«Моя любимая принцесса, простишь ли ты когда-нибудь меня? Но другого выхода я не вижу. Небо зовет меня. Сегодня страшное подозрение о правильности содеянного и вообще о выбранном пути убивает меня. Я словно прозрел. И все, что говорил Учитель, увиделось мне в другом свете, далеком от истины. Не хочу больше! В этой сумке деньги для тебя. Не трогай мое тело и немедленно улетай обратно. Власти все сделают сами. Билет на самолет до Токио в кармашке сумки. А оттуда – домой, моя принцесса. Ты сильная, и помни, что любовь есть и на небе. Живи и прощай!»

Едва сдерживая слезы, я долго смотрела на эти строчки. Потом прижала измятый пожелтевший листок к груди и все-таки расплакалась. После смерти моего любимого прошло уже так много времени, но я все еще не могла забыть его. Наверное, поэтому я вновь возвращаюсь к своим записям. Хочется вспомнить события моей жизни и изложить их на бумаге.

Петр покончил с собой 21 марта 1995 года сразу же после газовой атаки в токийском метро, к которой, я почти уверена, он был причастен. Он сделал себе харакири практически на моих глазах. Мой несчастный возлюбленный являлся монахом печально известной секты «Аум Синрикё». Я, восемнадцатилетняя и плохо разбирающаяся в жизни девчонка, находилась в тот момент рядом с ним. Мы тогда жили в Наха, столице Окинава. Приехали туда из Москвы за месяц до этих терактов. В Японию его вызвали якобы по работе. Петр был химиком, но после того, как он сказал, что трудится на закрытом оборонном предприятии, в подробности его работы я не вникала и больше вопросов не задавала. Мы всего несколько месяцев жили вместе. И я постоянно находилась в эйфории, так как была абсолютно и безусловно счастлива. И никого и ничего не видела вокруг, кроме моего любимого. Тяжело вспоминать все это. Спустя годы, мне кажется невероятным, что я смогла перенести его смерть.

Кроме этой записки, от Петра у меня остался сборник стихов японских поэтов и три записные книжки. Две были заполнены. А третья, с изображением красного дракона на черной обложке, была пуста. И я стала записывать в нее, по примеру Петра, цитаты, афоризмы, какие-то высказывания, казавшиеся мне интересными. Позже я купила общую тетрадь голубого цвета с цветами сакуры на обложке. И в нее также начала вносить записи. И неудивительно, что все они, за небольшим исключением, были так или иначе связаны с Японией. Ведь я, по прихоти своей странной судьбы, стала гейшей.

Свиток первый.

Поникшая плеть плюща.

В конце мая я взяла в школе месяц за свой счет и ушла в отпуск до конца лета. И все время решила посвятить работе в агентстве «Аямэ».

1 июня у нас было последнее выступление перед каникулами в актовом зале школы. Я немного волновалась, глядя на своих оживленных, веселых и проказливо настроенных учеников, радующихся окончанию учебного года. Мы подготовили четыре танца специально для этого вечера, но моих сольных номеров в программе не было. Когда за полчаса до начала концерта я еще раз проверяла наличие костюмов для каждого танца, в гримерную заглянул господин Ито.

– Вот ты где, Таня! – живо проговорил он, входя и улыбаясь.

– Здравствуйте, Ито-сан, – обрадованно произнесла я, с удовольствием оглядывая его кругленькую невысокую фигуру, пухлые блестящие щеки и узкие щелочки черных глаз.

Господин Ито всегда разительно напоминал мне колобка пятидесятилетней давности выпечки, и это вызывало невольную улыбку. Я отвернулась, чтобы скрыть ее, встряхнула ярко-фиолетовое платье, с подолом в виде лепестков сливы, и аккуратно повесила его на плечики. Потом, приняв умиротворенное выражение, повернулась к господину Ито и извинилась за то, что не могу уделить ему время.

– Ничего, Таня, – еще шире заулыбался он. – Это я не вовремя. У тебя скоро выступления. Будут только твои воспитанники или ты порадуешь нас и своими собственными, всегда такими восхитительными номерами? – спросил он.

– Я решила больше не танцевать в одной программе с детьми, – ответила я.

– Вот как, – тихо проговорил господин Ито. – Хотя я тебя понимаю. Ты же настоящий профессионал, а дети только ученики.

