Призрак

Хотел зайти и к маме, но та этой ночью так и не уснула. Данилюк ждал довольно долго, но она все сидела рядом с гробом. Смотреть на это было откровенно больно, поэтому он решил отложить посещение до следующего раза, а пока что прогуляться, поразмыслить.

Этой ночью Данилюк шагал по улицам уже не бездумно, но с осторожностью поглядывал вокруг. Помнил о голодных духах. Их пока что не встречалось – а вот обычные призраки были, хоть и редко. К Данилюку они интереса не проявляли – такие же прохожие, только бесплотные.

Данилюк решил еще разок заглянуть к себе на квартиру. Он знал, что брат днем туда ездил, забрал часть вещей, и ему захотелось узнать, каких именно. Благо идти было не очень далеко – Данилюк добрался всего за час.

Измениться почти ничего не изменилось. Мебель, телевизор и бегония принадлежат хозяйке, а одежду, обувь и личные вещи решили перевезти потом. Квартира оплачена до середины марта, время есть.

Брат взял только ноутбук, документы и ценности. Немного наличных, цепочку и золотые часы, подаренные отцом на выпускной. Прихватил почему-то и китайскую керамическую статуэтку – то ли на память, то ли решил, что она дорогая. На самом деле стоила она копейки – Данилюк выиграл ее в тире.

Суп из холодильника тоже пропал. Грязная кастрюля лежала в раковине, но содержимое исчезло. Почему-то Данилюку было очень интересно, съел ли его брат или просто вылил.

Осмотрев все еще раз, он лег на кровать и уставился в потолок. Спать ему, понятно, не хотелось. Вряд ли призракам вообще нужен сон или отдых. Просто лежал и думал.

Так он пролежал часа два. А потом… в окно постучали.

Ну как постучали… На самом деле не постучали. Просто снаружи появилась рука, сделала несколько символических движений и прошла сквозь стекло. За ней просунулась и голова – коллежского асессора Тряпочкина.

– Добрый вечер, юноша. Не помешал?

– Порфирий Михалыч?.. – пораженно уставился на него Данилюк. – А ты… вы… вы откуда здесь взялись?

– Да просто совершал променад, любовался видами ночной Самары, решил вот визит вам нанести, проверить, как поживаете… вы не против?

– Да нет, я не против, но… но здесь же девятый этаж!

– И что?

Данилюк подошел к окну и увидел Тряпочкина, висящего… или, скорее, стоящего прямо в воздухе. У него под ногами словно была невидимая балка.

– А… как это? – удивился Данилюк.

– Мы призраки, молодой человек, – чуть усмехнулся Тряпочкин. – Привыкайте.

Данилюк тоже просунул голову сквозь окно и посмотрел вниз. Похоже, на улице очень холодно. А судя по тому, как качаются внизу деревья, – еще и сильный ветер.

– Я… точно не разобьюсь, если выйду прямо так? – уточнил он. – Глупый вопрос, наверное…

– Вы не умрете во второй раз, не волнуйтесь, – улыбнулся Тряпочкин. – Есть вещи, которые могут причинить вред и призраку, но земное тяготение в их число не входит.

Рассудком Данилюк и сам это прекрасно понимал. Но просто взять и шагнуть с девятого этажа все равно казалось опасным. Он колебался секунд десять, пока наконец не решился.

Ничего страшного не произошло. Вниз он ухнул с той же скоростью, с которой и должен был, но в ушах не свистело, дух не захватывало, «тело» своего положения не меняло. Просто как быстрый лифт. Долетел до земли, впечатался в нее ступнями, остановился.

Даже не успел толком ничего понять.

Спустя несколько секунд Данилюка догнал и Тряпочкин. Он и вовсе спускался медленно, плавно. И остановился не на земле, а в паре ладоней над ней. Потом заметил и поправился.

– Я вот тут подумал… а почему мы не проваливаемся сквозь землю? – полюбопытствовал Данилюк. – Сквозь стены же мы проходим.

