Она протолкнулась сквозь толпу и шагнула к прокурору, решив, что может оказаться ему полезна. В этот момент один из охранников Стелы увидел Дженнифер и, подняв руку, указал на нее.

Ровно через пять секунд Дженнифер была схвачена, скована наручниками и арестована.

В комнате судьи Лоуренса Уолдмана сидели четверо: сам судья, окружной прокурор Роберт Ди Силва, Томас Колфакс и Дженнифер.

– Вы имеете право делать любые заявления исключительно в присутствии адвоката, – сообщил Дженнифер судья, – а также имеете право молчать. Если…

– Мне не нужен адвокат, ваша честь. И я вполне могу объяснить, что случилось.

Роберт Ди Силва наклонился к ней так близко, что она увидела пульсирующую вену на его виске.

– Кто заплатил вам за передачу пакета Камилло Стеле?

– Заплатил? Мне ничего не платили! – дрожащим от негодования голосом воскликнула Дженнифер.

Ди Силва поднял с письменного стола знакомый конверт.

– Никто не платил? Вы просто подошли к моему свидетелю и отдали это?

Он потряс конверт, и на стол выпала желтая канарейка. Шея птички была свернута.

Дженнифер в ужасе уставилась на нее.

– Я… мне дал конверт один из ваших людей.

– Кто именно?

– Я… не знаю.

– Но вы знаете, что это был один из моих людей, – прошипел Ди Силва.

– Да. Я видела, как он говорил с вами, а потом подошел ко мне, вручил конверт и сказал, что вы велели передать его мистеру Стеле. Он… он даже знал мое имя.

– О, в этом я уверен. Сколько он заплатил вам?

«Все просто мне снится, – подумала Дженнифер. – В любую минуту я проснусь, на часах будет шесть утра, и я успею одеться и принести клятву в офисе окружного прокурора…»

– Сколько? – вырвалось у прокурора с такой яростью, что Дженнифер невольно вскочила.

– Вы обвиняете меня…

– Я обвиняю вас! – Ди Силва сжал кулаки. – Леди, да я еще не начал. К тому времени как вы выйдете из тюрьмы, успеете так состариться, что не сможете потратить эти деньги.

– Не было никаких денег! – с вызовом крикнула Дженнифер.

Томас Колфакс сидел молча, прислушиваясь к разговору, но теперь он счел необходимым вмешаться:

– Простите, ваша честь, но, боюсь, это нас ни к чему не приведет.

– Согласен, – кивнул судья Уолдман. – Бобби, что скажете? Стела готов к перекрестному допросу?

– К перекрестному допросу? Дело гиблое. Он перепуган до смерти и больше не станет давать показания.

– Но если я не смогу допросить свидетеля, ваша честь, – вкрадчиво заметил Колфакс, – значит, придется заявить о нарушении судебного процесса.

Каждый в комнате понимал, что это означает: Майкл Моретти выйдет из здания суда свободным человеком.

Судья взглянул на прокурора:

– Вы сказали свидетелю, что он может быть наказан за неуважение к суду?

– Да. Но Стела куда больше боится своих, чем нас. Он не верит, что мы сможем и дальше его защищать, – добавил он, бросив злобный взгляд на Дженнифер.

– В таком случае у суда нет альтернативы, кроме как согласиться на требование защиты и объявить о нарушении судебного процесса, – медленно произнес судья.

Роберт Ди Силва стоял, наблюдая, как на его глазах рассыпается дело. Без показаний Стелы у него ничего нет. До Майкла Моретти ему теперь не дотянуться. Зато в его власти оказалась Дженнифер Паркер. И он заставит ее заплатить за все, что она сотворила.

– Я дам указания освободить ответчика и распустить жюри, – объявил судья.

– Благодарю вас, ваша честь, – вставил Томас. Ни в его лице, ни в голосе не было ни малейших признаков тор-жества.

– Если больше ничего… – начал судья.

– Есть кое-что еще! – Ди Силва повернулся к Дженнифер. – Я хочу, чтобы ее задержали за противодействие правосудию, за незаконное общение со свидетелем, за преступный сговор, за… – бормотал он в бешенстве.

А вот Дженнифер гнев помог обрести голос.

– Вы не сможете доказать ни одно из этих обвинений, потому что каждое лживо. Меня… конечно… можно обвинить в глупости. Но никто меня не подкупал. Я считала, что передаю пакет от вашего имени.