– Вот именно, Ито-сан! Хорошо, что вы это понимаете. А то меня все просят о выступлении, и даже Михаил Феликсович!

– Ах, он старый грешководник! – захихикал господин Ито и погрозил пальцем.

– Кто?! – рассмеялась я. – Вы, наверное, хотели сказать: греховодник?

– Наверное, – подтвердил он. – Но я правильно употребил это слово по смыслу?

– Думаю, не совсем, – с улыбкой ответила я. – Но вообще-то это вышедшее из обихода понятие, означает – распущенный мужчина.

– О, нет! – испугался господин Ито. – Конечно, Михаил-сан совсем не такой! Он – достойный господин. А русский язык по – прежнему для меня непостижимый.

– Ну что вы! – улыбнулась я. – Вы прекрасно говорите. Если бы я могла так на японском!

– Зато ты отлично владеешь английским, – став серьезным, заметил господин Ито. – И вот что, Таня, я заглянул сюда, чтобы пригласить тебя на одну вечеринку. Вчера прилетел из Токио очень важный для меня деловой партнер…

Господин Ито замолчал, не договорив, и о чем-то задумался. Я ждала, не нарушая его размышлений.

– Понимаешь ли, – продолжил он, – мы, японцы, в отличие от вас, русских, очень осторожные люди. Не в обиду! – добавил он и погладил мое плечо. – И консервативные. Фирма для нас – вторая семья. Молодой человек, окончив институт, поступает на работу в какую-нибудь фирму и до конца дней он – член этого коллектива. И бывает так, что начиная работать в качестве хирасяин, то есть рядового сотрудника, он доходит по служебной лестнице до сятё, президента фирмы. Большое это предприятие или маленькое – значения не имеет. Это все равно одна семья, в которой очень сильно развито… сю: дан исики. Как бы точнее перевести? Ближе по смыслу – групповое сознание. Сотрудники знают не только друг друга, но и родных своих коллег, их дни рождения, события их жизни. Они – малая, но неотъемлемая часть одного огромного организма. Понимаешь, так выгодней для бизнеса. Кто захочет навредить своей семье или уйти из нее? У нас такие традиции. И от этого такой технический прогресс. Крупные японские концерны не пострадали даже во время Второй мировой войны. Американцы пытались их расчленить, но у них ничего не вышло. Существуют старейшие торговые дома еще со времен Токугавы1, и им верны целые трудовые династии.

– Да, это прекрасно, – сказала я, видя, что господин Ито вновь замолчал, и удивляясь его длинной речи.

Обычно он был менее многословен.

– Но это имеет и оборотную сторону, – продолжил он. – При заключении контрактов с другими фирмами возникают определенные сложности чисто психологического характера. Как бы тебе проще объяснить? Это все равно как смотрины жениха и невесты. Две семьи приглядываются друг к другу и пытаются понять, чего ждать от противоположной стороны хорошего, а чего плохого. Поэтому наши переговоры всегда затягиваются. Представители долго и обстоятельно общаются, а потом делают выводы.

– Это закономерно, – сказала я.

– Я тебя утомил? – вдруг спохватился господин Ито и встревожено заглянул мне в глаза.

– Нет, конечно, – улыбнулась я. – Вам нужна моя помощь?

– На этой вечеринке, на которую я тебя приглашаю, будет господин Миура. И мне очень нужно произвести на него благоприятное впечатление. Ты же знаешь, как у нас высоко ценят общество гейш. И мне хотелось бы, чтобы ты появилась именно в этом качестве.

– С радостью, – ответила я, не понимая этого длинного вступления.

Я и до этого с удовольствием выступала на приемах господина Ито, соответственно одетая и загримированная.

– Если хотите, то можно взять моих девушек Сакуру и Идзуми, – предложила я.

– О! Вот это как раз абсолютно исключено, – быстро ответил господин Ито.

И меня такой ответ изрядно удивил. Я, чтобы скрыть замешательство, отвернулась и сделала вид, что очень занята одним из костюмов бабочки. Расправляя цветные шелковые крылья, я ждала продолжения, но господин Ито молчал.

