– Меня уже не убили, – Руппи взглянул каданцу в глаза, – Бруно помяли, но не слишком. Армией, нашей армией, взялся командовать Ворон, но со стороны он должен выглядеть… герцогом Фельсенбургом. Моим отцом.

– Ничего ж себе!.. Что делаем?

– Гоняете всех. Сейчас Бруно с Алвой… с «господином канцлером» отправятся в ставку. Мы с Бруно поднимемся к Гутеншлянге, а вы останетесь с Вороном и будете исполнять его приказы. Любые. Потом я спускаюсь, вы берете нас в кольцо, а дальше как карта ляжет.

– Как-нибудь да ляжет! Фельдмаршала-то кто пасти будет?

– Рауф с рейтарами. О Вороне пока знают Бруно и я, встретим отца Луциана, узнает еще и он. Да, с нами будет еще один фрошер, капитан Уилер. Он из «фульгатов», ссудите ему куртку и шляпу.

– Пусть заплатит хоть медяк, а то удачу профукаем.

– Разбирайтесь как хотите. Еще двоих «фульгатов» задами проводите до фрошерских постов, по возможности без объяснений. Если что, вы слыхали, что господин канцлер ехал в обход через Гаунау и Талиг.

– Всё?

– Пока всё. – Осталось переседлать чужого коня и отогнать Вюнше. И еще… Штурриш!

– Да, господин полковник.

– Как подъедем к ставке, зацепите рейтар. Дескать, вояки-то вы хоть куда, только ни Вирстена прихлопнуть, ни Фельсенбурга признать, зато за пирогами первые.

– А что, не так разве?

– Так. Почти… – процедил сквозь зубы Руперт, понимая, что на него накатывает. Глупо и не ко времени, хотя, когда это бешенство бывает к месту? Разве что в углу, куда тебя загнали по твоему же тупоумию! – Исполняйте.

Лишь чудом не поддав ногой припорошенную снегом корзинку, будущий брат будущего кесаря рванул к коновязи. Серого в яблоках мориска он узнал сразу – на этом диве ездил старший Савиньяк. Жеребец был строгим, но памятливым, Морока он, по крайней мере, признал, а тот как-то втолковал родичу, что Фельсенбург достоин доверия. Переседлать косящегося красавца удалось на удивление легко. Иссиня-черный с серебром фельдмаршальский вальтрап ему шел несказанно, особенно на фоне искрящегося снега.

– Пошли, – зачем-то сказал коню Руппи, беря смилостивившийся шквал под уздцы. – Эномбрэдастрапэ.

Серые, уже отнюдь не ровные прямоугольники вражеской пехоты начали пятиться, а из балок за их спинами выметнулась «горная» кавалерия. Довольно-таки посредственная, и уж точно не ровня «вороным», что Шарли тут же и доказал. Наглую попытку просочиться между центром и правым крылом и пройтись по тылам бергерских батальонов Себастьен отбил роскошным встречным ударом, чем привел и так вовсю грызущих удила алатов в завистливое бешенство.

– Ждите, – отрезал Савиньяк в ответ на достойный Катершванца намек.

– Мы-то ждем, – скривился Карои и кивнул на соседа, – а вот Робер может не понять. Он, между прочим, на войну спешил, ну и где та война?

– Ничего, – проявил смирение материн приемыш, – я подожду.

– И правильно сделаете, – поспешил на помощь начальству Хеллинген. – Алатская конница – наш главный козырь. Мы очень надеемся, что дриксы ни о чем не догадываются. Господин Эпинэ, вы не представляете, как тщательно мы скрываем присутствие витязей!

– Вот-вот, – подхватил предводитель означенных витязей. – На марше прятали под какими-то тряпками, у Доннервальда так разместили, что флюгеров и тех не разглядели…

– Это было необходимо.

– Это было скучно!

