Я бегу по снегу босиком

– К утру надо сформулировать текст запроса к аресту темными. Отдельно от Инков, отдельно от Света. Потрудитесь.

– Угу. И еще. По этому… панарицию на Востоке. Сав, что там у нас за хирургия?

– Я глянул уже. Есть кое-что, справку кинул вам всем. Камчатская заварушка больше всего подходит под это загадочное определение.

– Ненавижу тупые загадки, вечно этот Бес делает вид величайшей задачи Вселенной. Надменный осел. Кстати, Клавдий. Ты там пока никого не родил нам на радость, собирай барахлишко и езжай на Камчатку. Обживайся, мосты наводи, тропинки протаптывай.

– До октября.

– А что там у нас в октябре? Улетишь в теплые края вместе с птичками?

– У него жена рожает.

– У всех жены. Рожают даже время от времени. У некоторых – с завидным постоянством.

– Сэмушка, не у всех такие жены. Ты хочешь нас оставить с голой… совестью без штатного оракула? А она может. Уйдет в декрет с головой и вообще не выйдет. Это ты пока такой смелый, а как Ге вот в ту дверку войдет да как рядышком сядет, будешь кофеек ей наливать и в глазки заглядывать, – Савва явно говорил со знанием дела. – Клавдий, до осени ты уж управься. Сиятельной Ге нежный привет от всего Света, Инквизиции, и Сэм персонально тоже не разломится от привета самой прекрасной женщине этого мира. Ведь да?

Он выразительно посмотрел на Верховного Инквизитора. Тот пробормотал в ответ что-то вроде: «Да, конечно, это все я, не подумав, сказал».

– Ладон, а там пока приводи в порядок вашу всю группу. Я читал – у вас там пополненье?

– Много всего. Я завтра зайду к вам с отчетом, уже записался.

– Жду прямо сразу с утра с нетерпением. По коням, сиятельные. Покой нам только снится.

Клавдий вышел из Круглого кабинета Инквизитора опустошенным и злым. Злость накатывала волнами так, что он решил ехать домой на такси. Развеяться по дороге и придумать, что скажет жене. Своей любимой женщине, той самой, которую боялись потревожить всесильные мира сего. Своей персональной Судье, своей Гее.

8. Все будет

«Счастливый брак – это брак, в котором муж понимает каждое слово, которого не сказала жена». Алфред Хичкок

Провожая усталым взглядом поток городских огней, бурлящий за окном, Клавдий злился.

Он был в ярости. Это омерзительное состояние собственной души ему совершенно не нравилось. Еще сегодня утром его жизнь казалась настоящим праздником. Любимая работа, наука, любимая жена, дети – уже имеющиеся и вскоре ожидаемые.

Прошло всего несколько часов, и он мучительно размышляет, какими словами рассказать своей глубоко беременной жене о произошедшей только что катастрофе.

Через несколько часов Клавдий должен будет улететь на край Земли. Воистину «туда не знаю куда, принести то не знаю что». Командировка, странным образом смахивающая на ссылку.

Войдя в зеркальный лифт, он проделал давно забытое дыхательное упражнение, замедлил пульс. Причесался, вспомнил девичьи косметические приемы, когда-то выписанные младшей дочерью из старинных трактатов и развешанные на розовых наклеечках вдоль рамы большого зеркала в прихожей. Нагнал здоровый румянец на щеки, убрал синяки под глазами, придал блеск взгляду. «А полезная эта вещь, надо будет полистать ту книжонку», – подумал и тут же ощутил себя стремительно стареющим человеком. Груз забот и неразрешимых проблем мог заставить стареть даже имморталис22.

Из зеркала на стене лифта на него смотрел импозантный лысый мужчина в стиле «совсем слегка за пятьдесят». Мужественное лицо, широкие плечи, модная бородка, дорогой костюм. Респектабельно, благородно. Вот, только глазки предательски бегали – обдумывание предстоящего разговора с женой не настраивало на оптимистичный лад. Вдох – выдох. Уверенное начало – залог успеха.

– Дорогая, как ты? Как день прошел, как самочувствие, что нового, как дети?

– Чемодан я тебе собрала, гостиницу заказала, билеты на столе в столовой, ужин там же, я сейчас буду, – из ванной раздался глубокий, очень приятный женский голос.

Ох и трудно быть мужем великой Ге! Он волновался, как скрывший двойку от отца школяр, а она, как обычно, решала его проблемы.

Какое счастье быть любимым супругом мудрейшей Геи!