Сакура и Идзуми, настоящие имена их были Нари и Майя, работали у меня в качестве гейш. Мы, правда, начали нашу деятельность недавно, чуть больше полугода назад, но девушки уже активно выступали, попутно проходя обучение. Основы искусства гейши давала им только я. И мне казалось, что все у нас замечательно получается. И отбоя от клиентов не было. В основном, нас приглашали на корпоративные вечеринки, частные семейные праздники, бывало, что и на фуршеты после деловых приемов. Я сама постоянно выступала вместе с девушками в качестве гейши Аямэ. Но нас просто не хватало на огромную столицу. И часто приходилось отказываться от очень выгодных предложений. Я искала новые кадры, но это было не так-то просто. Девочки приходили одна за другой, но почти все отсеивались уже в процессе собеседования. А с несколькими, показавшимися мне на первый взгляд вполне перспективными, я рассталась после первых же уроков.

– Понимаешь ли, Таня…, – начал после паузы господин Ито.

И я с готовностью повернулась к нему, отложив в сторону шелковые крылья.

– Ты остановилась в своем развитии, – немного волнуясь, продолжил он. – Настоящая гейша учится ежедневно во время всей своей карьеры, это ты должна понимать. Я не знаю, кто тебя обучал в Токио, но это главное правило должны были внушить первым делом.

– Я брала уроки основных дисциплин у владелицы чайного дома госпожи Цутиды и участвовала в вечеринках с гейшами, – тихо проговорила я.

– Пойми, Таня, ты основала свое дело, и я хочу помочь советом. В любом случае профессионализм необходим, работаешь ты уборщицей женского туалета, президентом гигантской компании или гейшей в чайном доме. А профессионализм достигается только упорной беспрерывной учебой и постоянной работой над своим мастерством. Согласна?

Я молча кивнула, но на душе стало неприятно. Никак не ожидала, что господин Ито будет критиковать меня. Я-то была уверена, что достигла каких-то вершин и мое дело будет идти только в гору.

Господин Ито, будто прочитав мои мысли, сказал:

– Если ты сейчас остановишься в развитии, то и твое дело встанет, а потом пойдет на спад. Это всем известный закон. Если нет движения – начинается застой. А твои девушки – это просто красивая стилизованная картинка, далекая от сути настоящих гейш.

– Но все в восторге, – попробовала я защититься.

– Допускаю, что для Москвы вы пока в диковинку, этакий лакомый кусочек экзотического блюда, – сказал с улыбкой господин Ито. – Но что будет дальше, когда вами пресытятся? Подумай об этом. И начинай работать.

– Я поняла, Ито-сан.

– И еще, Таня, – задумчиво добавил он, – что-то погасло внутри тебя. Уж не знаю, что произошло, но ты изменилась, и не в лучшую сторону.

Я вздохнула. Никто не знал, что год назад я оказалась в сексуальном рабстве, и воспоминания об эти кошмарных днях, несмотря на все усилия забыть, стереть из памяти этот эпизод моей жизни, все еще периодически мучили меня. И я все еще так и не могла заниматься сексом.

– Так что же с приглашением на вашу вечеринку, Ито-сан? Я вам больше не подхожу в качестве гейши? – спросила я и не смогла скрыть легкую обиду.

– Подходишь, Таня! На данный момент ты – единственная гейша в этом городе. Но тебе нужно начинать работу над собой, если ты хочешь стать настоящим профессионалом, – серьезно ответил он. Но тут же улыбнулся и добавил более мягким тоном: – Я был резок и прям с тобой, будто ты мужчина. Позволь загладить свою вину и пригласить тебя сегодня после концерта в ресторан.

– Татьяна Андреевна, мы пришли переодеваться, – раздался тонкий голосок.

И в комнату заглянула одна из учениц «Нодзоми». Она немного смутилась, увидев господина Ито. Но тут же вежливо поздоровалась и сделала реверанс.

– Все, ухожу, – улыбнулся он. – Не буду вам мешать.

Концерт прошел замечательно. Из-за кулис я наблюдала за выступлением ребят и, не переставая, думала о словах господина Ито. Действительно, я совсем забросила собственную учебу и успокоилась, решив, что все знаю и все могу. А ведь госпожа Цутида говорила мне, и не один раз, что обучение не прекращается, и гейша должна постоянно быть на пике вдохновения, таланта и мастерства, постоянно учиться, не пренебрегая ничем и не упуская ни одной мелочи. Как внешний, так и внутренний облик должен быть всегда на высоте. И состояние души тогда будет соответствующее.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Каждая гейша сама наносит макияж. Ее «старшая сестра» первый раз помогает ей в этом. Впоследствии ученица уже сама решает, какое количество розового надо добавить, чтобы оживить белоснежное лицо, и насколько большую площадь губ покрыть «бени» – ярко-красной краской для губ, которую делают из сафлоры. Все эти детали отражают ее индивидуальный стиль.