Судья Уолдман взглянул на Дженнифер:

– Какова бы ни была мотивация, последствия чрезвычайно неприятны. Я вынужден потребовать, чтобы отдел апелляций предпринял расследование и, если определенные обстоятельства окажутся против вас, начал процедуру исключения из корпорации.

Дженнифер вдруг разом лишилась сил.

– Ваша честь, я…

– Пока это все, мисс Паркер.

Она немного постояла в окружении ополчившихся на нее мужчин. Что еще ей оставалось сказать?

За нее все сказала желтая канарейка на письменном столе.

Глава 3

Дженнифер Паркер не просто появилась в вечерних новостях: она сама стала вечерними новостями. История о том, как она принесла главному свидетелю окружного прокурора желтую канарейку, была настоящей сенсацией. Все телевизионные каналы показали, как Дженнифер Паркер, покидая офис судьи Уолдмана, прорывалась сквозь толпу журналистов к выходу.

Дженнифер не верила своей неожиданной кошмарной славе. Ее теснили со всех сторон теле-, радиорепортеры и газетчики. Ей отчаянно хотелось сбежать от них, но гордость не позволяла.

– Кто дал вам желтую канарейку, мисс Паркер?

– Вы раньше встречались с Майклом Моретти?

– Вы знали, что Ди Силва собирался использовать этот процесс, чтобы стать губернатором?

– Окружной прокурор объявил, что собирается исключить вас из корпорации адвокатов. Вы собираетесь оспорить его решение?

На каждый вопрос Дженнифер сухо роняла:

– Без комментариев.

В вечерних новостях канала Си-би-эс Дженнифер назвали заблудившейся Паркер, девушкой, которая по ошибке зашла не туда.

Ведущий канала Эй-би-си упомянул о ней как о Желтой Канарейке. Спортивный комментатор Эн-би-си сравнил ее с Роем Ригелсом, футболистом, который забил мяч в ворота собственной команды.

В «Тониз плейс», ресторане, принадлежавшем Майклу Моретти, праздник был в самом разгаре. В зале пили и буйст-вовали приятели Майкла. Сам же он сидел в одиночестве у стойки бара, оазисе молчания, и смотрел телевизор, где непрерывно транслировали сцены с Дженнифер Паркер. Он отсалютовал ей стаканом и выпил.

Адвокаты всей страны обсуждали историю с Дженнифер Паркер: одни были уверены, что ее подкупила мафия, другие – что ее подставили, – но обе стороны сходились в одном: короткая адвокатская карьера Дженнифер Паркер закончилась, продлившись ровно четыре часа.

* * *

Дженнифер родилась в штате Вашингтон, в Келсо, в маленьком городке с деревянными домами, основанном в 1847 году тоскующим по родине шотландцем, назвавшим его в честь родного города.

Отец Дженнифер был адвокатом, сначала лесоторговой компании, основного городского предприятия, а потом рабочих с лесопилок. Раннее детство Дженнифер было наполнено радостью. Штат Вашингтон, с его живописными горами, ледниками и национальными парками, был воистину сказочным для ребенка местом. Она ходила на лыжах, плавала на каноэ, а став постарше, поднималась на ледники и посещала места с чудесными названиями: Оханапекош, Нискуалли, озеро Кле-Элум и водопады Ченуис, Хорс-Хейвен и долину Якима. Позже Дженнифер научилась подниматься на вершину Ренье и вместе с отцом кататься на горных лыжах.

У отца всегда находилось для нее время, а вот мать, признанная красавица, не находившая себе места, постоянно была занята какими-то таинственными делами и редко оставалась дома. Дженнифер обожала отца. В Абнере Паркере текла смешанная англо-ирландско-шотландская кровь. Среднего роста, с черными волосами и зеленовато-голубыми глазами, он был не только по-настоящему красивым, но и сострадательным, с глубоко укоренившимся в душе чувством справедливости. Его интересовали не деньги, а люди. Он часами разговаривал с Дженнифер, рассказывая о делах, которые вел, и клиентах, приходивших в его маленький, скромный офис. И только лет десять спустя до Дженнифер дошло, что он беседовал с ней, потому что больше было не с кем.

После занятий Дженнифер спешила в суд, чтобы по-смотреть на отца за работой. Если заседания в тот день не было, она сидела в его офисе, наблюдая, как он принимает посетителей. Они с отцом никогда не обсуждали ее поступление на юридический факультет: это воспринималось как должное.