Она выскользнула из ванной, придерживая завязанный на голове внушительного размера тюрбан. Беременность ей всегда шла. Взгляд женщины становился томным, формы округлыми, даже волосы густели и их обычный медный цвет темнел, отливая насыщенно-бордовым.

Какое же это вечное искушение, находиться рядом с пленительной Геей Гавриловной Деус-Дивиной!

– Билетов на прямые рейсы нет, да и ближайший прямой только завтра вечером. Я забронировала утренний, с пересадками в Красноярске и Хабаровске. Бизнес-класс. Успеешь привести в порядок дела и мысли.

– Так не терпится от меня избавиться? – он старался не выглядеть сердито и растерянно, пряча за улыбкой не остывшую еще ярость.

– Бесполезно противиться начертанному. Сейчас не тот случай, когда есть выбор.

Она не выглядела встревоженной. Будто и не произошло стихийного бедствия космического масштаба всего несколько часов назад, не покачнулся этот мир. Примерно также его жена реагировала на бытовые неурядицы уровня засора в раковине или сломанного утюга.

– Ты знала?

– Предвидела. Сейчас я стараюсь не трогать поток вероятностей. Но были причины. Пришлось войти.

– Сны? Почему ты молчала? – ему вдруг стало страшно.

Клавдий никогда не сомневался в могуществе своей всесильной супруги. Спокойной как мироздание, мудрой как сам Создатель. Но сейчас под сердцем она носила его детей, а вот в себе он всегда сомневался.

– Ешь.

Она подошла сзади, упираясь в лопатки едва наметившимся животом. Положила руки на плечи и прижалась губами к шершавой макушке мужа. Брить голову налысо он начал давно, в очередном приступе острых сомнений в себе. Все быстро привыкли, и теперь иначе, как лысым бруталом, его никто и представить себе не мог.

Как давно все это было!

– Ты детям сообщила?

– Да, Анюта будет тут уже утром. Ее отпустили, сессию сдала всю отлично, досрочно. Малышка решила твердо просидеть свои каникулы у матушки под юбкой. Антон, конечно же, всполошился, пригрозил выставить дежурную часть под окнами, с акушерами и реаниматологами. У него не бывает полумер, ты же знаешь. Алиса с Ариной… все нормально. Мы тут разберемся. Не дергайся, все уже славно.

Да, их старший сын всегда делал все быстро, качественно и неотвратимо. Мамин сынок. В своем перфекционизме он был страшнее Геи. Если мать была воплощением «мягкой силы», то Антоний всегда шел по головам и всегда побеждал.

Близнецы – те другие. Очень разные, неоднозначные, сильные. Сколько крови из Клавдия выпили его несравненные девочки, взрослея? Ге было проще, она просто знала. Когда их Лисенок – Алиса – приволокла в дом безродного Макса, ставшего сегодня наследником великого рода Гессеров – Клавдий был в ярости. Мелкий смазливый сопляк, как он смел посмотреть на принцессу? Был разговор их с супругой. Пришлось согласиться. Клавдий все еще помнил свое поражение. Но сегодня он был готов снова и снова благодарить создателя за мужчин, что стояли рядом с его дочерьми. И то, что в них было немало общего – уже не удивляло. Могучие оба.

Дети. Как давно он не общался с ними близко? Не в мессенджерах, не по телефону, не на дежурной летучке. Когда все закончится, он соберет всех детей, а уже, возможно – и внука. И всех вывезет на свой остров. В тот дом, что на скале среди моря. Разожгут там на кухне камин, будут пить там глинтвейн и петь песни… Мечтатель. Одна Гея видит линии их судеб, он слеп. Жить надо сегодня.

– Пойдем спать, моя золотая. Кто знает, когда теперь я услышу твое сопение под боком.

– Сначала иди смой напасти сегодняшнего дня, – она погасила свет, запустила посудомойку, провела серию загадочных манипуляций на своей высокотехнологичной кухне, ответившей хозяйке перемигиванием огоньков, – я жду.

– Я приползу, даже если нежить отрежет мне все руки и ноги.

В ванной он чуть не уснул. Произошедшее сегодня наваливалось на сознание серой чугунной плитой. Бесконечно прочный организм титана буксовал и требовал передышки. В спальню Клавдий действительно приполз, обнял спящую жену и провалился в сон без сновидений.

Все будет завтра.

9. Усталость

“Циник – это усталый романтик.” (В. Вулф)

Огромная, всепоглощающая, тягостная. Длиною, казалось бы, в вечность. Навалилась, расплющила, душила и ранила.