– По привычке, – ответил Тряпочкин. – Для нас теперь нет никаких преград, кроме инерции мышления. Вы привыкли, что земля твердая, – вот она для вас и твердая.

– Но… если я все-таки захочу… – просунул в землю руку Данилюк. Та прошла без задержек. – Я ведь могу туда целиком… ну, если вдруг захочу?..

– Если сильно захотите, то сможете погрузиться, но там нет ничего интересного. Поверьте старику, я пробовал. Да и возвращаться потом непросто. Заблудитесь еще.

Время близилось уже к утру, прохожих и машин почти не было. Данилюк и Тряпочкин шагали прямо по мостовой. Данилюк поначалу еще вздрагивал, когда рядом или прямо сквозь них проносился редкий автомобиль, но быстро попривык.

Ему стало любопытно, чем Тряпочкин занимается целыми днями. Бесплатное посещение театров и других представлений – это, конечно, здорово, но все двадцать четыре часа этим не заполнишь. Работать призраку вряд ли нужно. Спать и есть тоже не надо. Неужели просто слоняется по улицам день-деньской?

– Когда как, молодой человек, когда как, – ответил Тряпочкин, когда Данилюк об этом спросил. – На самом деле занятие найти не так уж сложно. Наблюдать за живыми, общаться с другими духами, да или вот хоть телевизор смотреть…

– Телевизор?.. А как вы его включаете-то?

– Молодой человек, ну что вы в самом деле-то? – укоризненно глянул на него Тряпочкин. – Зачем мне его включать? Да войдите в любую высотку, походите по квартирам – быстро сыщете где-нибудь экран с каким-никаким занятным зрелищем. Сего дня вот я, к примеру, наблюдал преинтересную фильму о четырех огромных черепахах, владеющих секретами японской борьбы! Диковинная штука, юноша, до глубины души меня поразила!

– Ага, – только и сказал Данилюк.

Про себя он подумал, что призраку, наверное, нелегко оставаться в струе свежих веяний. Быть может, лет через сто и он сам будет казаться свежим духам старомодным чудаком.

Хотя Данилюку не улыбалось сотню лет бродить невидимкой по городским улицам. Он бы все-таки предпочел посмотреть, куда отправляются все остальные. Тряпочкин говорил, что некоторые просто уходят с задержкой… интересно, долго ли придется ждать ему?

Мимо снова прогрохотал вчерашний призрачный трамвай. На сей раз лишь слегка замедлив ход – Тряпочкин мотнул головой, и вагоновожатый не стал тормозить. В салоне по-прежнему гуляла веселая компания – похоже, та же, что и прошлой ночью.

– Кто это такие? – полюбопытствовал Данилюк.

– А это, молодой человек, нечто вроде «Летучего голландца»… – рассеянно ответил Тряпочкин. – Слыхали, может? Только на современный лад и местного значения – за пределы Самары не выезжают. Хорошего в них мало, вы от них лучше держитесь подальше…

– А что будет, если я к ним сяду?

– Если очень повезет – просто доедете до своей остановки. Если не очень… тогда присоединитесь к ним. И будете вот так вот ездить, пока… не знаю, закончится ли у них когда-нибудь эта поездка. Они не так несчастны, как голодные духи, но судьба тоже не самая завидная…

Данилюк проводил трамвай задумчивым взглядом. Интересно, сколько он уже так колесит по рельсам? Вряд ли очень долго – вагоны, конечно, старинные, но не конка же все-таки.

– Как здесь вообще живется, в этом… мире призраков? – спросил Данилюк.

– Тень. Мы называем его Тенью. Сносно живется. Есть свои беды, свои неприятности… с голодными духами вы уже успели свести знакомство. Но вообще – не хуже, чем среди живых. Разве что поменьше нас тут. И многие… не в себе. На самом деле даже слишком многие.