– Карои, вы же воин, вы должны понять…

– Нет уж, это вы должны понять, что я воин…

– Я понимаю, но с вашей стороны…

– Мой маршал, – прервал перепалку подбежавший Сэц-Пуэн. – Рединг докладывает: вернулись двое из людей Уилера. Кроме того, Редингу…

– Погоди, не так быстро!

Как же в последние месяцы Эмиль возненавидел все эти «кроме того», «почти как мы и предполагали», «приходится незначительно изменить»… Эдакие серенькие обертки для черных гадостей, думаешь – безвкусно, а внутри – отрава: в лучшем случае наизнанку вывернет, и хорошо, если только тебя.

– Хеллинген, Гашпар, – Эмиль сдвинул шляпу на самые глаза, – продолжайте в том же духе, я скоро вернусь. Робер, не давай этим орлам себя запугать, у нас все в полном порядке.

Он не соврал, все в самом деле оказалось в порядке! «Фульгаты» всего-навсего привезли записку, которую мог накарябать лишь по уши занятый Рокэ. «Ждешь неожиданностей? – значилось на заляпанном, очень похоже, сразу и кровью, и шадди листке. – Правильно. Смотришь на левый фланг? Тоже правильно, но мало. У меня тут весело, и веселиться нам, похоже, вместе. До встречи или до вечера. Радуйся!»

– Ну, спасибо! – пробормотал Савиньяк, испытывая жгучее желание кому-нибудь врезать за оказавшийся пустышкой страх. Ближе всего была свита: обормоты таращились на командующего, похоже, забыв не только о сражении, но и о морозе. Командующего это, может, и повеселило бы… в другой день.

– Желаете знать, не поступило ли каких указаний? – Эмиль оскалился, чувствуя себя слегка Лионелем. – Поступило. Ждать неприятностей.

Свита глубокомысленно заморгала и зашмыгала покрасневшими носами, потом кто-то пушечно чихнул.

– Будьте здоровы, – нежно пожелал Савиньяк, берясь за трубу. Расшалившийся ветерок отогнал пока еще легонькую пороховую дымку, благодарные снега тут же вспыхнули разноцветными блестками, будто напомнили, что праздник. «Ждешь неожиданностей? Правильно…» Нет бы написать, откуда! Слева, где стоит Ариго, это само собой, а еще? В центре? Со стороны реки?

Происходящее на некстати рассиявшемся поле видимых угроз не сулило и срочного вмешательства не требовало. И Ариго, и Фажетти с Райнштайнером с делами справлялись и высокое начальство не беспокоили, стой на кургане да радуйся, то есть жди неприятностей! Да ждет он, ждет! То, что затевается какая-то пакость, и кашеварам ясно, вот отсутствие оной со стороны Гетца будет глупостью, а предводитель «уларов»[2] отнюдь не глупец.

– Господа, ваше мнение?

– Всё, как мы и думали.

– Да, пока ничего неожиданного.

– Именно, что «пока».

– То, что видно, и понимать нечего, – Карои сощурился, напомнив вредину Ли. – Горные красавцы собираются взяться за вас всерьез. Атаки начинаются сразу и в центре, и на обоих флангах, а мы тут грустим. Ведь грустим, а, Робер?

– Хотел бы я знать, – Эпинэ пропустил подначку мимо ушей, – у них там бесноватые или все-таки нет? При пусть и небольшом численном превосходстве и равной выучке бесноватость – козырь очень весомый.

– Сам об этом думаю, – не стал темнить Савиньяк. – Сходиться в бою с большой оравой этих тварей мне еще не приходилось. Как оно?

– Мерзко. Жаль, буераки позволяют дриксам накапливаться для атаки так близко. Артиллерия их не достает, а мушкетным огнем, даже сильным, бесноватых удержать трудно.

– Я слышал, на Кольце летом-осенью ты их бил очень прилично, а ведь данарии, когда дорываются до ближнего боя, себя не щадят.

– Данарии прежде всерьез не воевали. Предел этой сволочи – заштатные гарнизоны, а горники пороха нанюхались вдосталь. Помнишь Ежевичную?