Эрис невероятно устала.

От вечной погони за смыслом, от череды бесконечных предательств.

В своей жизни однажды каждый бессмертный задает себе просто вопрос: в чем смысл его пути длиной в бесконечность? У смертных все просто: пришел, выполнил минимум жизни, не сорвался в пропасть Тьмы, не убил, прошел по тонкому лезвию, балансируя между Светом и Тьмой осторожно, и все, ты свободен. Бессмертие духа, не обремененного тяжким грузом тела.

Короткая партия с простыми правилами игры.

У них – все иначе. Вечные прикованы к биомассе будто бы кандалами. И что там, за гранью – не знает никто, только вера и мифы. Высочайшие были вольны возвращаться, просто бессмертные – исчезают навечно, словно бы их тут и не было.

Была еще древняя легенда о Зеркале мира и том моменте, когда их племени будет разрешено возвращаться. Кем? Когда? Как? В этой легенде все было слишком наивно и пропитано трогательными надеждами. А значит – место азеркинов всецело в этом мире.

И Маричка имела несчастье родиться бессмертной.

В ее варианте пропорций это можно было сделать лишь одним способом: рождаясь, убить одного из родителей. Прирожденный убийца. А ведь она даже не знала, кто подарил ей это проклятие.

История угольных драконов затерялась в веках, ни одна летопись о них не вспоминала, все, что она смогла найти, было лишь новоделом.

Маричка. Это имя для нее не значило ничего абсолютно. Как ее только не звали… Дошло до того, что она просто брала себе имя последней убитой в ритуальном круге ее рукой. То была юная ведьма, хотевшая стать величайшей. Сама согласилась, сама отдалась.

Эрис – это имя ей дали в храме великой Матери. Ее главное, единственное имя, в котором черпалась великая сила. И которое привело ее сюда, вписав в ее жизнь очередную главу о предательстве.

Ладонис. Ладон. Просто Лад. Этому зверю она никогда не сможет провести серпом по горлу. И он это знает. Он – ее слабость, боль и уязвимость. Зачем тогда она поддалась и пришла? Он не звал, не приказывал. Даже не ждал. Просто еще одна женщина, просто игрушка великого и древнего Лада. Хранителя яблок. Адамантов дракон, прародитель всего рода светлых драконов. Недосягаемого и несокрушимого. Жестокого. Необыкновенного.

– Не противно? Он снова тебя просто бросил и сдал. Как обычно.

Непроизносимый всегда появлялся из тени, за исключением тех случаев, когда надо было «явиться». Богопротивный.

– Тебе что за дело, Абада. Пришел поглумиться?

– Конечно. Тебя вдруг прибило откатом идейности. Верно? Мечты о любви, зов второй ипостаси. Фу. Плоско и пошло. Хотя… Чего ожидать от дочурки выродка Алдуина23. Как оно все началось, так и тянется дальше. Что ротик открыла, неужто не знала? Глупышка.

Сотни лет она пыталась узнать это имя. Казалось, в этой Вселенной не осталось никого, кому бы Эрис не задала свой вопрос. И вот – просто так, безвозмездно, сейчас ей была подарена свобода.

– И зачем тебе крылья? Летай самолетом – надежней.

– Я хочу быть драконом.

– Пустое, чернушка, пустое. Твоя сила совсем не оттуда. Не надо тут сказок. Кто тебя вообще надоумил копаться в этом чешуйчатом хламе? Алду угомонили, выродков его всех упокоили. А ты вот – жива. Отчего же, не знаешь?

Он сидел за столом в ее маленькой комнате, ничуть не похожей на камеру смертниц. Стол, два стула, большая кровать. Мягкий свет под потолком, благоустроенный санузел с душем. Похоже скорей на гостиничный номер: без излишков, но вполне комфортно.

Огромный, массивный, с тонкими, почти женственными чертами на красивом лице. Большие глаза, чеканный профиль, очень чувственный рот. В разрезе расстегнутой рубашки на рельефе прекрасного тела пламенели магические татуировки. Она могла бы стать его Шанти24. Спутницей демона. Обрести снова силу. Возможно, и крылья, кто знает, что может ей дать Ненавистный. И что потребует взамен. Но тот факт, что он сидел сейчас здесь, с увлечением ее рассматривая, открывал Эрис много возможностей. Например, излечиться от этой болезни – Ладона.

– Знаю. Меня спрятали в храме, наверное, дело в этом?