Когда Дженнифер исполнилось пятнадцать, она стала летом работать на отца. В том возрасте, когда другие девочки встречались с парнями и бегали по вечеринкам, Дженнифер с головой погрузилась в судебные иски и завещания.

Мальчики интересовались ею, но она редко ходила на свидания. Когда отец спрашивал ее о причине, она отвечала: «Они все такие юнцы, папа».

В душе она твердо знала, что когда-нибудь выйдет за такого же адвоката, как отец.

В шестнадцатый день рождения Дженнифер ее мать сбежала из города с восемнадцатилетним сыном соседа, и после этого отец Дженнифер стал тихо умирать. Семь лет его сердце еще билось, но он был мертв с того момента, как узнал правду о жене. Весь город сочувствовал ему, что еще больше ухудшало дело, ведь Абнер Паркер был человеком гордым. Именно тогда он запил. Дженнифер делала все возможное, чтобы утешить его, но с той поры ничто уже не было прежним.

На следующий год, когда подошло время уезжать в колледж, Дженнифер решила остаться дома с отцом, но тот ничего не хотел слышать. «Мы станем партнерами, Дженни, – пообещал он. – Поскорее получи адвокатский диплом».

Окончив колледж, Дженнифер поступила в Университет Вашингтона в Сиэтле, и, пока ее сокурсники бродили в лабиринте контрактов, гражданско-правовых конфликтов, имущественных споров, гражданского и уголовного кодексов, Дженнифер чувствовала себя как рыба в воде. Она перебралась в студенческое общежитие и устроилась на работу в юридическую библиотеку.

Она полюбила Сиэтл. По воскресеньям Дженнифер, студент-индеец Аммини Уильямс и ширококостная ирландка Джозефина Коллинз катались на лодке на озере Грин-Лейк в центре города или посещали гонки на приз Золотого кубка на озере Вашингтон и наблюдали, как мимо пролетают ярко раскрашенные гидропланы.

В Сиэтле были потрясающие джазовые клубы, и любимым у Дженнифер был «Питерз пуп дек», где вместо столов были ящики с деревянными брусками наверху вместо столешницы.

Иногда они встречались в «Хейсти-тейсти», забегаловке, где готовили лучший в мире картофель, жаренный по-деревенски.

Климат в Сиэтле был холодным, сырым и ветреным, и дождь, казалось, не прекращался. Дженнифер носила толстый жакет в зеленую и голубую клетку, в мохнатой шерсти которого запутывались дождевые капли. Цвет оттенял ее сверкающие как изумруды глаза. Она шла под дождем, по-груженная в свои тайные мысли, не подозревая, что все проходившие мимо обращали на нее внимание.

Весной девушки наряжались в яркие хлопковые платья и расцветали на глазах. В университете было шесть братств, их члены собирались на газоне и глазели на девушек. Но в Дженнифер было нечто смущавшее их. Некое особенное, трудноопределимое качество, вызывавшее ощущение, что она уже достигла чего-то такого, к чему они только стремились.

Каждое лето Дженнифер уезжала домой навестить отца. Он сильно изменился. И хотя никогда не был пьян по-настоящему, трезвым его тоже было трудно назвать. Он словно удалился в невидимую крепость, куда, кроме него, никому не было доступа.

Он умер, когда Дженнифер заканчивала последний семестр юридического факультета. Город помнил Абнера Паркера, и на похоронах было не меньше сотни человек, людей, которым он когда-то помог, что-то посоветовал, с которыми подружился. Дженнифер горевала в одиночестве. Она потеряла не просто отца, но учителя и наставника.

После похорон Дженнифер вернулась в Сиэтл, чтобы окончить университет. Отец оставил ей меньше тысячи долларов, и следовало решить, что делать дальше. Она понимала, что невозможно вернуться в Келсо и заняться адвокатской практикой, поскольку в глазах горожан навсегда останется маленькой девочкой, чья мать сбежала с подростком.

Училась она так хорошо, что после собеседований в десятке лучших адвокатских фирм страны получила несколько предложений.

Уоррен Оукс, профессор по уголовному праву, считал, что это величайшее ее достижение.

– Женщине очень трудно попасть в солидную юри-диче-скую фирму, – объяснял он.

Беда Дженнифер состояла в том, что у нее больше не было ни дома, ни корней. Она сама не знала, где хочет жить.