Первый шаг – взять немного похожей на воск субстанции, называющейся «бинтцуке абура», и разогреть между ладонями. Основная составляющая – ягоды Toxicodendron succedaneum. Древесный воск использовался в косметике Японии тысячелетиями. Чтобы сделать его мягче, его смешивают с небольшим количеством кунжутного или арахисового масла и добавляют отдушку – алое или гвоздику.

Гейша мягко втирает «бинтцуке абура» в лицо, шею и верхнюю часть спины. Это липкая основа, на которой лучше держится белая краска. Потом она разводит белую основу, называющуюся «нери-осирои» водой до требуемой консистенции: более плотную – для традиционного макияжа, более тонкую – для менее формального и более «натурального» вида. Используя плоскую широкую кисть, быстрыми мазками наносит белила на кожу. Сейчас белила больше похожи на актерский грим, но раньше в их ингредиенты входили свинец, ртуть и цинк, что очень портило кожу и придавало ей впоследствии желто-серый оттенок. Затем наносится рисовая пудра.

Ученицы оставляют две полоски чистой кожи на задней стороне шеи, повторяющие линии роста волос, а три – для официальных случаев. Они пользуются шаблоном, когда наносят «осирои», чтобы полоски получились ровными.

Уголки глаз подводят линией красного «бени». Изначально такая линия была призвана отвести неудачу от ее обладателя. Брови красят слоем красной краски, затем вычерчивают угольно-черным карандашом. Современные гейши используют жидкую подводку, щипцы для ресниц и тушь.

При подкрашивании губ ученица красит только нижнюю губу, оставляя верхнюю под слоем белил. Через год она красит уже обе губы. Традиционный вид предполагает маленькие красные губы, которые рисуются меньшего размера, чем настоящие.

Волосы ученицы в соответствии с одним из шести стилей все еще покрывают воском, гладят и пропитывают маслом, из-за этого они вынуждены спать на маленькой деревянной «подушке», поддерживающей только шею. Старшие гейши могут позволить себе разные прически, но с 50-х годов для полного облачения гейши всегда надевают парик.

Сейчас большую часть рабочего времени гейша не носит белого макияжа и длинного кимоно, которые стали их символом на Западе. Этот костюм используется только для официальных случаев. Обыкновенно они укладывают волосы в несложную прическу, используя шиньоны».

Когда я вышла из школы, было уже довольно поздно. Но машина господина Ито стояла в переулке. Я, отчего-то немного волнуясь, быстро направилась к ней. Водитель тут же вышел и распахнул передо мной заднюю дверь.

– Спасибо, – тихо произнесла я, забираясь на сидение.

– Куда поедем? – непринужденно поинтересовался господин Ито и посмотрел на меня с явным вожделением.

Раньше наши отношения были не только дружескими, но и интимными. Но после моего освобождения из рабства, я мягко несколько раз отказала ему. И он больше не настаивал и даже, следуя своей японской сдержанности, не стал выяснять причину моего поведения.

– Мне все равно, – тихо ответила я, опуская ресницы.

– Может, ты устала и лучше отвезти тебя домой? – спохватился господин Ито и шумно вздохнул.

«Ну прямо пышущий жаром колобок», – почему-то пришло на ум забавное сравнение, и я не смогла сдержать улыбки.

– Так что? – тут же оживился он и развернулся ко мне всем своим кругленьким телом.

– Я бы выпила чашку чая, – тихо ответила я, продолжая улыбаться кончиками губ.

– Да, сейчас было бы идеально оказаться на тяною2, – подхватил господин Ито.

Но по его заблестевшим глазам я поняла, что он мечтает совсем о другом.

– Ты бы все-таки подумала о том, чтобы использовать твою репетиционную для этого. А то такое прекрасное помещение зря пропадает, – неожиданно сказал он и вновь шумно вздохнул.