– Мироздание… Правда? Ты верила в сказки? Санта-Клаус, олени, подарки и елка? Прости, я ошибся, тебя навестив.

Он сделал ленивый жест, будто бы собираясь подняться. Девушка осторожно положила тонкую черную руку ему на колено. Глядя прямо в глаза. Они у нее были пронзительно-синими, что становилось видно лишь при прямом освещении. И Эрис умела этим пользоваться.

– Предлагаешь услуги? Так быстро? Я, конечно, высокого мнения о своих достоинствах, но был наслышан о зверском характере Черной пантеры. Кстати, зачем ты убила бастарда? Хороший мужик был, полезный. Золотая была голова.

– Много болтаешь ты, Аба. Давай сразу к делу. Я могу быть полезна. Во всех отношениях, в некоторых – еще и приятна, – ее рука медленно продвигалась от колена вверх, вызывая все более явную ухмылку на лице воплощения Преисподней. Очень медленно, будто дразня. Он в ответ улыбался все шире, обнажая свой хищный оскал.

– Я задал вопрос, дорогая. Считай это квестом. И все же? – он положил свою руку поверх, останавливая Эрис в этих ее поползновениях.

– Он был мне не нужен.

– Пф! Отличный повод разделаться со всем человечеством, правда? И как я не понял? Давно раздражают.

– Он мешал, угрожал.

– Немного совсем так я сузил свой круг. Мне все вечно мешают.

– Хорошо. Он принудил меня принести ему клятву на крови дракона. И Гесса я убила, закончив этот древний ритуал. Строго по плану, что он написал. Сама того не желая, как марионетка.

– Вот это мотивчик! Но, прости, я не верю. Сынишка, конечно, хотел осиротеть, но заставить содрогнуться весь мир? Сомневаюсь. Птица не того полета. Скажи, ты у нас ведь совсем не глупа. Он ведь тоже был лишь инструментом? Подумай.

Улыбка сползла с его губ, но руку убрал, словно приглашая продолжить. Эрис плавным движением соскользнула со стула, усевшись прямо на пол у его ног. Мужчинам всех возрастов и эпох, всех рас и ипостасей нравится, когда женщина смотрит на них снизу вверх. Но, Дьявол, как же трудно совращать твое воплощение! Соблазнителен – невероятно. Инкубы25 в сравнении с ним – просто милые дети.

– Да. Служить им и дальше я совсем не желала. Долг мой был уплачен.

– Так много ты им задолжала? А впрочем… Я понял. Кто был заказчик, конечно, не знаешь? Это было бы просто.

– Не знаю. Я правда не знаю и не поняла. Разбирайтесь с этим сами.

Она расстегнула мужские штаны. Разве можно так долго противиться соблазну? Она просто женщина. Изголодавшаяся по любви, возбужденная танго. И подрезанная больнее, чем Гесс серпом Крона26, словами Ладона: «За слабости нужно платить». Отомстит ему прямо сейчас, выметая из мыслей и тела несносного змея. Клин вышибается клином.

– Хорошо. Приступай, разрешаю. Но, малышка, ты зря размечталась. Вакантных мест рядом со мной давно нет.

– Я соскучилась по чистому грехопадению. Погрузи меня в самое пекло страстей, ты же демон? Хочу себя там потерять, совершенно. И больше не думать.

Порывом горячего ветра их обоих смело, как и не было вовсе. Демон унес свою добычу или сам станет жертвой?

Кажется, Эрис-Маричка нашла наконец-то лекарство от этой болезни – любви.

10. В рамках приказа

Поручение «Пока приводи в порядок вашу всю группу», прозвучавшее из сиятельных уст Самаэля, великого и ужасного, было равным приказу.

Ладону лишь оставалось продумать план общих действий на несколько грядущих месяцев кряду.

Начальственного Кла настоятельно и быстро отправили в командировку (очень сильно смахивавшую на ссылку) за одиннадцать тысяч километров, на Камчатку. А это означало, что бедный дракон уже утром будет повышен в должности. Как бы – внезапно. И он был не рад.

Солнечного Лада было очень непросто вывести из состояния «всеобщего обогрева», как ехидно определил этот статус Лер. Но события последних месяцев – от провала его лучших учеников на операции в доме престарелых до развоплощения величайшего Гесса под светом кровавой Луны – были способны «погасить» даже Ладона.

Он тоже устал.

