В своём кабинете в чистоозёрской районной больнице, улучив час свободного времени, сижу и готовлюсь к вводной лекции, которую должен через два дня прочитать первокурсникам когда-то Медицинской академии, а теперь Медицинского университета.

Чёрт возьми! Волнуюсь, как перед экзаменом, а ведь за последние несколько лет достаточно много занимался со студентами и, кажется, уже должен чувствовать себя в такой аудитории комфортно. Правда, до сих пор у меня были четверокурсники, то есть люди, за годы обучения твёрдо уяснившие, зачем они пришли в профессию, а мои послезавтрашние слушатели – ещё почти дети. Понимают ли они, что их ждёт? Какие труды, а порой и самопожертвования им предстоят? Мой младший брат Иван, работающий здесь же по части неврологии, называет нашу профессию подвижничеством, горением и всякими подобными эпитетами. И он прав! Единожды соприкоснувшись с этим делом, ты должен сразу отдать себе полный отчёт, сможешь ли ещё и ещё, забывая о себе и семье, приносить свои силы, а зачастую и здоровье на алтарь борьбы за жизнь пациента. Пусть это звучит высокопарно, но я убеждён, что только такой человек может считать себя настоящим врачом. А ведь нужно ещё постоянно держать себя в тонусе в смысле теоретической и практической подготовки, искать и впитывать новые знания. Естественно, занимаясь другими ремёслами, тоже необходимо всё время совершенствоваться, но в медицине от квалификации врача зачастую зависит, будет ли жить его пациент. А это самое главное.

Ох, что-то я в своих мыслях разошёлся, будто уже читаю лекцию. Надо и другими делами заняться. А пока я хочу кофе! Иду в кофейный угол, где на тумбе теперь стоит отличная кофемашина, подаренная мне на сорокалетие и заменившая мою старую кофеварку, которой я пользовался целых десять лет. Надо взбодрить себя моим любимым напитком. Постоянно работая на грани переутомления, я с годами практики привык к трём-четырём чашкам кофе в течение дня. Для меня это эликсир бодрости. Делаю несколько глотков… Замечательно! Всё-таки кофе, приготовленный кофемашиной, гораздо ароматнее, чем сваренный в обычной кофеварке.

Дверь открывается и, постукивая палкой и протезом, появляется мой друг Павел, наш заместитель главврача по хозяйству. Инвалид первой чеченской войны, он в нашей больнице работает столько же, сколько и я. Вместе начинали.

– Саша, привет! Мы наконец сделали тебе на дверь новую табличку.

– Не понял, какую ещё табличку? Что вы опять придумали? У меня ведь там всё есть. И что я – доктор Елизов, и что Александр Николаевич Елизов – первый заместитель главврача. Что ещё надо?

– Главный сказал, там обязательно должно быть написано, что ты теперь доктор медицинских наук, поэтому не сопротивляйся. А твой бренд, то есть табличку «доктор Елизов», мы обязательно оставим, не волнуйся!

Дорогой мой Кирилл Сергеевич… Как он был счастлив, когда я защитил свою докторскую! А Кирилл Сергеевич Золотов не только главврач нашей больницы, а значит, для меня начальник, но и учитель, и ещё мой названный отец.

– Делайте, что хотите! – безвольно машу я рукой, пытаясь сосредоточиться и прикинуть свои дела на завтра.

Так… С утра плановая операция, потом консилиум… Ещё обязательно надо будет забежать в реанимацию, проверить прооперированных пациентов. В семнадцать, как обычно, вечерний приём. Короче, всё как всегда. Ещё Главный просил найти время, чтобы нам с ним обстоятельно побеседовать. А завтра у нас среда, и он, являясь крупным специалистом и профессором, будет вечером проводить свои еженедельные консультации поликлинических пациентов. Когда же в таком случае может состояться наш разговор? Вообще странно, ведь обычно все больничные проблемы нами обсуждаются за ужином, поскольку Кирилл Сергеевич живёт одной семьёй с нами, то есть вместе со мной, моей женой Дашей и моими двумя сыновьями Серёжкой и Ванюшкой. Почему же он хочет говорить со мной именно на работе? О чём таком секретном? Ну ладно, ему виднее.

* * *

Четыре часа мы с Алёшиным простояли у операционного стола. Если бы не Алексей Сергеевич, который поистине хирург Божьей милостью, мне было бы гораздо сложнее, а так наша связка, собирающаяся только в самых трудных случаях, очередной раз дала очень хорошие результаты. Сняв хирургическое облачение, выходим в коридор уже в цивильном.