Незадолго до окончания университета проблему решили за нее. Профессор Оукс попросил ее остаться после занятий.

– Я получил письмо из офиса окружного прокурора на Манхэттене с просьбой рекомендовать лучшего выпускника для его штата. Вас это интересует?

Нью-Йорк…

– Да, сэр, – выпалила ошеломленная Дженнифер.

Она полетела в Нью-Йорк на квалификационный экзамен и вскоре вернулась в Келсо, чтобы закрыть отцовский офис. Сколько горькой радости было в воспоминаниях о прошлом! Дженнифер казалось, что она выросла в этом офисе.

Она устроилась на работу помощником библиотекаря в юридической библиотеке университета, чтобы на что-то жить, пока не придут результаты ее экзамена.

– Это одно из труднейших испытаний во всей стране, – предупреждал профессор Оукс.

Но Дженнифер знала, что выдержала его.

Она получила уведомление, что сдала экзамен, и одновременно – предложение работать в офисе окружного прокурора.

Неделю спустя она уже ехала на восток.

Дженнифер нашла крошечную квартирку, в хорошем районе, как говорилось в объявлении, на Третьей авеню, с фальшивым камином и крутой, ведущей на четвертый этаж лестницей. Дженнифер утешила себя тем, что ей полезны физические упражнения. На Манхэттене не было гор, куда можно было взбираться, и быстрых ручьев, которые так трудно переплыть. Квартирка состояла из маленькой гостиной с диваном, который, раскладываясь, превращался в бугристую постель, и микроскопической ванной с окошком, много лет назад закрашенным черной краской, наглухо его запечатавшей. Мебель выглядела так, словно была пожертвована «Армией спасения».

Но Дженнифер сказала себе, что не останется здесь надолго. Это временно, пока она не заработает репутацию серь-езного адвоката.

Но все это оказалось мечтой. А реальность была такова: прошло менее семидесяти двух часов после приезда в Нью-Йорк, а Дженнифер уже выбросили из офиса окружного прокурора и она была на грани исключения из корпорации.

Дженнифер перестала читать газеты и журналы и не включала телевизор – куда бы она ни повернулась, всюду видела себя. Она чувствовала, что прохожие глазели на нее на улице, в автобусе и магазинах. У нее вошло в привычку скрываться в своей квартирке, не отвечать на телефонные звонки и стук в дверь, и она уже подумывала сложить вещи и вернуться в Вашингтон, чтобы найти работу в другой области. И еще она подумывала о самоубийстве. Долгие часы Дженнифер провела за сочинением писем окружному прокурору Роберту Ди Силве. Половина писем состояла из уничтожающих обвинений в бесчувственности и отсутствии понимания. Другая половина – из униженных извинений и мольбы дать ей второй шанс. Ни одно письмо, впрочем, так и не было отослано.

Впервые в жизни ее одолевало отчаяние. У нее не было друзей в Нью-Йорке, ей не с кем было поговорить. Она днями не выходила из квартиры и только по ночам выскальзывала из дома, чтобы прогуляться по пустым улицам ночного города. Отверженные, изгои, отщепенцы, населявшие ночь, не трогали ее. Возможно, видели собственное одиночество и отчаяние, отраженные в ее глазах.

Шагая по тротуару, Дженнифер снова и снова представляла сцену в зале заседаний. Только конец всегда был разным.

Человек отделяется от группы, окружающей Ди Силву, и спешит к ней. В руке он держит конверт из плотной бумаги.

– Мисс Паркер?

– Да.

– Шеф велел передать это Стеле.

Дженнифер холодно смотрит на него.

– Покажите ваше удостоверение, пожалуйста.

Мужчина в панике бежит.

Человек отделяется от группы, окружающей Ди Силву, и спешит к ней. В руке он держит пакет из плотной бумаги.

– Мисс Паркер?

– Да.

– Шеф велел передать это Стеле.

Он сует ей в руку конверт.

Дженнифер открывает конверт и видит там желтую канарейку.

– Вы арестованы.

Человек отделяется от группы, окружающей Де Силву, и спешит к ней. В руке он держит пакет из плотной бумаги. Он проходит мимо нее, к другому молодому помощнику окружного прокурора, и отдает ему конверт:

– Шеф велел передать это Ди Силве…

Она могла переписывать эту сцену сколько угодно, но ничего не менялось. Одна глупая ошибка уничтожила ее. Но… кто сказал, что она уничтожена? Пресса? Ди Силва? Она больше не слышала ни одного слова об исключении ее из корпорации, а значит, пока не услышит, остается адвокатом. Кроме того, есть еще несколько юридических фирм, сделавших ей предложения.

