Притворщица

– Терпение, Алан, – искусство, которым ты так и не смог овладеть, – улыбнулась Кристина. – Удачного дня. Жаль, что не смогла тебе помочь. Ты не дал шанса.

Дверь за детективом захлопнулась, но женщина за стойкой даже не повернула головы. Я пожала плечами и вопросительно посмотрела на Кристину. Мы вернемся в лечебницу? Об этом я думала с сожалением.

– Не расстраивайся, – ободряюще сказала она. – Ты хорошая девочка. Просто Алан не привык к таким, как ты. К тому же профессия накладывает отпечаток.

– Я больна.

– Одна из немногих, кто это понимает.

– Он вернется.

– Что? – Кристина замерла.

– Детектив вернется. Можно мы возьмем с собой остатки? Я хочу съесть их вечером. Можно?

– Конечно, дорогая. Допивай свой кофе, мы не спешим.

Я смотрела поверх ее плеча, туда, где на стене висела большая деревянная доска для рисования мелом. Гости оставляли на ней отзывы и благодарности, а дети рисовали, пока ждали родителей, поэтому на доске всегда была мешанина почерков, рисунков, каляк и пятен.

– Можно? – спросила я.

Кристина кивнула, поднимаясь.

Я прикоснулась к холодному мелку, покатала его в руке, наблюдая, как на коже остаются белые следы. Рука дрожала, когда я выводила буквы. Как давно я не писала! Буквы получались неровные и какие-то карикатурные:

«Смерть не конец пути. Для убийцы это только начало. К.»

Я положила мелок обратно и повернулась к Кристине. Та задумчиво рассматривала надпись, словно что-то вспоминая.

– Идем?

– Идем, – согласилась она.

На улице начинался дождь. Мы прождали омнибус лечебницы очень долго, я успела вымокнуть. Но ничто не могло заставить меня отвести взгляд от серого неба, с которого лилась вода. Я помнила, что в Хейзенвилле постоянно шел дождь, но никак не могла вспомнить ощущение, когда холодные капли падают на лицо.

Кристина почти силком затащила меня в омнибус. Мы сели на самые задние места, несмотря на то что, кроме нас, пассажиров не было. Экипаж медленно двинулся вдоль узких хейзенвилльских улочек. Я смотрела на знакомые пейзажи и чувствовала себя – впервые за долгое время – живой.

И вдруг – словно удар в солнечное сплетение – я увидела девушку. На противоположной стороне дороги. Она сидела на скамейке перед банком, листая свежую газету. Вероятно, ждала, когда закончится дождь, – при ней не было зонта.

– Кортни! – прошептала я.

И закричала так, что Кристина вскочила:

– Кортни!

– Ким! Прекрати! – раздался строгий голос Хантера Дельвего.

Но я уже не слышала ничего, кроме бешено бьющегося сердца. Я рванулась к дверям и выскочила прямо на дождливую улицу. Рванулась вперед, к сестре, набирая в легкие воздух, чтобы закричать. Но почувствовала, как слабеют ноги и сознание ускользает прочь.

– Кимберли, – из тумана донесся мужской голос, – расслабься.

Выбора уже не было. Не успела.

Сильные руки обхватили меня за плечи. Я дернулась, истратив остаток сил на глупую попытку вырваться.

– Ким. На сегодня хватит. Сейчас ты успокоишься и уснешь.

Я силилась найти взглядом Кристину, но не видела ничего, кроме колдовских серых глаз менталиста. Они затягивали в бездонный омут, заглушали звуки внешнего мира и забирали его краски. Ноги подкосились, но Хантер не дал мне упасть, мягко подхватив на руки.

Показалось, перед обмороком я поняла что-то очень важное.

Но не успела осознать.

Год назад

– Господин Дельвего, – сестра-целительница передала мне папку, – мы ждем вас несколько часов.

– Что-то срочное?

Ему совсем не хочется сейчас заниматься делами «Хейзенвилль-гард». Хантеру Дельвего плевать на вверенную городом лечебницу, как и на всех этих воющих в коридорах безумцев. Когда-то он верил, что сильный ментальный дар – ключ к разгадке тайн безумия, но жизнь умеет разочаровывать. Порой казалось, он застрял в одном-единственном дне.

– Мы так и не смогли достучаться до новенькой. Кимберли Кордеро, вот история болезни. Она ничего не ест, отказывается от воды и почти не спит. Ее сестра…

– Да, Кордеро, я знаю.