Ежевичную Эмиль помнил просто отлично. Вскоре после схватки над заросшей ползучими колючками речонкой Ро… теньент Эпинэ убыл в двухмесячный отпуск. Вернулся сегодня, почти через восемь лет. Мать за него переживала и по-своему была права, только нынешний Иноходец смотрит на сражение не как теньент, капитан, да хоть бы и полковник. У нынешнего Робера генеральский взгляд, он понимает, что происходит, почему и зачем.

– Хорошо, что ты вернулся… Во всех смыслах.

– Спасибо.

После таких признаний либо пьют, либо замолкают. Они и замолчали, глядя на ворочающуюся в снегах драку.

Глава 3. Гельбе. Талиг. Акона

1 год К.В. 1-й день Зимних Скал

Это было, да-да, это было ужасно в своей некуртуазности, но ночью Марсель на девицу толком и не взглянул, впрочем, она сразу куда-то делась, как позднее выяснилось, к знакомым «фульгатам». Последующая суматоха, перепалка с Рокэ, который, видите ли, нуждался не в офицере для особых поручений, а в его кобыле, и слегка душераздирающее прощание с Эпинэ затмили дочь выходца окончательно. На покой Валме удалился в рассуждениях о грядущей битве и гнусном поведении некоторых регентов, однако ночь кончилась, все выспались, и откладывать знакомство с дамой стало неприлично. Валме завязал лучший из уцелевших шейных платков и отправился наносить визит девице Арамона, которая оказалась просто невероятной. Сраженный словно вытряхнутой из северной баллады красотой Марсель зазевался, подыскивая достойный комплимент, но девица ждать не собиралась.

– Вы уже видели Герарда? – немедленно вопросила она. – Боюсь, ему сейчас очень плохо, он ведь до вчерашнего дня тропами Холода не ходил, а тут сразу две дороги. И еще бесноватые, которых пришлось дразнить. Это нетрудно, хоть и противно, только Герард думал, что его убьют, и переживал за нас с мамой и своего маршала. Понимаете, второму Савиньяку было неловко отправлять Герарда и господина фок Дахе на смерть, но иначе не получалось спасти Бруно, который нам сейчас очень нужен.

– Я видел Герарда. – Если понимаешь хоть что-то, с этого и начинай. – Вашему брату в самом деле плохо, и он снова лег спать. Не знаю, слышали ли вы обо мне. Виконт Валме.

– Мне про вас капитан Уилер рассказал, – осчастливила красавица. – И Герард тоже немного писал. Еще из Фельпа. Вы извините, что я сразу пошла к «фульгатам», но я должна была сказать капитану Уилеру одну вещь. Понимаете, мне пришлось про него наврать, хотя я этого не люблю. Есть вещи, которые можно хорошо и быстро сделать, только сказав неправду. Конечно, некоторые так не делают, и у них ничего не получается, тогда они начинают жаловаться и злиться.

– Совершенно с вами согласен, – выдавил из себя окончательно очарованный виконт. – Сударыня, вы завтракали?

– Конечно, – девица еще шире раскрыла и без того огромные глаза. – Ведь скоро будет пора обедать.

– Вот и хорошо, – не стал вдаваться в подробности виконт, – вы не прочь пообедать в моем обществе? Герард в любом случае спит, а трогаться с места до возвращения разъездов я не намерен.

– Топырь… Сержант Леблан так и сказал. Сударь, возможно, вы не знаете, но капитан Уилер отправил двоих человек в Акону. Там осталась моя подруга, она будет волноваться, кроме того, на ней генерал фок Дахе и герцог Надорэа. От господина Вернера неприятностей не будет, и ему надо отлежаться после вчерашнего, а вот герцог Надорэа может удрать к моей маме и при этом наговорить лишнего.