И что было особенно неприятно: впервые за всю его жизнь Лад смотрел с завистью на всех этих влюбленных безумцев вокруг. На воркующих о чем-то в темном тупике больничного коридора Лере и Ди. На засветившаяся вдруг изнутри рыжую бестию Арину с ее этим весьма непростым счастьем – Филом. На Алису и Макса, будто бы и не заметивших свалившегося на их голову несметного наследства, так они были поглощены друг другом. Даже на бегавшего по госпитальным лестницам кота – Леонида, сладострастно заглядывающего под халатики ничего не подозревающим санитаркам.

А он? Он вчера сдал в руки Аббы женщину, любившую его больше себя. Для темной жрицы Эрис подобное чувство было почти невозможно.

Темные редко любили. Привязывались, заключали сделки, испытывали телесное влечение – как и все обитатели этого мира, полагавшие себя существами разумными. А вот любить…

Любовь означала потерю себя. Любил ли Ладон? Он не знал и не помнил.

Скорее – любил сразу всех.

И вот эту усталую докторшу, что круглосуточно дежурила у кровати Ди, а теперь просто упала на кресло в кабинете Антона и ушла в бессознательный сон.

Надо будет ее разбудить, накормить и отправить домой своим личным порталом.

И Деус-Дивина Антона, главного врача, близкого друга Лада и просто отличного мужика. Только что он пробегал мимо, хлопнул по плечу и понесся, как курьерский поезд, на обходы, к своим ненаглядным больным.

И этих людей он любил – разных, очень. Люди не были просто темными или светлыми. В каждом из них сияло многоцветие этого мира. Совершенно другие, и этим прекрасны все люди.

Выходя из госпиталя, вспомнил снова вдруг Люсю.

Вот лисица. Нет, он не сердился, скорей – восхищался. Нужно будет не упускать малышку из виду, такие бриллианты чистой воды нуждаются в огранке. Пока что она ощущает себя сильной, почти непобедимой. Извечная болезнь всех юных гениев. Но при первой же ощутимой осечке они ломаются, будто ветки на морозе. Скольких таких сломанных чад Лад уже подхватил, поставил на ноги, обогрел, внушил веру в себя? Очень многих. Значит, дракону есть зачем жить, а свою любовь, греющую лишь одно его сердце, он дождется. Возможно, она уже рядом.

Он тяжко вздохнул и вошел в кабинет сиятельного Сэма. Судя по виду высокого начальства – поспать ночью сегодня не пришлось никому.

– Аве, Ладонис. Тебе кофеину?

– Аве, Семен Августович. Я Пашкину съел уже таблетку. «Радость студента».

– Я – на Арининых «Совах». Но кофе отменный, не отказывайся. Что там у нас с вашей группой? – прикоснулся к руне, нанесенной маркером прямо на столе. – Гелла, детка, два кофе для нас, самых-самых.

Еще не успел договорить, а демоница уже ставила дымящиеся чашки на стол, демонстрируя свое декольте и невероятно прекрасные ноги. Зачем она вообще носила это платье? Разве только для того, чтобы еще больше возбуждать воображение посетителей Сэма. Высший суккуб, блистающий гранями дара. Лад вот даже проснулся.

– Хорошо она действует, правда? Покрепче таблеток и кофе, – Сэм хитро блеснул глазами вслед плавно удалявшейся Гелле. Кто бы в том сомневался: глава Инквизиции даже моргал и дышал всегда с тайным смыслом.

Ладон хлебнул свой напиток. Божественно. Гелла все помнила – его кофе был без сахара и с корицей. Еще пара глотков – можно будет говорить и о деле.

– Ладонис, скажи мне, а ты у нас-то когда угнездишься?

Дракон поперхнулся корицей и кофе. Зная Сэма…

А, собственно, что он знал о своем главном шефе? Личная жизнь – тайна за всеми возможными печатями этого мира, семья – где-то там же. Яркий и сильный мужчина, буквально пышущий жизнью брутал. Немыслимо древний. Доподлинно было известно лишь то, что шеф крылат, могуч и бессмертен. Из тех, которых развоплотить невозможно даже этим серпом, что отправил Гессера на свалку историй.

– Судя по вороху мыслей, не скоро, – начальственный Ангел так давно жил в этом мире, что стал человечнее многих.

Когда-то он был – сама Смерть. Сейчас вот сидел за рабочим столом, устало потирая широкий затылок ладонью. Да, он всесилен, и можно было не тратить времени и сил на защиту щитами от Сэма. Никто просто не знал, на что он был способен, сам Самаэль, ангел смерти и тлена. Дракону не хотелось даже думать о той немыслимой ответственности, что делили они с Аваддоном и (теперь уже снова) Саввой, перед Создателем и этой Вселенной. Нет, хватит ему тяжкой ноши дракона.