Все в Хейзенвилле знают семью Кордеро. Как иронично, что у одной из их наследниц поехала крыша. Хантер не застал Карла Кордеро, но слухи о нем ходили даже в Даркфелле.

– Ее сестра дала добро на ментальное вмешательство. Они хотят сохранить ей жизнь.

Как и все эгоисты. За свою карьеру ментального лекаря Хантер общался с тысячами безумцев, и никто из них не желал для себя такой жизни. Но, по иронии судьбы, они не имели права этой жизнью распоряжаться.

– Хорошо. Приведите ее в кабинет, я займусь.

– Да, господин Дельвего. Должна предупредить: девушка может быть опасна. На ее счету три убийства и несколько покушений.

– Я справлюсь, – натянуто улыбается он. – Приведи.

Через полчаса Кимберли сидит в углу его кабинета, пустым взглядом буравя стену. А он задумчиво рассматривает ее, отстраненно отмечая былую красоту. Когда-то она определенно была хороша: длинные светлые волосы, огромные глаза, похожие на кукольные, милое личико и фарфоровая нежная кожа.

Ким напоминает ему свою сестру.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

Девушка молчит.

– У меня тут твоя история болезни. Впечатляет. Ты устроила сестрам настоящий ад. Я даже восхищен. Не поделишься, за что ты их так возненавидела?

Для нее его, кажется, вовсе не существует. Хантер со вздохом откладывает в сторону бумаги. Часа слишком много: несколько минут ментального воздействия – и Ким превратится в живую куклу, способную лишь отстраненно выполнять чужие приказы. Из этого состояния нет выхода, для него не существует исцеления.

Это тоже всегда казалось ему эгоистичным: запереть больную душу внутри, обрекая на вечные муки. Даже боги не знают, что скрывается за таким желанным внешним спокойствием безумца.

– Ким, – он подходит ближе и опускается на корточки рядом с ней, – я знаю, что ты понимаешь меня. Буду с тобой откровенен: я должен сделать нечто очень неприятное и необратимое. Таковы правила. Когда пациент отказывается от еды и медленно убивает сам себя, мы подвергаем его ментальному воздействию. Оно сотрет тебя, Ким, оставит только пустую оболочку. Но это вовсе не смерть. Не желанное избавление от страданий, это много хуже. Пустота. Твои страхи, от которых невозможно сбежать. Твои самые худшие воспоминания, которые ты проживаешь раз за разом без возможности сбежать. Если я это сделаю, ты навсегда окажешься во тьме. Мне бы этого не хотелось.

Он протягивает руку и убирает с ее лица волосы.

– Я знаю, что ты умная девушка, Ким. И я думаю, мы сможем подружиться.

Глава 2

– И что ты такое сделала, что оказалась здесь? – раздался над ухом ехидный голос Хейвен. – Покусала красавчика-детектива?

Меня поместили в одиночную камеру размером едва ли больше постели, которая в ней стояла. Узкой и твердой постели, где не было даже подушки. Из-за этого болела голова, а на губах ощущался горьковатый привкус лекарственных зелий.

– Устроила истерику в омнибусе, – простонала я. – Как хочется пить. Сколько времени?

– Середина ночи.

Значит, воды не дадут до утра. Что ж, веселая выдастся ночка.

– А истерика была хотя бы достойная?

– Не очень. Я видела Кортни.

– А, эту напыщенную стерву.

– Она не напыщенная и не стерва, – возразила я собственной галлюцинации.

– И почему тогда она ни разу тебя не навещала?

Я промолчала, уставившись в стену. Все равно я надолго запомню эту вылазку. Даже стало как-то легче, увидев жизнь, которая не остановилась с начала моего заключения. И пусть Кристина больше никогда не попросит о помощи, я сохраню в памяти запах кондитерской, ощущение дождя на лице и мела на пальцах.

– А где ты была? – спросила я.

– Не знаю. – Хейвен пожала плечами. – Где-то.

Вдвоем нам было тесновато, хоть я и знала, что не могу прикоснуться к Хейвен – она не имела плоти. Но все равно ходить через призрака казалось диким. Я сползла с жесткой койки на мягкий пол. Парадокс – пол в камерах мягкий, чтобы мы не бились об него головой, а койки жесткие. Что ни говори, мне больше нравилась моя камера, там можно было спать везде, в любом положении и месте.

