и стряхнуть накипевшую Обиду, но тут кто – то задел его нимбом.

– Эй ты, коричневый, что застрял в проходе? Распределение получил?

– Что? – Не сразу включил своё внимание Тринадцатый.

– Я спрашиваю, распределение получил?

– Да. – Кивнул Тринадцатый.

– Ну и пари отсюда, не мешай другим.

Его вытолкнули из приёмной. На свежем воздухе Тринадцатый пришёл в себя. Он постоял, несколько мгновений вдыхая полной мантией, потом выбрал для полёта нужное направление и отправился к привилегированному сектору отдыха. На протяжение пути Тринадцатый успокаивал себя приятными мечтами.

– Ладно, с начало отдохнём, осмотримся, а потом может быть что – ни будь и придумаем. Кто точно скажет, что нас ждёт впереди? А вдруг и в тростниках появиться дефицит? Никто не захочет, а я сам напрошусь. И снова на зелёное поле, под ласковое солнышко. Только не в человека!

Так рассуждая, он долетел до нужного пространства, в сектор отдыха. На входе в сектор беспомощно трепетала табличка: «Вход только по пропускам».

– Не могут закрепить табличку покрепче. Никому ни чего не надо, безобразие. – Возмутился Тринадцатый и нажал кнопку звонка. Из проёма тут же показалась мантия синюшного цвета.

– Не трезвонь, у нас тихий час. Никакого покоя от вас нет. Распорядок не знают, и прочитать им лень. Прилетают, и трезвонить начинают. Это вы отдыхаете, а я работаю. Давай пропуск.

Тринадцатого такой приём испугал. Он быстро протянул жетон, который ему сунул в мантию Пятый Клерк.

– Ну, вижу, пролетай. Вот там белый проём. Видишь? Лети туда. Там пройдёшь дезинфекцию. Там тебе выдадут дальнейшие инструкции, и укажут качели.

Синюшный смотритель икнул и исчез в своей коморке. Тринадцатый нехотя полетел к указанному проёму.

– Трудно мне здесь будет, да, ладно, потерпим. Он терпел и нам велел.

Тринадцатый оглянулся на коморку смотрителя.

– А ведь он занимается чем – то противоправным.

Отпуск

Законный отпуск каждая душа проводила по установленным правилам, зависящим от статуса души.

Для всех одинаковым был только распорядок: завтрак, обед, полдник, ужин, тихий час и сон начинались по расписанию. Часы совместного отдыха также были определены и строго соблюдались. Все отдыхающие души делились на пять групп: простые смертные, заслуженные смертники, эпохальные, наместники и проповедники.

В группу «простые смертные» входили души, которые отправлялись на землю для отбывания в человеке положенного жизненного срока. Они различались только по подобию. В сущности же, имели все недостатки и достоинства одинаковые с небольшими изменениями в ту или иную сферу чувств. Срок службы исполняли спокойно и трудолюбиво: рождались, учились, росли, создавали материальные ценности, плодились и умирали. А так же, безропотно участвовали в военных конфликтах, когда от них это требовали. Иные совершали героические подвиги, но их храбрость оценивалась только на земле. Каждой душе разрешалось после отработки Судьбы – прощальные девять дней и памятник. По истечению жизненного срока Простые прибывали на отдых, что бы набраться сил и стереть с мантии воспоминания о проделанной работе. По окончанию отдыха каждая из души полностью избавлялась от пережитой на земле судьбы и была готова вновь вселиться в человеческое тело. Душа, относящаяся к разряду – Простой – выполняла свою миссию на земле двенадцать раз. Исчерпав все витки пребывания в теле, душа не оставляла на земле потомства. После двенадцатого захода, прибыв в небесную канцелярию, подвергалась утилизации.