– Александр Николаевич, ваш кофе я принесу в кабинет, – сообщает старшая медсестра Шитова, работавшая с нами всё это время в качестве сестры хирургической.

– Слушаю и повинуюсь, – улыбаюсь, понимая, что тем самым указано, что я буду исполнять давнюю традицию своего послеоперационного кофепития в одиночестве. Сама она и Алёшин, обычно составляющие мне в этом компанию, сегодня заняты.

С нашей Старшей не забалуешь. В случае тяжёлой нагрузки она может предстать сначала квалифицированным и достойным партнёром, потом в качестве ласковой и заботливой нянюшки, а если уж кто-то, с её точки зрения, в чём-то «накосячит», то и жёстким судьёй. Послушно спускаюсь на первый этаж в свои апартаменты.

Елена Михайловна входит с кружкой горячего ароматного кофе, специально сваренного ею самой.

– Как там Алексей Сергеевич? – интересуюсь я. – Отошёл уже после нашей общей неприятности? Там ведь ничьей вины не было. Так обстоятельства сложились.

Просто во время операции случился очень нехороший момент, когда нашего пациента мы чуть не потеряли. Несмотря на нервы, все команды я раздавал спокойно и твёрдо, чтобы у бригады не возникло сомнения в том, что ситуация находится под моим полным контролем.

– Он сказал, что поразился вашему хладнокровию, – с лёгкой усмешкой произносит Шитова. – А вы правда не испугались?

– А сами вы как думаете? – в ответ тоже усмехаюсь я.

– Думаю, исходя из ваших способностей, результат вам был известен наперёд.

– Без комментариев, – машу я рукой. – Спасибо, Елена Михайловна за вашу заботу и, как всегда, за прекрасное сотрудничество.

– Ладно, отдыхайте! – милостиво разрешает она и уходит.

Исходя из моих способностей… Сказала тоже! Да, я могу заглянуть в будущее. Своими тренингами я сумел добиться управляемости этим процессом. Правда, делаю это не всегда, как полагает кое-кто из моих друзей и сотрудников, и обязательно крайне осторожно. Там, куда в таких случаях подсознательно адресуется вопрос, такая любознательность, уверен, вовсе не приветствуется, и порой даже может последовать наказание в виде головной боли. Правда, иногда такое заглядывание у меня получается случайно, что сигнализирует о желании высшей силы сообщить о чём-то крайне важном. В любом случае, пусть сказанное Шитовой будет очередной легендой про доктора Елизова, который может всё, и не только в медицине. Хотя, призна́юсь, кое-что в этих легендах является правдой и я действительно многое умею из того, что люди считают запредельным. Только гипнозом, чтением мыслей и прочим мне доступным на сегодняшний день, в кругу родственников и друзей, да и вообще без надобности, я не пользуюсь.

Обычным людям, наверно, кажется, что обладание сверхспособностями – это благо, и, возможно, они даже завидуют тем, кто способен на такие проявления. У меня же мнение на этот счёт совершенно однозначное: данный мне дар – это мой крест, и я должен нести эту тяжкую ношу всю свою жизнь. На примере чтения мыслей могу сказать, что моя ситуация напоминает нахождение в компании людей, где каждый старается перекричать другого со своим мнением. Если бы я автоматически не блокировал своё сознание от всего, туда лезущего без малейшего моего желания, то наверняка давно бы сошёл с ума от мыслей окружающих людей, без такой блокировки предстающих, по сути, голыми в своих заботах и чаяниях. Не хочу я этого! Не нужно мне знать, кто и что тайно думает по тому или другому поводу. Спокойнее как-то… Только, к сожалению, выставление блока является дополнительным и утомительным трудом.

И всё-таки о чём со мной хочет говорить Главный? В этом случае не хочу применять свои способности. Пусть скажет сам.

– Сашка, я к тебе по делу, – братишка заскакивает в кабинет, как всегда, стремительно. – Есть у тебя сейчас на меня немного времени?

У нас давно повелось называть друг друга, когда мы только вдвоём, по-простецки: Сашка, Ванька, Ванюха… Только хотя видеть эту тощую фигуру и живописную гриву русых волос для меня всегда праздник, если он пришёл с каким-то серьёзным разговором, то, к сожалению, сейчас это совсем некстати.