– Как думаешь, почему он их убивает? – вдруг спросила Хейвен.

– Не знаю. Может, кому-то мстит. Может, кого-то ищет. Может, что-то забирает. Не знаю. Мне неинтересно.

– Врешь.

Хейвен легла на койку. Она всегда была одета в один и тот же костюм для верховой езды. Разве что не хватало шлема, да куртка осталась лежать где-то в гостиной дома. Там, где я ее убила.

– А если детектив не вернется, что будешь делать тогда?

– Хейвен, я не знаю, отстань! Я не хочу, чтобы он возвращался.

– Но ты хочешь еще разок выйти.

Девушка свесилась с койки и заговорщически прошептала:

– А давай притворимся, что ты что-то знаешь? Они будут тебя выпускать!

– Кристина, как и ее брат, – менталист. Думаешь, она не поймет? Знаешь, я устала, я буду спать. Сделай одолжение, помолчи для разнообразия.

Хейвен насупилась, но заткнулась, и я погрузилась в спасительную тишину. Можно было не думать, не вспоминать и не представлять. Спать не хотелось, но, чтобы Хейвен не доставала, я сделала вид, будто заснула.

Дверь камеры вдруг приоткрылась, впустив слабую полоску света. И зачем меня здесь запирают? Для других пациенток это еще имеет смысл: все живут по двое или по трое. Меня переводить из одиночной камеры в камеру поменьше довольно скучно.

– Ким, у тебя посетитель.

На удивление, пришла не сестра-лекарка и не охранник, а сама Кристина. Я зажмурилась от света, ставшего ярче, и поднялась. Потом вдруг поняла, что Хейвен снова нет. И успела лишь мельком удивиться.

Потому что затем все смешалось.

Надежда.

Сестры? Меня еще никто не навещал с тех пор, как я попала сюда.

Удивление.

Почему ночью? В это время не пускали посетителей.

Разочарование.

Это не сестры, а, скорее, заносчивый, хамоватый детектив.

Это разочарование так испортило настроение, что когда я вошла в комнату для свиданий, даже не взглянула на Ренсома и равнодушно скользнула взглядом по Хантеру у дальней стены. Охранник усадил меня на стул и выжидающе посмотрел. Нехотя я протянула руки, и на запястьях сомкнулись кандалы. Впрочем, это было лишним в комнате с двумя магами, один из которых сильнейший менталист.

Впервые в жизни я рассматривала комнату для свиданий. Ничего особенного она собой не представляла: полутемное помещение, посередине низенький стол с отполированной множеством рук столешницей. Выходов два: один для посетителя, второй для пациента, и у обоих стоит охрана.

Я удивилась, когда Ренсом поставил для охранников завесу. Ждала, что те его одернут или Хантер потребует снять заклятие, но, похоже, они уже обсудили этот момент.

– Обычно люди извиняются, когда посреди ночи поднимают кого-то для разговора, – сказала я.

– Обычно я даже не разговариваю с такими, как ты.

– Зря идешь против принципов.

Я поднялась, повернувшись к охранникам, чтобы они увели меня в палату. Но… они остались безмолвными и неподвижными.

– Ким, сядь, – мягко произнес Хантер, но в его голосе на секунду прозвучали стальные нотки.

– Я предполагал, что твое хорошее настроение от прогулки испарится. Кристина предупредила, что иногда ты бываешь… агрессивна.

– А она не предупредила, что среди моих жертв был детектив? – улыбнулась я.

– Он снова убил. Я хочу, чтобы ты еще подумала над мотивами и целями.

– Катись.

– Ты невменяемая.

– Это не новость в наших краях, придумай что-то еще.

Ренсом полез во внутренний карман куртки, и я напряглась. Но детектив извлек небольшой серебряный портсигар и толкнул ко мне. Я поймала и почувствовала тонкий запах табака.

– Это первое, что я хочу тебе предложить.

Никогда не любила сигары и в юности не курила. Но сейчас почему-то очень захотелось, и я повременила уходить. Ренсом помог мне закурить, но сам не стал.

От едкого горького дыма я закашлялась. В голове немного прояснилось.

– Ты написала кое-что на доске в кондитерской. Зачем?

Я пожала плечами, выпустив колечки дыма.

– Я всегда так делаю. Пишу записочки. Пугаю людей.