– Как только найдется такая, ради которой я брошу весь мир и работу в придачу… Так подходит?

Сэм усмехнулся невесело.

– Тогда впереди у нас целая вечность. Давай по порядку.

– Я отправил все материалы по опергруппе, все что скопились за годы. Целая куча.

– Я видел. Кстати, а помнишь ли ты, с какой целью задумана группа? Вчера я спросил у Клавдия, и тот сразу захотел на Камчатку. Так странно.

– А и правда. Чего это Клавдий? – поймав выразительный взгляд Всесильного, вдруг разозлился. – Мне тоже уже собираться?

– Конечно. Но чуточку позже. Возвращаясь к вопросу. С тех пор, как задумана была вся эта… история с группой, прошло много времени. Даже для вечных. А динамика вдруг закрутилась сейчас. Не находишь ли странным?

Еще как находил. Ладон мучился этим вопросом и денно и нощно. Что толку? Все равно что искать смыслы жизни. Скорей философский вопрос. Кивнул. Что тут скажешь?

– Прекрасно. Ответ очень прост…

Сэм вдруг поднялся, словно бы разминаясь, подошел к окну, грустно взглянув на огромный кактус на подоконнике, словно символизирующий всю работу Инквизиции – множество направлений, отростков, и все сплошь покрыто густыми шипами. Цветет раз в столетие.

– В отличие от людей, азеркины не склонны наступать на привычные грабли. Все же наша память крепче. А потому очень скоро, буквально вот завтра, соберутся все власть предержащие, и я очень надеюсь – все-таки будут приняты решения, к которым мы шли тысячи лет.

Вот как. А Лад уж было подумал, что будет большая война между Мраком и Светом. А тут – вам здрасьте, решились. Можно было, конечно, еще подождать… пару-тройку веков, что им стоит, Великим. Да видно, не каждый миг развоплощаются вожди Света. Подействовало – никак, прослезиться решили.

– И что же?

Голос дракона прозвучал очень холодно, даже зло. Не соответственно моменту.

Сэм удивленно обернулся на него, усмехнулся, будто понимая.

– Такое происходит в этом мире всегда перед лицом глобальной опасности. Внешней.

– На нас нападают? А я не заметил?

Высший категорически не хотел отвечать на его тон, словно не замечая.

– Мы вымираем, Ладон. Все, безотносительно стороны света, силы и расы. Бессмертные уже почти вымерли.

– Тоже мне новость. Об этом кричали на каждом углу иного мира еще двести лет как тому. С тех пор нас стало меньше раз в десять. Ход истории. Вымрем – и поделом.

– Новость в том, что повсеместно начали вновь рождаться иные бессмертные дети. Когда Гесс привез из тайги Макса – никто не поверил. Когда Арина нашла на мосту Фила – это сочли просто странным исключением. Тысячелетия боли и страха, безоглядного бега от страшной судьбы, от участи родителя, хоронящего своего смертное чадо… Неужели все это закончится? Даже маленький лучик надежды способен изменить очень многое в нашем мире.

Он говорил, тихо, медленно, очень горько. А Лад вдруг очень отчетливо представил себе Сэма – отца, хоронившего своих смертных детей. Стало страшно. Только прошедший этот мучительный путь мог вот так… Слава Богу, Ладон сам не познал этой муки. Но даже ухода учеников и близких друзей за грань невозвращения было достаточно, чтобы понять. Да. Если все правда – то это надежда. Пусть и хрупкая, почти иллюзорная. На возрождение. Вот только – зачем?

– Скажи, Сэм, зачем мы нужны тут? Люди давно не уступают нам в могуществе и любить никогда нас не будут. Как тех старших братьев, которым зачем-то досталось наследство. Ну станет нас много. А дальше?

– Будем жить, не повторяя ошибок. Быть рядом с людьми мы уже научились. До банального «много» еще – как до неба пешком. Даже после «титаномахии», истребившей почти всех бессмертных, нас оставалось в десятки тысяч раз больше. С нашими этими всеми заморочками, с нашей любовью – к закату этого мира мы просто начнем быть заметны. Но теперь есть надежда.

– Ты романтик. Как все мы. И все же, все сказанное тобой поучительно, но зачем ты поднял снова тему простой опергруппы банальнейшей серой организации?