– Немного есть, пока не пойду к Главному на консилиум, – осторожно сообщаю я. – Короче, чего хотел?

– Может, сейчас глянешь хоть одним глазом мой диссертационный доклад? Я там кое-что добавил.

– Ох, Ванюха, извини, но смотреть одним глазом – всё равно, что вообще не смотреть. К чему эта спешка? Предлагаю делать это обстоятельно и серьёзно в нашей «однушке», когда мы там будем. Потом сразу и обсудим. Годится?

В этой нашей однокомнатной квартире, в которой теперь постоянно никто не живёт, мы с Ванькой бываем лишь наездами, сбежав от своих семей для занятий науками. Это позволяет нам быть в курсе многих новшеств в нашей профессии. Заезжаем в четверг вечером после работы, ну и также в пятницу. По своим квартирам и семьям разъезжаемся в субботу утром. Свою диссертацию братишка писал тоже там и там же сейчас готовит своё выступление на совете. А ещё кроме наук и биоэнергетических тренингов в этом месте мы порой обсуждаем волнующие нас житейские вопросы.

– Замётано! Считай, договорились, – и Ванька скрывается за дверью.

Я ведь тоже жду Ванькиной защиты, чтобы предложить Главному назначить его заведующим нашим вновь образованным неврологическим отделением, за которым пока присматривает ещё один заместитель главного врача – Светлана Сергеевна.

* * *

Консилиум начался немного раньше назначенного времени. Проблемы нашего пациента настолько серьёзные, что пришлось отложить все другие дела. Положение действительно тревожное. Ещё раз проведя осмотр, идём в кабинет к Главному, который всегда возглавляет такие совещания. В его правилах сначала дать высказаться всем и только потом объявить своё мнение. Вот и сейчас выступают по очереди все, но особое внимание уделяется словам заведующего кардиологией Юрия Яковлевича Смородина. Это его пациент. К Юрию Яковлевичу у меня особое отношение: он – профессионал высочайшего качества, не зря кандидат медицинских наук!

– Я считаю оперировать надо прямо завтра, – с напряжением заявляет Смородин. – Делать это придётся здесь, ведь в специализированную клинику он просто не доедет.

– Наша оснащённость вполне соответствует сложности будущей операции. Думаю, Александру Николаевичу надо готовиться к очень тяжёлой работе, – с привычной сухостью высказывается Алёшин. – Я же готов ассистировать.

– Честно говоря, я хотел предложить обратное, – замечаю я.

Речь идёт о делах сердечных, в которых я не могу назвать себя выдающимся специалистом, хотя в академии, вернее, теперь в университете, несколько раз принимал участие в операциях на открытом сердце. Тем не менее, по моему убеждению, Алексей Сергеевич в этих вопросах разбирается лучше, да и защищался он по похожей тематике.

– Настаиваю на своём предложении, ибо ваша способность видеть дальше и глубже остальных в данном случае может стать решающей, – на этот раз с мягкой серьёзностью объясняет он. – Согласитесь, что я прав.

Опять мои способности! Да, во время операции я способен заранее почувствовать приближающуюся угрозу, которая для коллег может оказаться непредвиденной. Более того, мои возможности порой толкают меня на нестандартные решения, о которых нельзя прочесть в литературе. Работающие со мной люди уже привыкли в острых, порой противоречивых ситуациях, возникающих на операционном столе, исполнять мои приказы беспрекословно. Мне много говорили про полное доверие к моим действиям, но считаю, это иногда даже вредит, ведь человек в таком случае может перестать думать сам. Правда, сказанное не касается Алексея Сергеевича, который всегда чётко понимает, когда ситуация требует полного подчинения, а когда она позволяет действовать самостоятельно. Наверно, поэтому в особо трудных случаях и существует наша хирургическая связка.

Вообще, каждый раз, когда в моей жизни возникают трудности, я воспринимаю их как очередное испытание, дарованное мне Господом. Видимо, сейчас наступил очередной такой момент. Конечно, у меня есть опасения перед завтрашней операцией, но это говорит только о необходимости должной к ней подготовки, то есть о дополнительном времени.

– Александр Николаевич, я считаю, Алексей Сергеевич прав, – вступает в дискуссию Кирилл Сергеевич. – Учитывая сложность момента, думаю, тебе надо брать дело на себя, а доктор Алёшин поассистирует.