Ренсом смотрел с отвращением, которое плохо пытался скрывать. Я же готова была рассмеяться. Сигара медленно тлела в руках, и дымок, поднимающийся от кончика, завораживал.

– Что ж, его ты не напугала. Скорее заинтриговала. Он убил хозяйку. И оставил для тебя вот это.

Ренсом вытащил небольшую коробочку, напоминающую ювелирную, только чуть больше размером. Я замерла, и впервые рука с сигарой дрогнула. Я не спешила брать предложенное. Долго смотрела на красный бархат и гадала, чем аукнется мне эта история.

Потом все же взяла. Хуже быть не могло.

В коробочке оказался небольшой цветок, красивый, с красными шелковистыми лепестками и сочными зелеными листьями. Мастерская миниатюрная копия цветка кордера. Но едва я коснулась цветка, тот сразу же почернел и опал. В нос ударил легкий запах гнили, в ярости я отбросила шкатулку и ударила по столу рукой.

Охранники бросились ко мне, но Хантер жестом их остановил.

– И третье, – как ни в чем не бывало продолжил детектив, – я хочу предложить тебе выйти со мной на сутки и посетить места преступлений. Он клюнул на тебя. Я хочу это использовать. А ты получишь возможность гулять и вкусно есть за мой счет.

Он улыбнулся, и мне вдруг захотелось стереть эту улыбку с лица детектива.

– Воспоминания об этом деле скрасят тебе остаток жизни.

Я вернулась к сигаре, которая, на удивление, не потухла.

– Не боишься оставаться со мной наедине? Я ведь ненормальная.

Ренсом поднялся и подошел к моему стулу. Обоняние учуяло тонкий запах его парфюма. Приятный, тяжелый аромат. Я не двинулась с места, лишь подняла глаза.

– Ты ведь не знаешь, насколько нормален я, – сказал Алан.

И уже у выхода, намереваясь закрыть дверь, обронил:

– У тебя час, Кордеро. На размышления и сборы. Второй раз я не приду.

– И почему он ведет себя так, словно это мне хочется ему помогать? – задумчиво спросила я у охранника.

Тот, конечно, ничего не смог ответить.

* * *

Детектив солгал: он дал меньше часа. Наверное, не допускал даже мысли, что я откажусь, потому что почти сразу же, как мы с Хейвен вернулись в палату, сестра-целительница принесла стопку одежды.

– Не хочешь ничего мне рассказать? – обиженно спросила Хейвен, пока я одевалась.

– Что, например?

– Убийца прислал тебе цветок кордера. Ты его знаешь?

– Нет. – Я пожала плечами. – Но он знает меня.

– И тебе неинтересно откуда?

– Обо мне писали газеты. Наследница рода Кордеро оказалась сумасшедшей убийцей. Это сенсация. Любой мог прочесть.

Хейвен вдруг расхохоталась. Ее смех эхом прокатился по пустым коридорам лечебницы. Я знала, что никто, кроме меня, ее не слышит, но все равно вздрогнула и на секунду испугалась, что сейчас придет дежурная сестра и запретит мне идти с Ренсомом.

А значит, решение было принято: я выхожу на свободу.

Пусть ненадолго, пусть лишь чтобы остановить такого же монстра, как и я сама. Но это несколько сладких дней на свободе и… новая игра, мысли о которой будоражат.

Я прислонилась лбом к холодной двери камеры, чтобы успокоиться.

Нет, Ким, нет. Игры закончились. Посмотри, что бывает, когда проигрываешь. Посмотри, где ты оказалась. Запертая навечно с мертвой девушкой.

– Почему я вижу тебя, а других нет? – спросила я.

– Других? – Хейвен нахмурилась.

– Я убила троих. Тебя, маму и детектива. Почему они не приходят?

– Не знаю. Помнишь, что говорил лекарь Дельвего?

– Хантер? Я вообще его не помню. Кристина говорит, он лечил меня. Но я словно… словно не встречалась с ним раньше. Интересно, почему?

«Провалы в памяти неслучайны, Ким. То, что с тобой произошло, не способен выдержать человек. Твоя магия сходит с ума, блокирует воспоминания о прошлом. Потому что иначе они обрушатся на тебя со всей тяжестью и уничтожат».

Его голос был так реален, что я даже обернулась в поисках лекаря. Но Хантера в палате не оказалось, да и Хейвен куда-то исчезла. Я с силой давила на виски, пока не потемнело в глазах.