Преисполненная решимости, Дженнифер вытащила список фирм, с которыми вела переговоры, и принялась их обзванивать. К сожалению, никого из тех, с кем она хотела побеседовать, не оказалось на месте. И никто ей не перезвонил. Только через четыре дня она сообразила, что стала изгоем. Скандал успел затихнуть, но о нем не забыли.

Дженнифер продолжала звонить потенциальным работодателям, переходя от отчаяния к негодованию и тоске и снова к отчаянию. Она постоянно задавалась вопросом, что теперь делать всю остальную жизнь, и приходила к одному выводу: единственное, что ей было интересно, – защищать людей. Она адвокат, и Богу известно: пока ее не остановят, она найдет способ работать по специальности!

Дженнифер принялась методично обходить адвокатские фирмы на Манхэттене. Она являлась туда без приглашения. Называла имя секретарше в приемной и просила разрешения поговорить с главным менеджером по персоналу. Иногда ей удавалось попасть на собеседование, но она чувствовала: с ней говорят только из любопытства. Она вроде ярмарочного уродца, и всем интересно посмотреть, как она выглядит. Но по большей части ей просто сообщали, что вакансий нет.

Через полтора месяца у Дженнифер почти не осталось денег. Она бы перебралась в квартиру подешевле, но такого жилья просто не существовало. Пришлось забыть о завтраках и ленчах и обедать в одной из маленьких угловых закусочных, где еда была скверной, зато цены приемлемыми. Она открыла для себя «Стейк энд бру» и «Роуст энд бру», где за скромную плату можно было получить основное блюдо, салат, который она была в состоянии съесть, и пиво, которое была в состоянии выпить. Дженнифер ненавидела пиво, но оно, по крайней мере, наполняло желудок.

Исчерпав список больших фирм, Дженнифер вооружилась другим списком, менее престижных контор, и принялась звонить туда. Но репутация была безнадежно испорчена. Она получила кучу предложений от любвеобильных мужчин, а работа была все так же недосягаема. Она уже начала отчаиваться, когда в голову ей пришла неожиданная мысль.

«Ладно, – дерзко решила она, – если никто не хочет взять меня на работу, открою собственную контору!»

Проблема была в том, что на это требовались деньги. Не менее десяти тысяч долларов. Нужно платить за аренду помещения, телефон, услуги секретаря, книги по юриспруденции, письменный стол и кресла, канцтовары… а ей не на что купить даже марки.

Дженнифер рассчитывала на жалованье помощника окружного прокурора, но, конечно, теперь об этом не приходилось и мечтать. И можно забыть о пособии в связи с увольнением. Нет, она никак не могла позволить себе открыть собственную контору, даже крошечную. Значит, нужно было найти компаньона, у которого офис уже имеется.

Дженнифер купила «Нью-Йорк таймс» и принялась просматривать объявления в рубрике «Требуются». И в самом конце страницы нашла маленькое объявление, гласившее: «Требуется. Професс. дел. неб. оф. с 2 др. професс. Вн. дл. аренды», что по-видимому, означало, что двое профессионалов ищут третьего, готового вносить свою долю аренды за небольшой офис».

Последние слова особенно привлекли Дженнифер. Она не была мужчиной, но пол тут значения не имел. Вырвав клочок газеты с объявлением, она отправилась по указанному адресу и добралась до обшарпанного старого здания в Нижнем Бродвее. Офис оказался на третьем этаже, и табличка, краска на которой свисала лохмотьями, гласила:

КЕННЕТ БЕЙЛИ

«Эйс инве…ге…шнс»

Под ней висела другая:

«Рокфеллер к…лекшн эйдж…нси»

Дженнифер глубоко вздохнула, открыла дверь, вошла и оказалась в маленькой каморке без окон. По углам были расставлены три ободранных стола со стульями. Два стола были заняты.

За одним сидел лысый мужчина средних лет в убогом костюмчике, он корпел над бумагами. Противоположный стол занимал человек тридцати с лишним лет, с кирпично-красными волосами, яркими голубыми глазами и бледным веснушчатым лицом, в тесных джинсах, футболке и белых парусиновых туфлях на босу ногу. Он говорил по телефону:

– Не волнуйтесь, миссис Дессер, по вашему делу работают двое лучших оперативников. Со дня на день мы должны получить вести о вашем муже. Боюсь только, что придется попросить у вас немного денег на расходы… нет, не трудитесь отправлять почтой. Почта ужасно работает. Сегодня днем я буду в вашем районе. Зайду и возьму сам.