– Я вас понимаю. Видите ли, мы путешествовали с герцогом Надорэа, когда он еще таковым не являлся, и осведомлены о его, гм, чувствах. Сударыня, надеюсь, вы мне доверяете?

– Разумеется, ведь вам доверяет Монсеньор.

– Это вам Уилер рассказал? – на всякий случай уточнил Марсель.

– Я сама поняла, я же вас видела вместе. Понимаете, я немного странная. Сперва я думала, что просто не засыпаю от выходцев и вижу, когда нет тени, а теперь думаю, со мной еще что-то. Мои подруги, обе… Они мне сразу поверили, а ведь они меня не знали, зато в их жизни было много нехорошего. И Монсеньор… Граф Савиньяк, он ведь тоже Монсеньор?

– И еще какой!

– Вот видите. Он мне тоже верит, зато бесноватые меня терпеть не могут, а теперь еще кое-что прибавилось. Я раньше об этом не думала, но меня очень не любят многие дамы и девицы. Они стараются не подавать вида, а я все равно чувствую.

– Это как раз неудивительно. – Какой восхитительный разговор! – Вы необычайно хороши собой, дамы такого не выносят.

– Мне об этом говорили, но ее величество меня любила, и Мелхен с Айрис; я даже графине Савиньяк нравлюсь, хотя при встрече с ней повела себя неподобающе. На меня напал бесноватый, и я заставила показать его Монсеньору, а надо было заплакать или упасть в обморок, хотя нарочно такое не выходит. Вы не хотите называть меня Селина или Сэль? По-моему, так удобнее.

– Несомненно. – Создатель, да ей только переливчатого хвоста для полного совершенства не хватает! – Сэль, значит, вы чувствуете ложь?

– Нет, что вы! Я понимаю только, когда не чувствуют, а притворяются. Это как с кошками. Вы же отличите, когда кот у вас что-то выпрашивает, и когда он за вами полезет даже в неприятное место? Только коты, когда терпеть кого-то не могут, не просят, а нападают, люди хитрее.

– Опять-таки вынужден согласиться. – Какое счастье, что деве не пришелся по сердцу Альдо с его роскошной челюстью! – Вы не могли бы рассказать мне о вашем с братом путешествии? Монсеньора больше занимают дела сугубо военные, но появление Герарда в Аконе тоже очень любопытно. Должен сказать, что я знаком с капитаном Гастаки и вашим покойным батюшкой, некоторые вещи мне можно не объяснять.

– Я очень рада, – девица Сэль сверкнула белоснежными зубками. – Объяснять про выходцев очень трудно. Я вам все расскажу, а потом вы мне расскажете про казара Баату. Его ведь можно считать королем?

– Я бы сказал, что его нельзя считать никем иным. Вы не против, если на обед нам подадут жаркое из курицы и кэналлийское? За вино я ручаюсь, с жарким придется довериться хозяину.

– Хорошо, что вы пока незнакомы с Мелхен. Она так готовит птицу, что после вам все покажется неправильным.

– То есть жаркого вы не хотите?

– Хочу, но я не мужчина, и потом, я всегда могу вспомнить, как готовили в Надоре.

– Наверняка это было ужасно! Обычно я избегаю оборота «это было», но в данном случае он уместен, ведь Надора больше нет, следовательно, нет и надорских обедов, а северная кухня в целом при всей своей простоте вполне терпима. Особенно пироги.

Гутеншлянге с командующим гвардией времени зря не теряли. От присланных пирогов остались две горбушки, в которых и начинки-то не было. От души угостившиеся генералы с достоинством поднялись, приветствуя возвращение тоже, как им думалось, откушавшего фельдмаршала, и застыли, таращась на свежие повязки.

– Против меня был составлен заговор, – Бруно поморщился не то от боли, не то от отвращения, – во главе которого стоял фок Вирстен. В результате предпринятого покушения погибли граф фок Шрёклих-ур-Раух, барон фок Неффе-ур-Фрохеамсел и все свитские офицеры. С сего дня я должник Фельсенбургов, чье мастерство в обращении с оружием спасло мне жизнь.