Озадаченно смотрю на Главного. Впервые за всю нашу совместную работу он во время консилиума обратился ко мне по имени и отчеству. Обычно звучит просто «Саша», поскольку весь наш сплотившийся за годы коллектив прекрасно знает, кем он для меня является. Интересно, почему сегодня такая официальность?

– Хорошо, – я вздыхаю. – Значит, сегодня мне придётся задерживаться здесь, а может даже, для подготовки заночевать в кабинете, а то дома спокойно полазать по литературе и Интернету мне не дадут совершенно точно. Даше вы тогда всё скажите сами.

Просто моя жена, боясь, что я своими вечными трудами себя окончательно загоняю, как ту самую лошадь, в последнее время активно взялась за отслеживание соблюдения мной распорядка дня. Возможно, в чём-то она права, поэтому стоически терплю её заботу и в смысле повышения своего уровня отрываюсь по полной только в те два дня, которые мы с Ванькой вдвоём проводим в нашей милой «однушке».

– Ты всё-таки ей позвони, что тебя не будет, а уж остальное придётся объяснять мне, – вздыхает Кирилл Сергеевич.

– Ладно, – и неожиданно для себя, будто я начальник, завершаю обсуждение: – Ну, если нами решение принято, тогда, пожалуй, всё.

Взглянув на Главного и получив согласный кивок, хочу выйти, но перед дверью останавливаюсь и поворачиваюсь к продолжающим сидеть коллегам. Меня внезапно накрывает чувство чего-то недоделанного или даже вообще не сделанного.

– Подождите… – бормочу я.

Прикрыв глаза, напрягаюсь… Ну вот, похоже, расклад на ближайшие сутки мне стал ясен. Главное – эта ночь будет очень и очень сложной. Смотрю на Алёшина.

– Алексей Сергеевич, боюсь, ночью я тех из нашей бригады, кто живёт здесь, в Чистых Озёрах, буду вынужден срочно вызвать, и нам придётся идти в ночное. Передайте, пожалуйста, это всем, и в первую очередь Елене Михайловне. Операционную следует подготовить прямо сегодня. И ещё предупредите реанимационную команду, чтобы глаз с пациента не спускали, а в случае чего сразу звали меня.

– Вы что?.. – у него расширяются глаза.

– Да! – не даю я ему договорить, тем самым отвечая на незаданный вопрос. – Будьте к этому готовы.

– А может, прямо сейчас начать? – осторожно спрашивает Главный.

– К сожалению, сейчас от меня будет больше вреда, чем пользы, – хмыкаю я. – Дайте хоть немного прийти в себя, – и наконец выхожу в коридор.

На часах половина пятого. Господи, как же сегодня некстати мой вечерний приём! Мне ведь надо заниматься совсем иным. Только ведь пациентам, пришедшим за биоэнергетической помощью, это я объяснять не буду. Просто надо делать своё дело.

У себя в кабинете, снова сварив кофе, не теряя времени, погружаюсь в литературу, которой здесь за десять лет накопилась уже целая библиотека. Сколько у меня есть времени на подготовку, одному Богу известно. Спрашивать его об этом бесполезно, тем более я уже получил предупреждение, которое редко бывает чётко связано с часами и минутами. И если такое случилось, то, значит, мужику, который сейчас в реанимации, надеяться больше не на кого.

Вообще, с заглядыванием в будущее надо поаккуратнее. Не каждая такая информация полезна. Когда-то я понял, что боюсь знать своё будущее, поскольку жить, являясь практически приговорённым как к плохому, так и к хорошему, мне страшно. Пусть лучше жизнь радует меня своими неожиданными поворотами. Другое дело, если речь идёт о чьей-то жизни, ведь тогда я могу, вмешавшись, что-то подправить и не допустить роковых событий. Именно таким я представляю своё предназначение в этой части моих талантов.