В моем офисе имелась большая комната, где я занималась с девушками. И господин Ито не раз предлагал оборудовать ее для проведения чайной церемонии.

– Возможно, вы правы, – согласилась я. – Но пока…

– Вот что, Таня, ты сама не знаешь, чего хочешь, – решительно произнес он. – Поэтому поедем ко мне.

Водитель тут же тронулся с места. Я усмехнулась, так как господин Ито жил в двух шагах от школы в огромной съемной квартире на Малой Ордынке. Туда мы вполне могли отправиться и пешком.

Когда мы вошли в темный коридор, я первым делом сняла туфли на высоких каблуках и босиком прошла в ванную. Буквально через минуту заглянул господин Ито и молча протянул мне шелковый, стального цвета халат. Я не смогла сдержать улыбку, увидев на нем узор из листьев конопли.

– Извини, Танюша, верхнего женского кимоно в доме нет. У меня есть только дзюбан. Если хочешь, то надень.

Хочу пояснить, что одежда у японцев традиционно многослойная. Дзюбан – это нижнее женское кимоно, обычно в виде прямого узкого халата, и соответствует нижней рубашке.

Господин Ито ушел, а я задумалась. Переодеваться не входило в мои планы. Было уже очень поздно, я устала от волнения на концерте моих учеников и хотела уехать домой и лечь спать. Но в то же время мне очень не нравилось обижать господина Ито. Я была многим ему обязана.

Вздохнув, я сняла платье и белье. И тут только заметила, что в углу довольно большой ванной комнаты господин Ито пристроил фуро.

Фуро – это традиционная японская ванна, но она кажется нам непривычной, так как сделана в виде высокого чана. Внутри он обычно выложен керамической плиткой. В нем есть маленькая приступочка, на которой можно сидеть. Японцы любят находиться в таком чане в нестерпимо горячей воде. Когда в Токио я первый раз попробовала принять традиционную ванну, то не смогла вытерпеть и минуты, мне казалось, что я опустилась в кипяток. Но потом я попробовала еще раз и, посидев какое-то время, даже начала получать удовольствие, так как горячая вода странно расслабляла не только тело, но и психику. И после фуро я чувствовала необычную и приятную легкость, как будто освободилась от какой-то тяжести.

В квартире господина Ито были смешаны различные стили. Его семья постоянно жила в Иокогаме, а он большую часть времени из-за бизнеса проводил в Москве. Сняв эту квартиру, господин Ито переделал только свою спальню, обставив ее в чисто японском стиле. Но другие комнаты оставались европейскими по виду, в частности огромная гостиная, где он проводил свои приемы. Ванная также была европейской. В одном углу находилась ванна-джакузи, рядом располагалась душевая кабина. Мне очень нравился розовый в белых прожилках мрамор, которым была отделано помещение. И я с удовольствием любовалась своим отражением в огромном зеркале напротив душа. И вот господин Ито решил установить фуро. Видимо, без этой процедуры он обходиться уже не мог. Я глянула на высокий округлый чан, подумала с минуту, но все-таки забралась под душ. Косметику смывать не стала, только чуть подправила. Накинув дзюбан, остановилась в раздумье. Из ванной было два выхода, один – в спальню, другой в коридор. Я вышла в коридор и увидела, что господин Ито включил небольшие розовые бра, развешанные вдоль стен.

«Значит, он ждет меня в гостиной», – поняла я и улыбнулась с облегчением.

И действительно, господин Ито сидел на диване возле уже накрытого маленького овального столика. Возле него я с изумлением заметила футляр сямисэна.

– Проходи, Таня, – чуть охрипшим голосом произнес господин Ито, окидывая меня жадным взглядом. – Ты прекрасна даже в дзюбан, – добавил он с улыбкой.

И его глаза блеснули. Я приблизилась и села рядом, машинально поправляя расползающиеся шелковые края.

– Я бы сказал… – господин Ито замолк и призадумался. Потом тихо добавил: – …сибуй.

– А что это? – довольно равнодушно поинтересовалась я, услышав незнакомое слово.

Брови господина Ито слегка приподнялись.

– У тебя явные пробелы в образовании, – недовольно заметил он. – Это одно из понятий японской эстетики, – добавил он.