Заслуженные Смертники имели такое название за специфику работы. Каждый смертник становился на земле человеком склонным к суициду, независимо от условий, в которых он проходил свою Судьбу. Восновном это были одарённые личности, не получившие должной поддержки со стороны соплеменников. Они направлялись на землю для поглощения одурманивающих средств и брали на себя всю основную массу пагубных веществ распределённых на каждую душу. Борясь со злом, они гибли от зла. Реабилитация смертников, после выполненного задания длилась более длительный срок. Их уважали за трудную работу, но на отдыхе за угрюмое поведение – сторонились.

В третью группу входили самые занудные души – Эпохальные. Они то и причиняли всем отдыхающим огромные не удобства. Выполнив свою миссию на земле один раз, больше назначения не получали. Это были те гении, которые своей гениальностью натворили для человечества много и добра и зла. За деятельность их не могли отправить ни в райские кущи, ни в котлы ада. Вот они и болтались без приюта, живя на скудном казённом попечение, проводя всё своё время в спорах. А доказывать им приходилось многое и в основном друг другу, так как их больше никто не желал слушать.

Из сектора Эпохальных постоянно вылетали неэтичные выражения и угрозы. Смотрители не успевали собирать мелькавшие чувства, разносившиеся по всем секторам. Смыть память Эпохальным было невозможно. Душа металась постоянно: то, ненавидя всех и себя, то, любя себя и ненавидя всех. Главным цветом мантии для Эпохальных был цвет обиды. Их не любили, с ними не дружили, их не уважали. От этого они страдали ещё сильнее. Тем более что по их ряды пополнялись редко.

Наместники и Проповедники не отдыхали в секторе для простейших душ. Им отводились покои на более высоком небесном уровне. По периметру высокого уровня стояла глухая завеса охраны. Что там происходило, и чему обучались души, многие из любопытных знали только понаслышке. Говорить об этом, в душевных кругах, было не принято. Хотя ничего страшного на высшем этаже не происходило. Наместникам в мантии вливали небольшое количество «Даров Высшего». От чего, на земле они удивляли соплеменников качествами, которые называли паро-нормальными. Одни получали качества видений, другие – слуха, осязания, обоняния, полёта и так далее, тому подобные. Каждый имел свой строгий универсальный набор. Многие сразу же начинали работать по заданной схеме, лишь только попадали в человека. Другие, для большего эффекта должны были пройти через «волшебный» трюк. Но каждый из них выполнял одну простую миссию – будоражить и поражать человеческое воображение.

Проповедникам же доставалось всех больше в их нелегкой и порой неустроенной человеческой судьбе. Выбрав единожды свой путь, они уже больше никогда не могли его изменить. Каждый из Проповедников должен был нести на землю самые чистые и светлые законы – Законы Высшие. Это была самая благая миссия. Миссия выполнялась три раза, в разные эпохи по земному времени. Затем, Проповедники переводились в высший клан, и становились Ангелами-Хранителями Простых душ. На десять простых душ, носящих на земле одно имя, выделялся один ангел-хранитель. Работы было не початый край.

За время непосильного труда, ангелы-хранители сумели добиться лишь одной поблажки в их труде: носители одного имени располагались в приближённом мест, что, упрощало работу.

Душам, имеющим в послужном списке нарекания, или носящим звериную шкуру отпуск не полагался, их отправляли на исправительные качели. Только после положенного срока в исправительных заведениях их могли направить на отдых. Так что, в зоне небесного санатория такие души, как Тринадцатый появлялись очень редко.

Так же, в санатории, водилась ещё одна небольшая группа душ – Присматривающие. Группа была не многочисленна и держалась от всех особливо. Те, кто стремился занять рабочие места в эшелонах власти. В секторе отдыха Присматривающие, занимались откровенным шпионажем: выискивали неблагонадёжных, недовольных существующим строем, сеющих смуту в рядах отдыхающих. Они получали отдельный усиленный паёк, в специальном буфете и очень гордились своей работой. Не стесняясь, Присматривающие вклинивались в любой разговор или начинали сами противозаконные беседы, что бы втянуть души в спор, а затем донести на них в соответствующие органы. Новички частенько попадались на их обман, за что шпионы после очередного доклада получали повышение, а обманутые новички отправлялись в исправительные заведения.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3