Должен отметить, что неожиданно и крайне своевременно прибывший герцог проявил несомненную тактичность, под благовидным предлогом уклонившись от участия в нашем совещании. Предательство фок Вирстена – дело Южной армии кесарии Дриксен. Я намерен выполоть эту сорную траву до последнего корня, однако закон есть закон. Фок Гутеншлянге, с этой минуты трибунал возглавляете вы. Нам с вами предстоит допрос фок Вирстена и его сообщников, но это требует некоторой подготовки, которая уже ведется.

Кого назначить начальником штаба и генерал-интендантом, я решу вечером. – Фельдмаршал уселся в свое кресло, давая понять, что далее говорить о покушении не расположен. – Омрачившие праздник отвратительные события не должны сказаться ни на исходе сражения, ни на возмездии. После некоторых раздумий я принял решение оставаться у главного знамени, откуда буду осуществлять непосредственное командование центром, на который, исходя из ряда предпосылок, обрушится основной удар.

В общий ход сражения я вмешаюсь лишь в случае крайней необходимости. Текущее командование передано высокому гостю, который намерен осуществлять его на манер своего прадеда, то есть непосредственно с позиций. В настоящее время он с выделенной в его распоряжение охраной отбыл на известный вам Кривой холм, с которого начнет объезд армии. Сопровождать герцога по ряду очевидных причин будет Руперт фок Фельсенбург со своими людьми; соответственно, охрану знамени принимает капитан Рауф. Гутеншлянге, вы желаете что-то сказать?

– Да, господин командующий. Я не был осведомлен о появлении своего родственника. Уверяю вас, если бы я об этом знал, то немедленно бы сообщил, но я не сомневался, что Фельсенбурги находятся в Штарквинде.

– Вот как? – фельдмаршал отодвинул остатки пирога и попытался помузицировать здоровой рукой. – Мне казалось, капитана моей личной охраны вы все же заметили.

– Я имел в виду герцога. Уверяю вас…

– Прекратите! Я не сомневаюсь, что вы были осведомлены о сегодняшнем сюрпризе не более, чем наследник Фельсенбургов, а для него встреча оказалась полной неожиданностью. Не так ли?

– Да, господин командующий, – подтвердил Руперт, изо всех сил стараясь не глядеть на развернутую еще покойным Шрёклихом карту. Вот и гадай теперь, было у начальника штаба предчувствие, или он просто опасался военных сюрпризов. – Я бы обязательно сообщил о появлении своего отца.

– Ваше сходство производит впечатление, – добавил Бруно. – И дело не только и не столько во внешности. Отправляйтесь и помните, что прежде всего вы – полковник моей армии, и лишь потом все остальное.

– Да, господин командующий, я помню.

Щелкнуть каблуками, не заметить взгляда Гутеншлянге, повернуться, выскочить из палатки, взглянуть вверх, где бьется по ветру кесарский Лебедь… Как же не хочется менять его на змеев Штарквиндов, но тут уж никуда не денешься: малышу Ольгерду кесарем не бывать, теперь это ясно.

– Идешь? – у Рауфа серьезность вот-вот из ушей полезет, как же после покушения да без серьезности?

– Иду. Ты пароль придумать не хочешь?

– Я?

– Почему бы и нет? После Вирстена доверять можно только фрошерам, а им доверять нельзя, да и нет их здесь. Так какой пароль?

– Может, лебедь?

– Угадают, лучше… ворон. А отзыв – морок.

– Договорились. Удачи вам там…

– А тебе тут.

Вниз, утоптанной подручными Неффе тропинкой. Если поискать, найдешь следы и убитых, и предателя. О Рейфере он беспокоился, сволочь! И ведь придумал же… Стоп, а придумал ли?! Вернуться и объяснить? Некогда, да и не стоит мешать Бруно врать, так что придется самому.