– Да? – заинтересовалась я. – Но я слышала только про ваби и саби. Ну и конечно – ики. Госпожа Цутида включила их в свои лекции.

– Так, так! – живо откликнулся господин Ито. – Если быть кратким, ваби – безыскусная простота, саби – изящество, лаконичная утонченность. А сибуй – это безупречный вкус, строгая простота. Но мне хотелось бы поговорить отдельно об ики, – добавил он и посмотрел на меня с ожиданием.

– Ики – это чувственность, тонкое эротическое обаяние, шик, элегантность. Это сексуальность без вульгарности! Правильно? – уточнила я.

– Да, это суть понятия ики. И как раз эту суть ты каким-то непостижимым образом утратила. Ты сейчас именно воплощение сибуй. Как скажем, вот эта, прекрасной простоты, но очень большой цены пиала киёмидзу, – добавил он и взял со столика изящную пиалу из тонкой керамики шоколадно-коричневого цвета. – Я могу лишь отстраненно любоваться этой вечной красотой, – сказал господин Ито и аккуратно поставил пиалу на столик. – Но ведь ты прекрасная, совсем еще юная девушка, и должна буквально излучать ики.

Господин Ито придвинулся ко мне и положил мягкую ладонь на мое колено. Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

«Может, я уже выздоровела? – мелькнула мысль. – И могу заниматься сексом?»

Я невольно вспомнила, как выглядит нефритовый стебель господина Ито, его умелый быстрый язык и почувствовала легкое возбуждение. Его рука медленно двигалась вверх, и вот пальцы коснулись лобка. Он нежно начал гладить волоски, и я немного развела колени, чуть сдвинувшись бедрами вниз. Я услышала, как господин Ито глубоко вздохнул и тихо застонал, запуская пальцы в мои яшмовые ворота. Но мои мышцы мгновенно отреагировали и непроизвольно сжались в сильном и болезненном спазме, как это было постоянно в последнее время. Его пальцы тут же остановились. Я замерла, скрывая захлестнувшее меня отчаяние и стараясь не расплакаться. Господин Ито осторожно убрал руку. Я сидела тихо и не открывала глаз. Рядом послышалась какой-то шорох. Я не шевелилась, ожидая продолжения. Судя по всему, господин Ито опустился на пол. Я почувствовала, как он раздвигает мои колени, и не сопротивлялась. И вот его влажный язык коснулся моих яшмовых ворот и начал осторожно и умело ласкать. Я почувствовала новый прилив возбуждения и максимально отдалась ощущениям. Но его язык сдвинулся вниз и попытался проникнуть внутрь. Мгновенно перед внутренним взором появилось незнакомое мне, но очень мерзкое лицо мужчины с пьяными глазами и мокрым ртом, которое нависало надо мной. Я почувствовала грубые пальцы, больно выкручивающие мои соски, резкие толчки нефритового стебля, и тут же конвульсивно сжалась от невыносимой боли, пронзившей мои внутренности. Я невольно закричала, и господин Ито с испугом отпрянул.

– Что с тобой, девочка моя? – быстро спросил он. – Я сделал тебе больно?

– Извините, Ито-сан, – пробормотала я, пытаясь изо всех сил взять себя в руки и не расплакаться. – Это нервное.

– Это ты извини меня, – тихо сказал он и встал.

Он быстро вышел из гостиной, а я налила себе чай из маленького керамического чайничка и судорожно глотнула, даже не почувствовав его вкус.

«Надо что-то с этим делать, – твердила я про себя, – надо что-то делать. Так больше продолжаться не может. Зря я тогда не обратилась к врачу».

Со времени моего освобождения из сексуального рабства прошел почти год, но мое состояние оставалось без изменений. Психику я смогла быстро привести в норму при помощи техник медитаций, но вот тело так и не восстановило нормальную реакцию и отторгало любое проникновение.

«Нужно поговорить с Лизой», – почему-то подумала я.

Лиза, моя ближайшая подруга и правая рука в агентстве «Аямэ», прошла через то же, что и я, если не хуже. Она попала в рабство случайно по собственной глупости и наивности. После освобождения Лиза намного больше, чем я, провела времени в реабилитационном отделении клиники. И у нее, как и у меня, появилась проблема с сексом. Мы почти не поднимали с ней эти темы, подсознательно стараясь как можно меньше ворошить прошлое.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3