С каждым днем мне все хуже и хуже. Граница между миром галлюцинаций и миром реальности стирается, воспоминания тускнеют. Я почти не помню лиц сестер, лишь слышу иногда их голоса. Не помню дни здесь, в лечебнице. Говорят, лишенный магии обречен медленно умирать, теряя себя. Говорят, зелья и ментальные заклятия, что используют на нас, разрушают личность. Такие, как я, не живут здесь дольше пяти лет.

Безнадежные. Изгнанные из мира нормальных людей.

Убийцы, насильники, психопаты.

Меня лишили магии два года назад. Время неумолимо вело отсчет.

Я почти ждала, когда стрелки на этих часах остановятся навечно.

Дверь вдруг скрипнула, и в темную палату проникла полоска тусклого света. Я отпрянула, ожидая увидеть сестру-целительницу, Кристину или охранника, но… никто так и не вошел.

Сердце билось так быстро, что мне не хватало воздуха, а Хейвен, как назло, куда-то пропала. Первые несколько шагов дались с неимоверным трудом.

                                 Тук-тук, за окном                                 Тихо плачет навь.

Мой собственный голос звучал откуда-то издалека.

                                 Старый дом, старый дом,                                 Сон ты или явь?..

Собравшись с духом, я решительно вышла в коридор, намереваясь привлечь внимание охраны, но он был совершенно пуст.

                            Тук-тук, медленно                            Открываю дверь.

Ряды одинаковых зарешеченных окошек палат, слегка подрагивающий тусклый желтый свет. И круглое окно в самом конце. Я никогда не видела его ночью, а днем оно казалось не таким жутким. Сейчас в него смотрела проклятая луна.

                            Старый дом, старый дом —                            Ты ему не верь…

Кроваво-красные буквы ярко выделялись на светлой стене:

                            Тук-тук, ветер здесь,                            Он стучит в окно.

Темная фигура: бесформенная, уродливая, словно сотканная сразу из всех моих кошмаров, – ярко выделяется, подсвеченная предательницей-луной.

                            Обернись, ведь тебе                            Жить не суждено.

Старая детская песенка, неизвестно откуда появившаяся в моей голове, звучала по-особенному мрачно сейчас, когда я не отрываясь смотрела на силуэт в конце коридора. Темный плащ полностью скрывал человека… нет, существо – человеком эта тварь не могла быть по определению. Но я знала, что оно смотрит. Знала, что если пошевелюсь, то произойдет что-то непоправимое.

Как будто так уже бывало.

Как будто так было всегда.

Оцепенение спало, и я сделала единственную вещь, казавшуюся логичной: попыталась вернуться в палату. Часть меня – та, которая еще сохранила остатки разума, – понимала, что происходящее лишь ночной кошмар и все, что нужно сделать, – это проснуться. Другая, ведомая инстинктами, как испуганный зверек, бежала прятаться в палату. Как будто железная решетка могла защитить от чудовищ, порожденных разумом.

– Кимберли!

Пятясь и не сводя взгляда с темной фигуры у окна, я врезалась в кого-то спиной. От неожиданности вскрикнула, оступилась и едва не упала на холодный каменный пол, но Хантер Дельвего успел подхватить меня прежде, чем это случилось.

– Что ты здесь делаешь? Почему ты не в палате?

Я обернулась к окну, чтобы удостовериться: призрак исчез. Как и всегда бывает, столкновение с реальным миром на некоторое время вырвало меня из власти болезни.

Но скоро все повторится. Снова и снова, пока я не потеряюсь окончательно и от прежней Ким не останется пустая оболочка. Пока кошмары не сожрут привычный мир и не превратят его в кривое отражение кровавого прошлого.

– Кто-то открыл дверь… – пробормотала я.

Двери не открываются сами по себе. Когда я играла с сестрами, я делала это десятки раз.

А теперь кто-то играет со мной?

– Я разберусь, – сказал он. – Идем, нам пора.

– К детективу Ренсому?

Хантер бросил на меня задумчивый взгляд.

– Да. К детективу Ренсому. Нужна твоя помощь, Ким. Нужно поймать того, кто держит Хейзенвилль в страхе.

– Жаль, что это не я. – Моих губ коснулась улыбка. – Вы бы справились быстрее.

Будь я чуть умнее или удачливее, мои сестры были бы мертвы.