Данилюк вспомнил ходящего по кругу призрака, вспомнил плачущую девушку и согласился. Видимо, не всем удается нормально принять собственную смерть.

– Да, многие сильно переживают, – подтвердил Тряпочкин. – Здесь-то в основном остаются как раз такие – кто так и не смирился. Остальные уходят сразу же или чуть позже.

– Ну я вроде бы смирился… – пробормотал Данилюк.

– О, вот как раз обратите внимание, – перебил Тряпочкин. – Видите, вон там, возле роддома?

Сначала Данилюк не понял даже, на что смотреть. А потом заметил двух призраков – крошечных, похожих на младенцев… вот ведь блин. Данилюк сочувственно вздохнул.

Хотя маленькие духи печальными не выглядели. В отличие от Данилюка, они не ходили по земле, а летали – весело порхали где-то на уровне крыш. Порой проносились сквозь стены, исчезали и тут же снова появлялись, гоняясь друг за другом в каком-то подобии салок.

– Младенцам проще, – сказал Тряпочкин. – Они еще не знают, что правильно, что нет. Они этого перехода в другое состояние толком и не заметили. Вон тот, справа, кажется, вообще мертворожденный.

– И что с ними теперь будет? – негромко спросил Данилюк.

– Либо в рай через некоторое время унесутся, либо заново родятся, – пожал плечами Тряпочкин. – Вы не переживайте. Я тоже, помню, по первому времени переживал. А потом пообвыкся. И вы пообвыкнетесь. Сейчас в этом плане еще хорошо, детишки богу душу почти и не отдают. А вот в мое-то время тут этих карапузов куда как побольше летало… У меня у самого сыночек меньшой еще в колыбельке преставился, даже окрестить не успели.

– Сочувствую.

– Спасибо, но это уж давно быльем поросло. В мои времена чуть не каждый третий младенчиком на тот свет уходил. Нынешние-то люди счастливы, что такого не знают…

– Счастливы, – согласился Данилюк, задумчиво глядя по сторонам.

Эту улицу он хорошо знал. Ездил сюда пять раз в неделю и иногда по субботам. Здесь, вон в том офисном центре, расположено туристическое агентство «Одиссей Тур», в котором Данилюк проработал почти четыре года. Он сказал об этом Тряпочкину, и тот сразу предложил зайти, посмотреть.

Конечно, в половине пятого утра офисный центр был закрыт и безлюден. Данилюк с Тряпочкиным прошли сквозь двери и бесшумно заскользили по темным коридорам. Данилюк, раньше никого на работу не водивший, с неожиданным для себя удовольствием проводил экскурсию. Рассказывал, что где расположено, делился занятными историями.

– …Так вот, Порфирий Михалыч, приехал, значит, к нам этот немец – не помню уже, как звали, – увлеченно вспоминал Данилюк. – Ну у нас-то в Самаре иностранные туристы вообще редкость. Они в основном Москвой ограничиваются или Питером. Ну по «Золотому кольцу» еще некоторые ездят. Но иногда, бывает, и к нам кого заносит. И вот едет он в нашем автобусе, с другими экскурсантами. Причем даже без переводчика – по-русски нормально понимал. А я ж понятия не имел, что он немец. Я тогда вообще пацан еще был совсем, только после универа. Ну я и задвигаю обычную нашу программу – про город рассказываю, про Волгу, про природу нашу самарскую. Это все нормально шло. А вот потом стало интереснее. Мы там бункер Сталина проезжали, радиостанцию бывшую, которая в Великую Отечественную вещала, памятник советским солдатам… ну я про все это и рассказывал. Подробно, в деталях, углы не сглаживал. Про немецких оккупантов, про подвиги наших бойцов…

– Ну так хорошее дело, – кивнул внимательно слушавший Тряпочкин.

– Хорошее. Только вот немец как-то все больше скисал. В конце экскурсии он вообще уже грустный-грустный сидел. Из автобуса выходил такой понурый, как будто я его лично всю дорогу костерил.