* * *

Смотрю в свой еженедельник. Слава богу, на завтра у меня госпитализаций по ортопедическим и конкретно по позвоночным проблемам нет. Эта тема идёт у меня параллельно с хирургией, и едут ко мне со всей страны и даже из-за её пределов люди, нуждающиеся в моей энергетике и моих руках. То, что имя доктора Елизова действительно стало брендом, как раз проистекает от такой моей работы. Так… А что на сегодня? Теперь смотрю на свои записи, которые веду во время вечерних приёмов. Здесь всё как всегда. Вообще, мои и Ванькины бесплатные вечерние приёмы для биоэнегетической терапии, которые мы ведём как обычные врачи районной поликлиники, привлекают многих жителей посёлка Чистые Озёра, а кроме того, и Питера, ну и области, конечно. Часто эти люди приходят к нам даже по незначительным поводам, но мы не отказываем никому. Если братишка видит, что для решения чьей-то проблемы нужна более сильная энергетика, он отправляет пациента ко мне, но бывает и наоборот – это когда я вижу, что и Ванькиных воздействий вполне достаточно. В таком виде наш с ним тандем существует уже несколько лет. Так же мы работаем и с пациентами, лежащими у нас в платных спецпалатах созданного год назад неврологического отделения, где трудится братишка. При работе с серьёзными болезнями позвоночника я занимаюсь непосредственным приведением его в порядок, вплоть до вправления отдельных позвонков, а он обеспечивает реабилитацию и дальнейшую энергетическую терапию.

– Что ты за переполох устроил? – лёгок на помине, заскакивает в кабинет Ванька.

– В смысле? – не понимаю я, отрываясь от еженедельника.

– Так вся твоя хирургическая бригада собирается идти с тобой, как ты это назвал, в ночное, – и он плюхается на стул у моего стола.

– Ах это… – доходит до меня. – Я почти не сомневаюсь, что моё предвидение оправдается и ночь нам предстоит хлопотная. А мне ещё готовиться надо… Ведь не важно, когда будет операция – ночью или завтра. Если бы такое я делал хотя бы каждую неделю, то рука, как говорится, была бы набита, а так грядёт сплошное творчество. Если честно, знаешь, как я устал постоянно разгребать всё самое сложное?

– Ну так большому кораблю – большое плаванье! – зубоскалит братишка. – Сам же всегда говоришь: чем больше человеку дано, тем больше с него спрашивается.

– Это так, – вздыхая, соглашаюсь я.

– Слушай, Сашка, я, собственно, к тебе с предложением. Доктору Елизову ведь надо не только подготовиться, но ещё и отдохнуть, поэтому передай-ка ты мне на сегодня всех своих. Это сразу освободит тебе целых два часа.

Снова изучаю перечень записанных на вечер. Действительно, у сегодняшних моих пациентов одни процедуры, если, конечно, не будет кого-то новых. Ну тогда братишка обеспечит первичный приём, а потом кого-то из таких мне просто передаст. Метод у нас один, он был придуман мной ещё очень давно, но постоянно доказывает свою действенность. Да, моё биополе сильнее, чем Ванькино, но это влияет в основном лишь на продолжительность лечения. Правда, диагностируем мы немного по-разному – он руками, а я ещё и просто сразу вижу поражённые болезнью органы. Умею я так! Но это только диагностика, а дальше всё почти одинаково. В общем, Ванька прав. Мне ведь надо ещё хоть часа четыре поспать прямо здесь, на своей кушетке в кабинете, как я это делаю, оставаясь на суточные дежурства. Будучи таким измочаленным, какой я сейчас, просто нельзя оперировать, а в том, что это всё же придётся делать ночью, у меня сомнений почти нет. И конечно, главное – это успеть подготовиться.

– Спасибо тебе, Ванюха, за предложенную помощь. Это очень своевременно. Поэтому сегодня забирай моих к себе.

– Только свои записи мне передай, – беспокоится он.

– Договорились, – и отдаю ему обычную амбарную книгу, от которой я до сих пор не готов избавиться и перейти на компьютер.

– Когда ты наконец будешь пользоваться современными средствами? – ворчит братишка. – Вот сейчас просто перекинул бы мне всё по Сети, и дело с концом!

– А может, такой способ для меня как бы теплее. Может, таким образом я лучше чувствую энергетику пациента, – и так отшутившись, добавляю: – Тем более ты же знаешь, что я там ещё ставлю специальные знаки, обозначающие силу и направление воздействий. На компьютере с моей квалификацией такого не сделать.

Мой дорогой заботливый Ванюха… Всегда готов своё плечо подставить! Что бы я делал в этой жизни без братишки? Я всегда во всех своих делах чувствую его рядом с собой. Для меня он как будто моя часть, причём часть лучшая.

Выхожу в коридор и вижу уже сидящих подле кабинета и ждущих приёма людей.