Хейзенвилль – холодный город. Тусклый, дождливый, старинный и мрачный. Я редко покидала его пределы, но когда это все же случалось, то казалось, будто время здесь остановилось. Будто мы все – персонажи огромного кукольного домика, покрытого пылью и населенного призраками.

На этот раз они не стали рисковать, и в город меня вез частный экипаж с закрытыми наглухо окнами. Но я слышала барабанящий по крыше дождь и, закрыв глаза, представляла, как холодные капли падают на лицо, стекают по щекам и теряются где-то в одежде.

А потом мечты воплотились в реальность. Мы вышли на залитую водой улицу и, пока шли, перепрыгивая бурлящие потоки, вымокли почти насквозь. Хантер сквозь зубы ругал неработающие ливневки и магов из мэрии, каждый раз удивляющихся дождю, а мне хотелось остановиться, посмотреть в затянутое тучами ночное небо и рассмеяться.

Даже если это последнее воспоминание о реальном мире, перед тем как я навсегда погружусь в собственные кошмары, – оно того стоит.

Алан Ренсом появился словно из ниоткуда. Он молча смерил меня мрачным взглядом и, обогнав нас, поднялся на второй этаж старого дома с апартаментами.

– Это его дом? – спросила я у Хантера.

– Кого? – Он был так погружен в свои мысли, что, кажется, даже не заметил присоединившегося к нам детектива. – А… нет, это служебная квартира управления. Ее используют, когда приезжают детективы из Даркфелла или когда берут под охрану свидетелей.

– Но я не свидетель.

– Ты консультант.

Неожиданно даже для самой себя я почувствовала прилив душевных сил.

У меня не было шанса представить свое будущее. Его просто не существовало. С самой смерти отца я знала, что сделаю, я сгорала от нетерпения, выведывая секреты сестер.

Кортни и Кайла. О, у них было много тайн. И все они тщательно скрывали от глупой наивной малышки Ким. Их лица, когда я один за другим щелкала их секреты, надо было видеть!

– Ким!

Я снова слишком глубоко погрузилась в мысли. Хантер усадил меня на диван и дал большое сухое полотенце, чтобы я вытерла волосы. Детектив сел напротив. Пока я силилась вспомнить лица сестер, он успел разложить на столике папки с делами.

– Взгляни на это. И скажи, что видишь.

Детектив был прав еще в кондитерской: я бесполезна. Я не умею проникать в разум преступников, я не обладаю нужными знаниями или интуицией. Когда-то мачеха робко предполагала, что у меня могут быть способности менталиста, но и те крохи дара, полученного по наследству, отобрали вместе с правом на свободу.

Так несправедливо: много лет назад моя сестра забрала чужую магию. И до сих пор живет с ней. А мне пришлось отдать свою.

– Эй, ты уснула? – Детектив помахал рукой у меня перед носом. – Боги, что я здесь делаю? Она просто больная. Давайте выставим ее как приманку – и перестанем делать вид, что нам и впрямь нужна консультация полоумной.

– Алан, не дави на нее, – сказала Кристина. – Ким, убийца тобой заинтересовался. Попробуй предположить почему.

Со вздохом я придвинула документы ближе и вчиталась.

– Он убивает только мужчин, за исключением Аделины. Он впервые убил женщину. Мужчины ему нужны для чего-то, а женщина – для меня. Ответ на сообщение.

– Совесть не мучает? – ехидно поинтересовался детектив.

Лекарь Дельвего закатила глаза.

– Нет, – улыбнулась я. – Алан, вы знали, что многие убийцы не способны к эмпатии? Мы просто не испытываем к жертвам сочувствия. Не можем их пожалеть, примерить их боль на себя. Не можем сопереживать кому-то, радоваться за кого-то. Ненавидеть кого-то. Мы просто чувствуем желание убить – и не противимся ему.

Детектив смотрел с отвращением. Казалось, если бы не Хантер и Кристина, он бы потянулся за револьвером и пристрелил меня на месте. Хм… Неожиданно будоражащая мысль.

– Всех жертв держали взаперти несколько дней. Но не пытали, не насиловали. Для чего? И почему именно ментальный удар?

Я почувствовала, как начинает болеть голова. Все отдала бы за чашку горячего чая, но Кристина куда-то исчезла, детектив вряд ли станет за мной ухаживать, а Хантера просить не хотелось. Я чувствовала его пристальный взгляд затылком и старалась не оборачиваться.