Тряпочкин издал короткий смешок. Припомнил, что при нем немцев тоже стали сильно не любить – незадолго до его гибели как раз германская война началась.

Впереди заиграл луч фонарика – по коридору шел сторож. Ему явно было не по себе – он сутулился, что-то чуть слышно бормотал под нос. Поравнявшись с призраками, дернулся, ахнул, едва не уронил фонарик. Но тут же тряхнул головой, выдохнул и побрел дальше.

– Он нас видел, что ли? – не понял Данилюк.

– Может, и увидал что-то, кто ж его знает, – ответил Тряпочкин. – Темно, пусто, страшно. Атмосфера подходящая.

– А при чем тут атмосфера?

– А призрака легче увидеть, если ты к этому уже морально готов. Мне старые духи говорили, что в старину нас чаще видели. Тогда-то люди верили в призраков, готовы были их встретить – вот и получалось иногда. А сейчас совсем редко и только так вот – почудится что-то на секундочку, да тут же и пропадет.

Входя в хорошо знакомый офис «Одиссей Тур», Данилюк слегка промедлил на пороге. Он еще ни разу не бывал здесь ночью. Все выглядело так же, как днем, но… как-то не так.

Данилюк остановился у своего компьютера и уныло на него уставился. Вчера он должен был подготовить одному дядьке документы на визу в Японию. Обидно, подвел человека. Клиент был хороший, уважительный.

Да и кое-что удалить Данилюк не отказался бы и на этом компьютере. Письма кое-какие.

Вот интересно, что теперь будет с его почтовым аккаунтом? Пароль никто другой не знает… хотя у Данилюка он простой, подобрать при желании нетрудно.

Хотя кому это нужно? Он же не директор, не главбух – рядовой агент. Ничего важного у него там не было.

Но все равно жалко, что нельзя подчистить хвосты.

Данилюк даже спросил у Тряпочкина, нет ли какого-нибудь способа это сделать. Вот этот нашумевший полтергейст… это вообще правда? Бывает – или сплетни все?

Тряпочкин сказал, что бывает, но чрезвычайно редко. Призраки же бесплотны. Это не газ и даже не излучение какое-нибудь, а насквозь нематериальная субстанция. Что-то двигать удается очень немногим, и то при каких-нибудь особых обстоятельствах.

Еще Тряпочкин сказал, что призраки не только дотронуться ни до чего материального не могут, но даже и видеть-то его, строго говоря, не видят. Да и не слышат тоже.

Здесь Данилюк решил, что чего-то недопонял. Как это не видят и не слышат, если он прекрасно все видит и слышит. Да, люди и предметы теперь какие-то размытые, а звуки приглушенные, но… он же их видит! И слышит!

Тряпочкин кивнул и сказал, что все правильно. Просто теперь, когда ты дух, ты видишь уже не мир живых, а ту самую штуку, которую называют Тенью. Других духов видишь. Тех, что тела уже покинули, – четко и ясно. А тех, что еще в телах пребывают, – вот так вот, размыто. Свои духи, оказывается, есть не только у людей и животных, но и вообще у всего, что существует на свете.

И со слухом так же. Духи ощущают не сами колебания воздуха, а их призрачное «эхо».

Ну а сами издавать звуки конечно же они не могут. Даже если призрак ухитрится показаться живым – он все равно останется безмолвным. Суметь заговорить – это уже первая стадия полтергейста, когда призрак может уже хотя бы воздух колебать. Чуть-чуть совсем.

Но и просто стать видимым – задача дьявольски непростая. Некоторым это таки удается, но очень-очень редко и тоже при особых обстоятельствах, в каких-то конкретных местах. И даже тогда их обычно видят не все, а только особо восприимчивые.

– Так, значит, при особых обстоятельствах что-то двигать все-таки можно? – уточнил Данилюк. – А каких именно, например?