– Дорогие товарищи, – обращаюсь я к ним, – вы меня извините, но сегодня из-за моей неожиданной занятости вас примет доктор Серёгин. Вы не волнуйтесь, все назначенные процедуры вам будут сделаны.

Хоть мы с Ванькой и братья, но фамилии у нас с ним разные, только это уже совсем другая история.

Поймав после сказанного несколько недоумённых взглядов, отслеживаю, как пациенты перемещаются к Ванькиному кабинету. На своей двери оставляю записку.

Ну вот, теперь можно и относительно спокойно заняться подготовкой.

* * *

Моё предсказание сбылось на сто процентов. В четыре утра меня разбудили звонком из реанимации. Осмотр мужчины показал, что ждать более нельзя. Тут же дал команду «Свистать всех наверх!» – а сам стал готовить пациента. Алёшин и Шитова примчались первыми. За ними появились и другие члены нашей хирургической бригады, тоже живущие в Чистых Озёрах, ну и сразу началось…

После шести часов в операционной, отправив прооперированного снова в реанимацию теперь уже для восстановления, спускаемся ко мне на первый этаж попить кофе. Да, не зря я молил Господа нашего, чтобы он вразумил меня, как всё сделать правильно. Всё прошло, на удивление спокойно, и есть уверенность, что этот человек быстро пойдёт на поправку.

– Согласитесь, Александр Николаевич, – Алексей Сергеевич аккуратно ставит чашку на блюдце, – я был прав, подтолкнув вас к лидерству в этой операции. Считаю, многое прошло удачно только благодаря вашим способностям как в умении брать на себя ответственность, так и в области того запредельного, о чём вы не любите говорить.

– Вы ещё здесь культ моей личности устройте, – ворчу я, поскольку пока не могу отойти от всех тягот закончившейся операции. – Помните выражение «короля играет свита»? Так вот, без всех вас, вашей блестящей работы не было бы и нашего общего успеха. Согласны?

– Да что говорить, Алексей Сергеевич! Александр Николаевич прав, – встряхивает причёской Елена Михайловна. – Наша бригада, по-моему, даст сто очков вперёд многим. А насчёт личного участия доктора Елизова, – она демонстрирует свою замечательную улыбку, – с ним, уверена, нам можно браться за решение самых сложных проблем. По крайней мере, я готова!

Знали бы они оба, что всё время нахождения у стола меня чуть не колотил внутренний озноб. Я ведь впервые в жизни делал такое. Конечно, в моей хирургической практике было много случаев, когда я что-то делал сам первый раз, но сегодняшняя операция наверняка прибавила мне седых волос, и всё внутри до сих пор завязано в тугой узел.

– Пейте свой кофе! Остынет ведь, – приказывает Шитова, заметив, мою пока нетронутую чашку.

– Просто я до сих пор мыслями ещё в операционной, – виновато объясняю я. – Думаю, что можно было сделать лучше.

– И в этом основной секрет ваших успехов, – замечает Алёшин.

Алексей Сергеевич – суховатый и даже суровый человек, но главное – он хирург с золотыми руками. Услышать от него похвалу, а это бывает нечасто, мне очень приятно.

– Главному-то доложили? – сделав очередной глоток, интересуется Елена Михайловна.

– Из реанимации доложат, – отмахиваюсь я.

– Всё равно надо. Он же беспокоится! – настаивает она.

– Ладно… – и по местному телефону набираю его номер. – Кирилл Сергеевич, во-первых, здравствуйте, а во-вторых, у нас всё прошло нормально, даже хорошо. Мы сейчас у меня в кабинете пьём кофе и приходим в себя.

– Это, Сашенька, я уже и сам выяснил, – явно усмехается в трубку Главный. – В реанимации я тоже уже побывал и с результатами ваших трудов ознакомился. Поздравляю! Ещё хочу тебе напомнить: нам с тобой нужно поговорить.

– Я это помню. Вот чуть передохну и могу подняться к вам для разговора.

– Передохну… – в трубку ворчит Главный. – Тебе выспаться надо, да и остальным не мешало бы тоже.

– Вот сейчас кофе допьём, и я выгоню этих, как вы сказали, остальных до завтрашнего дня спать, – смеюсь я, бросая взгляды на Алёшина и Шитову. – Ну а я – уж как получится. Короче, постараюсь вздремнуть, если других более важных дел не будет.

1 2 3...9 >

На страницу:

Перейти

1 из 9