Морок танцует, прижимая уши – рвется в бой, в спину пялится куча трущихся у знамени дурней, но ты при деле и не оглянешься! Вот время проверить можно. Полчаса, как и договаривались.

После праздника рано поднимаются только слуги. Хромой полковник с докучливым Эйвоном не покидали своих спален, но Мэллит, почувствовав голод, спустилась на кухню и разогрела для себя мясо с сыром, после чего принялась за уборку. Девушка знала, что делать с покинутой посудой и припасами, однако не представляла, как объяснить проснувшимся отсутствие Селины. Нареченному Герхардом разумней всего сказать правду, но оставались гости, один из которых глуп, а второй ранен и огорчен. Мэллит убирала специи, протирала утварь и подбирала слова для обоих, а первым явился кот. Именуемый Маршалом встал напротив гоганни и стал громко и скорбно кричать, не сводя с нее полных укора глаз. Селина говорила с черно-белым, словно он был разумен, и Мэллит начинала этому верить.

– Та, о ком ты желаешь знать, – объяснила гоганни, – ушла с братом своим тропой Холода. Сэль не верит в стойкость и мудрость Герарда и решила проводить его, чтобы породивший их не начал плутовать. Так было нужно, а кормить тебя стану я, жди.

Печень особого гуся стала бы украшением обеда, но кот отверг и ее, и бывшую гордостью молочника сметану. Маршал сопровождал Мэллит от ларя к окну и от печи к кладовой, не переставая скорбеть и жаловаться. Хриплые крики навевали дурные мысли, и девушка решила отвлечься, порадовав променявших праздник на долг солдат. Припасов хватало, отсутствие же ленивой Бренды шло лишь на пользу. Гоганни кончала нарезать сельдерей, когда раздались шаги и раздосадованный кот вскочил на ларь. Обычно с гостем заговаривала Сэль, но подруга ушла, и Мэллит присела в талигойском женском приветствии.

– Доброе утро, господин Надорэа, – произнесла она. – Пусть первый день зимы принесет вам радость.

– Спасибо, милое дитя, – гость не стал спорить и говорить о глупом кузене, он был взволнован и чего-то хотел. – Где брат твоей подруги, я должен немедленно переговорить с ним!

– Это невозможно. – Надо говорить, как говорят офицеры, ведь она осталась за старшую в доме. – Селина и Герард уехали по срочной надобности. Вы будете заливное мясо или полагаете его неприятным?

– Я должен ехать! Я должен ехать немедленно. Вам, Мелхен, этого не понять… Я вам очень признателен и желаю от всей души обрести счастье с достойным вас кавалером, но я еду!

– Вы не можете ехать, – она тверда и равнодушна. Именно так говорят со странными, и они слушают. – Сегодня все радуются, даже солдаты, а дороги опасны. У вас нет подорожной, без нее вас не выпустят из Аконы. Вы должны ждать и не должны изнурять себя. Кухонная сегодня дома, но я с радостью накормлю вас.

– Да-да… Я поем и поеду. Конвой мне не нужен, ведь у меня нечего взять, но с подорожной вы правы. Я разыщу коменданта Аконы и изложу свои обстоятельства, он должен войти в мое положение! Я не могу сидеть и ждать, когда лучшая из женщин… Уверившись в моей гибели, она может решиться на непоправимое!

– Почему? – решила узнать Мэллит. Отъезд странного ее бы обрадовал, но Сэль сказала, что герцога Надорэа нельзя выпускать, ведь он видел многое и не разбирает, когда говорить, а когда молчать.

– Вам этого не объяснить! Вы – цветок, дивный лесной цветок, которому ведомы лишь надежды! К несчастью, любовь не всегда устилает наш путь анемонами и не всегда приходит в юности, я познал ее лишь недавно и не верю, что она греховна.

– Вы правы, – на всякий случай согласилась гоганни и посторонилась, пропуская передумавшего кота к мискам. – Анемоны приятны для глаз, но я люблю иммортели.