– Да тоже в местах специальных, – сказал Тряпочкин. – Или в присутствии людей восприимчивых. Про спиритические сеансы слышали, юноша? Я вот, было дело, захаживал туда.

– Это где тарелку вертят? – припомнил Данилюк.

– Тарелку или еще что-нибудь. Если долго тренироваться, можно научиться ее подталкивать. Чуть-чуть.

– А разве так действительно можно кого-то вызвать? – усомнился Данилюк.

– Э-э-э… теоретически можно. Но если нет настоящего медиума, то сигнал получается очень слабенький, а настоящих медиумов сейчас днем с огнем не сыщешь. Так что обычно слышат только те, кто совсем рядом. Такие вот бродячие духи вроде нас. Ну я и заглядывал на огонек, разводил тары-бары – какое-никакое, а все развлечение. Обычно за Пушкина себя выдавал. Потом за Ленина стал.

– Зачем?

– А вы думаете, кому-то интересен дух коллежского асессора Тряпочкина? Всем подавай Пушкина, Ленина, Наполеона… в восьмидесятых вот Высоцкого часто вызывали…

Данилюк задумчиво покивал, а потом вдруг сообразил:

– Порфирий Михалыч… так это, значит, можно с живыми связаться?!

– Можно. А что?

– А что ж вы молчали?! Можно же…

– Что?

– Ну… сообщить им…

– Что?

– Ну… это… что мы тут…

– И дальше что?

– Ну…

– То-то и оно. Мы тут, а они там. Рано или поздно каждый из них тоже будет тут. А вот мы назад уже не вернемся… да и зачем, собственно? Какая разница – тут или там?

– Тут мне не очень-то нравится.

– А я вот ничего, привык. И вы привыкнете.

Уже светало, когда Данилюк и Тряпочкин вышли из офисного центра. Данилюк решил вернуться в дом родителей, посмотреть, как его будут хоронить. Все-таки вряд ли он еще когда такое увидит.

Да и вдруг за ним кто-нибудь все-таки явится… с того света? Конечно, они скорее всего найдут его где угодно… но мало ли как у них там все устроено?

Мимо прошла девушка в легкой шубке. За ней бежала собака… нет, призрак собаки. Черная хаски приветливо гавкнула Данилюку с Тряпочкиным и снова затрусила за девушкой, едва не тычась в нее мордой.

Та, разумеется, ничего не замечала.

– Ишь, на радугу-то не идет, хозяйку дожидается, – добродушно усмехнулся Тряпочкин. – Таких верных нечасто встретишь. Хорошая девчонка, видать.

– Это долго ждать придется, – заметил Данилюк. – Девушка-то молодая совсем.

– Для духа время некритично. Мы можем ждать очень долго.

Глава 4

Похороны состоялись в полдень, на Городском кладбище. Собрались родственники, друзья. Мама тихо плакала.

Сам же покойник стоял чуть поодаль и чувствовал странную неловкость. Как будто нечаянно испортил всем настроение. Ему не было печально или тоскливо – лишь легкая грусть, какая бывает на выпускном вечере. Жаль прощаться со школой, а по одноклассникам будешь скучать… но не более того.

Сестра тихо рассказывала матери, что Алеша ей этой ночью приснился. Почти в точности передала сказанные им слова, отчего мама расплакалась еще сильнее.

Бабушка тоже припомнила, что ей снилось нечто похожее, но только сам факт, без подробностей. А брат и отец вообще забыли о его визитах и теперь расспрашивали Надю.

Конечно, никто не воспринял эти сны всерьез. Просто приснился покойный брат/внук – что тут такого? Данилюку и самому снился дедушка, когда того хоронили… блин.

Изо всех сил стараясь вспомнить тот сон десятилетней давности, Данилюк пропустил момент, когда стали закрывать крышку гроба. Мама подошла проститься последней, положила у изголовья любимые темные очки Данилюка – яркими солнечными днями он с ними не расставался.