Он положил трубку, поднял глаза и, увидев Дженнифер, поднялся, улыбнулся и протянул крепкую сильную руку:

– Я Кеннет Бейли. Чем могу быть полезен вам в это прекрасное утро?

Дженнифер, оглядев маленькую душную комнату, нерешительно произнесла:

– Я… я пришла насчет вашего объявления.

– Вот как? – спросил Кеннет удивленно.

Лысый молча уставился на Дженнифер.

– Это Отто Венцель, – пояснил Бейли. – Он «Рокфеллер коллекшн эйдженси».

– Привет, – кивнула Дженнифер. – А вы, значит, «Эйс инвестигейшнс»?

– Верно. Чем промышляете?

– Про… а, поняла! Я адвокат.

Кеннет скептически усмехнулся:

– И хотите устроить офис здесь?

Дженнифер снова окинула взглядом жалкую комнатенку и представила, как устроится за пустым столом между этими двумя.

– Возможно, я рассмотрю и другие варианты. Не уверена, что…

– Ваша аренда будет всего девяносто долларов в месяц.

– За девяносто долларов я вполне могу купить все здание, – фыркнула Дженнифер и повернулась, чтобы уйти.

– Эй, минутку!

Дженнифер остановилась.

Кеннет почесал белый подбородок.

– Шестьдесят, и по рукам. Когда ваш бизнес развернется, поговорим об увеличении.

Да, что ни говори, сделка выгодная! Дженнифер знала, что никогда и нигде не сможет найти помещение за такую цену. С другой стороны, ни один клиент не сунется в эту дыру! И, кроме того, необходимо учитывать еще и такой немаловажный фактор: у нее нет шестидесяти долларов.

– Согласна, – вырвалось у Дженнифер.

– Вы не пожалеете, – заверил Кеннет Бейли. – Когда хотите перевезти вещи?

– Они все здесь.

Кеннет Бейли сам нарисовал надпись на двери:

ДЖЕННИФЕР ПАРКЕР

Адвокат

Дженнифер изучала табличку со смешанными чувствами. До сих пор пребывая в глубокой депрессии, она не сообразила, что ее имя стоит под именами частного детектива и главы коллекторского агентства. И все же, глядя на кривовато выведенные буквы, она не могла не ощутить гордости. Она адвокат. И табличка на двери это доказывала.

Теперь недоставало одного: клиентов.

Дженнифер больше не могла позволить себе даже «Стейк энд бру». Она завтракала тостом и кофе, которые готовила на плитке, установленной на батарее в крошечной ванной. Ленч она пропускала и обедала в «Чок фулл о'натс» или «Зум-зум», где подавали большие куски колбасы, огромные ломти хлеба и горячий картофельный салат.

Каждое утро ровно в девять она садилась за стол и до вечера слушала телефонные разговоры Кеннета и Отто.

Кен Бейли, похоже, занимался исключительно розыском сбежавших мужей, жен и детей, и сначала Дженнифер была убеждена, что он просто мошенник, но быстро поняла, что детектив упорно работал и часто добивался результата. Он был умен и сообразителен.

А вот Отто оказался загадкой. Его телефон непрерывно звонил. Он поднимал трубку, что-то бормотал, писал на листочке бумаги и исчезал на несколько часов.

– Оскар занимается конфискацией, – как-то пояснил Бейли.

– Конфискацией?

– Ну да. Коллекторские компании получают ему возврат автомобилей, телевизоров, стиральных машин – всего не перечислить, – добавил Кен и с любопытством уставился на Дженнифер: – У тебя есть хоть какие-то клиенты?

Она почувствовала, что краснеет. Значит, ему все извест-но о ней.

Кен тем временем разворачивал большой толстый сандвич с ростбифом.

– Хочешь половину?

Сандвич выглядел восхитительно!

– Нет, спасибо, – решительно отказалась Дженнифер. – Я никогда не ем ленч.

– Как знаешь.

Она исподтишка наблюдала, как он вгрызается в сочное мясо. Заметив выражение ее лица, Кен спросил:

<1 2 3 4...7 >

На страницу:

Перейти

2 из 7