– Иммортели – цветы зрелости и печали. Столь юной особе больше пристали незабудки и анемоны, но об этом вам скажет ваша матушка. Мелхен, я выеду сразу же после завтрака. Жаль, что я не переговорил с юным Герардом. Мальчик появился и исчез так внезапно…

– Рэй Кальперадо, – нужно говорить много и ни о чем, тогда гость запутается, – очень достойный военный. Его ценит маршал Савиньяк.

– Герард, несмотря на свою юность, глава фамилии, и мне следовало бы его уведомить о моих намерениях в отношении его матушки. Тем не менее я обойдусь без этого, регент на моей стороне, иначе он не упомянул бы будущую герцогиню Надорэа. Законы Олларов отвратительны, но я рад, что регент вправе разрешить любой брак, а из олларианского монастыря можно вернуться. Кузина никогда бы не простила мне этих слов, они ужасны, и я готов ответить за них перед Создателем, но не сейчас. Вы очень добры, Мелхен, однако я должен спешить. С вашего разрешения, я возьму в дорогу немного хлеба и мяса.

– Подождите до завтра. – Так бы сказал воин Дювье, и его бы поняли. – Вам нужен спутник.

– Я не могу ждать, я видел сон. Чудовищный сон, я должен остановить… Не отпустить… Мертвые супруги – это вечная разлука или необратимый шаг. Дайте мне хлеба и скажите, где живет комендант.

– Я не знаю, но он… Он в отъезде!

– Неважно. Акона – большой город, его не оставят без начальства, я найду. Прощайте, сударыня.

– Я войду в чулан и соберу хлеб, мясо и лук. – Нареченный Эйвоном сходит с ума. Его не удержать, но отпускать его нельзя. Глупый заговорит, и тайна перестанет быть тайной и станет бедой. – Я буду спешить.

– Благодарю вас, я подожду.

Нареченный Эйвоном не должен выйти из дома до возвращения Сэль, и он не выйдет. Звать на помощь, искать выход, думать некогда, остается одно, найденное и испытанное в день удачи. Над ларем с утварью висят молотки для мяса, но как труден выбор! Первый, большой и тяжелый, может причинить непоправимый вред, а малый, с красной рукоятью, удобен, но слишком лёгок. Он пришелся бы впору, обладай ничтожная статью Роскошной или хотя бы одной из живущих в доме на углу девиц, но, если тело не готово к поясу невесты, а руки слабы, их нужно усилить. Последняя колотушка грозит раздирающими волокна шипами, она тоже опасна, остается вторая с краю, она должна подойти… Снять, обтереть, примериться к рукояти, скрыть под передником, выйти и улыбнуться, обязательно улыбнуться. Герцог Надорэа ждет, его жаль, но мужчина не кот, его не посадишь в корзину и не запрешь в погребе. Теперь нужно, чтоб он отвернулся, и это трудно, ведь непонятливый вежлив. Ничего, в кухне есть окно, а за окном – птицы.

– Смотрите, – весело вскрикивает гоганни, – он там! Красногрудый и радостный!

Гость обернулся, и Мэллит ударила. Это было страшнее, чем в прошлый раз, ведь она хотела всего лишь остановить, а нареченный Эйвоном не нес в себе злобы, только неуместную глупость. Руку пронзила уже знакомая боль, и гость упал между ларем и окном; он задел корзину для рыбы, и та накрыла лежащего подобием шляпы. Мэллит наклонилась и взяла большую руку, жилка на ней билась, а дыхание не было хриплым. Она угадала и с молотком, и с ударом, оставалось солгать. Девушка подняла бутыль с маслом для жарки и плеснула на пол. Торопливая, она была неаккуратна, и герцог Надорэа поскользнулся. Она испугалась и побежала за помощью, она была вне себя и повернула ключ в замке, она в самом деле боится…

<1 2 3 4...7 >

На страницу:

Перейти

2 из 7