Данилюк умиленно улыбнулся… и вдруг почувствовал в кармане шевеление. Сунув туда руку, он обнаружил эти самые темные очки. В призрачном виде, понятно.

– Спасибо, мам… – изумленно произнес он, тут же их надевая.

Сейчас они ему требовались как змее перчатки, но все равно было очень приятно.

Гроб опустили в яму и закидали землей. Рядом оставили рюмку водки, несколько конфет в фантиках и маленькую кладбищенскую свечку. Данилюк наклонился и поводил рукой сквозь пламя.

Тепла, конечно, не чувствовалось. И огонек даже не дрогнул. Тряпочкин, если ему верить, научился подталкивать тарелку на спиритических сеансах – значит, это все-таки возможно. Только вот как именно это делается, Данилюк спросить забыл.

Ладно, в следующий раз.

Народ еще немного постоял возле могилы, а потом начал расходиться. Одни по домам, другие погрузились в автобус. Родители арендовали для поминок небольшую столовую в соседнем квартале.

Данилюк на поминки решил не ехать. Не хотелось и дальше травить душу, глядя на горестные лица. Все, кончено, книга жизни закрыта.

Вместо этого он остался сидеть на своей могиле, рассеянно глядя на табличку. «Алексей Валерьевич Данилюк, 14 августа 1986 года – 25 февраля 2015 года». Вот и все, что от него осталось. Кусок земли и деревянный крест с надписью.

Крест… а почему они поставили крест? Данилюк не был крещеным. Он вообще не верил в Бога. Он думал, что после смерти будет… ничего не будет. Просто перестанешь существовать. Как свет выключили.

Выходит, ошибался.

Сидеть на могиле и дальше смысла явно не было. При жизни Данилюк считал похороны бессмысленным ритуалом. Зачем закапывать в землю мертвое тело, а потом еще и украшать его чем-то сверху? Пустой расход времени и сил. На одних гробах сколько можно бы сэкономить!

Теперь, когда он умер… его мнение не изменилось. Да, он каким-то образом знал, чувствовал, что труп там, внизу, но ему от того не было ни жарко ни холодно. Лежит в могиле, ну и пусть лежит. Как старая квартира, из которой съехал.

Данилюк уже собирался уходить, когда заметил что-то боковым зрением. Повернувшись, он увидел у соседней могильной плиты двух жутко странных типов. Они смотрели прямо на него – без особого интереса, но явно его видели.

Первый выглядел как мертвец. Полуразложившийся, в каких-то истлевших обносках, а вместо головы – череп. Из голых костей росли седые волосы и длинная пушистая борода.

Второй был карликом. Едва по колено Данилюку, тоже бородатый, с огромными мохнатыми ушами. Одет он был в какой-то армяк… зипун… Данилюк не разбирался в старинной одежде.

При жизни его первым порывом было бы задать стрекача. Кто не задал бы, увидев подобных типов? Но теперь… теперь он сам такой же. Хотя не совсем такой же, конечно, но в любом случае тоже призрак.

Кем еще могут быть эти двое, если не призраками?

Конечно, они могут оказаться голодными духами. Особенно вот этот, с черепом. Но они вроде мирные, нападать не нападают, характерных зубищ у них нет…

– Алекшей Валерьевич, жначит, – прочел надпись на кресте трупообразный призрак. – Ш прибытием. Добро пожаловать на мое кладбище.

– А… спасибо, – неуверенно кивнул Данилюк. – С кем имею честь?

– Демьян Федорович, – представился трупообразный.

– А меня просто Прокопом величай, – сказал карлик.

– Ага. Очень приятно. А… что значит, на ваше кладбище? Вы тут… директор, что ли?

– Не директор он, а Хозяин, – поднял палец Прокоп. – Хозяин Кладбища. Есть такая профессия.

– Ого, – только и сказал Данилюк.

Оказалось, что Хозяин Кладбища – это действительно дух… но не призрак. Все призраки – духи, но не все духи – призраки. И Хозяин Кладбища – это такой особый дух, которым обычно становится самый первый, кто здесь похоронен. Как вот Демьян Федорович – его тут прикопали в конце двадцатых, еще до официального открытия собственно кладбища.

Ну а Прокоп тоже оказался духом – и тоже не призраком. Домовым он оказался.

Данилюк особо даже не удивился, услышав, что домовые, водяные и лешие – тоже не сказка и нормально себе существуют бок о бок с людьми.

– Я тут вообще-то редко бываю, – сказал Прокоп. – Моя высотка-то далеко отсюда, аж на Ташкентской. Это я так, в гости зашел, покалякать о всяком.

– На кладбище?.. В гости?..

– Ну а что? На кладбище тоже наши живут. Тут двор ухоженный, соседи спокойные…

– А ты, жначит, по матушке иж Некрашовых будешь, – задумчиво молвил Хозяин Кладбища. – К родне в могилку, жначит. У меня тут ваших-то уж немало лежит, оно конечно. Так-то мешто-то уж на Городшком кончилошя почти, у меня теперь редко новые поштояльцы. Ошобенно такие, чтобы шами швое тело-то шопровождали. Ну что, Лешка, выпьем жа упокой твоей души-то?

Демьян Федорович деловито цапнул с могильной плиты рюмку водки. Данилюк аж выпучил на это глаза – привык уже, что призраки не могут ни до чего дотрагиваться.

Но Хозяин Кладбища был не призраком. Он преспокойно выжрал водку и закусил конфетками. Было откровенно жутко смотреть, как их перемалывают зубы голого черепа.

– Вообще-то это мне поставили, – слабо запротестовал Данилюк.

– Нет, паренек, шалишь, – хмыкнул Демьян Федорович. – Это мне поштавили. Как Хожяину Кладбища, подношение. Чтоб я, жначит, жа могилой твоей приглядывал, да коштей твоих не ворошил.

– Да ничего подобного! – возмутился Данилюк. – Это покойному!

– Жабыли люди ижначальный-то шмышл подношений. Ты вообще думаешь, кто вшу эту водку выпивает?

– Я думал, бомжи.

– Иногда и они, конечно. Мне-то одному много не надо. Но вообще-то это мое. По жакону. По традициям.

Данилюк смолчал. Честно говоря, он понятия не имел, в чем смысл этой традиции – оставлять покойному водку и конфеты, – но был уверен, что это все-таки предназначено ему. А не какому-то кладбищенскому упырю.

Даже обидно слегка.

– Да ты не рашштраивайша, тебе там тоже ошталошь, – махнул рукой Демьян Федорович.

– Что осталось-то? – буркнул Данилюк. – Ты все выпил.

– А дух? Дух-то водки тебе ошталша. Бери да пей.

Данилюк посмотрел на плиту и с удивлением обнаружил на ней все ту же рюмку водки. Только теперь не туманную и расплывчатую, а четкую, ясную. Он недоверчиво взялся за ножку… поднял… опрокинул в рот.

У духа водки был вкус водки.

Точно так же Данилюк съел и призрачные конфеты. «Барбарис», его любимые.

– Ну вот, видал? – насмешливо хмыкнул Хозяин Кладбища. – Ему поштавили, ему поштавили… Шпашибо бы шкажал. Ешли б я это не шъел и не выпил, ты бы ничего и не получил.

Данилюк слушал с большим интересом. Ему открывались новые горизонты. Конечно, поесть и выпить – не самое главное в жизни, но все же приятно, что призраку это доступно. А то с одной только жвачкой было бы как-то скучно.

Опьянеть, правда, он с выпитой водки не опьянел… но ее было-то всего пятьдесят грамм. С такой дозы и живой Данилюк не окосел бы, хотя всегда был малопьющим. Он иногда шутил, что пьет только на свадьбах и похоронах… сейчас шутка уже не казалась смешной.