Принц в неглиже

Елена Логунова

Принц в неглиже

– А ну, сиди спокойно! – прикрикнула я на щенка, хватая его за ошейник.

Схватить было непросто, а удержать еще труднее: все-таки это не карликовый пинчер с тонкими паучьими ножками, а немецкая овчарка, необыкновенно крупная – в свои семь месяцев уже размером с иного взрослого пса.

Черно-рыжий мохнатый зверь осел на задние лапы и замотал головой, сопротивляясь. Я повернулась, быстро перешагнула через него одной ногой, крепко стиснула собачьи бока коленками и схватила щенка за правую лапу, одновременно стаскивая с нее рукав свитера. Левую лапу освободить было уже легче, а стянуть свитер с широким воротом с лохматой собачьей головы и вовсе просто.

Пес вырвался и помчался по клубничным грядкам, с удручающей точностью попадая лапами прямо в зеленые кустики.

– Томка, фу! – заорала я, распугав всю окрестную живность: с забора тяжело вспорхнула крупная ворона, а на веранде в доме раздался мягкий стук – видимо, упал с подоконника слабонервный кот.

Виновник переполоха, не выпуская из пасти надломленной ветки молодой черешни, сел и радостно забил хвостом.

– Отойди от дерева, санитар леса! – уже спокойнее проговорила я, пряча улыбку.

Месяц назад Томка тяжело заболел – пневмония. Помимо основного лечения, ветврач прописал ему местное тепло. Тогда-то я и пожертвовала любимой собачке любимый свитер. Рукава закатала, а низ, туго обтянув вязаным полотном грудную клетку псины, схватила на спине резинкой для волос. В свитере у Томки был необыкновенно комичный вид, он здорово смахивал на хоккейного вратаря в фуфайке, но теперь без одежды он казался мне непристойно голым.

– Пойдем гулять, нудист лохматый! – Я достала поводок.

Томас прыжками понесся к калитке, визжа и поскуливая от нетерпения. После болезни мы впервые выходили за ворота. Я посмотрела, как он скачет, и поняла, что на поводке мне его, пожалуй, не удержать. Ладно, пусть побегает всласть!

– Свободу честным собакам! – Я открыла калитку и выпустила Тома.

Пес вихрем пронесся вдоль ограды, разогнав стайку приблудных дворняг, подзабывших, кто тут главный, и порысил по проселку, абсолютно не реагируя на мои призывы.

– Бе-гом! – скомандовала я сама себе, пускаясь за ним вдогонку.

В скорости я четвероногому другу сильно уступала. В левом кармане куртки тяжело брякали ключи, правый оттягивал галогеновый фонарик. Путаясь в подкладке, я на ходу достала его: быстро темнело. На фоне угасающего заката чернели недостроенные дома. Томка совершенно скрылся из виду. Эх, жаль, нет у него габаритных огней! В следующий раз перед прогулкой привешу ему на хвост небольшой автомобильный отражатель!

– То-ом! Ты где? – позвала я, в нерешительности останавливаясь на перекрестке.

Метрах в двадцати справа у незавершенной постройки смутно белел автомобиль. Выразительно звякнуло стекло, мужской голос что-то сказал, другой засмеялся. Обычное дело: работяги-строители отдыхают после трудового дня.

– Боюсь, что мне туда. – Я спешно повернула направо, постаравшись по возможности бесшумно проскользнуть мимо белой машины, и не ошиблась.

– Сосиска! Где моя сосиска? – громко удивился невидимый в темноте мужчина, и через секунду, вынырнув из мрака, со мной поравнялся Том, как прямой ответ на вопрос о местонахождении искомой сосиски.

– Скотина ты бессовестная! – шепотом выругала я его. – Как тебе не стыдно! Можно подумать, дома тебя не кормят!

Виновато глянув, пес уселся и примирительным жестом протянул мне грязную лапу.

– Лапы в руки, дурень! – прошипела я. – Бежим отсюда, пока нас не взгрели!

В полном согласии мы покинули место преступления, и тут Томка снова исчез.

Где-то рядом был дренажный канал. Судя по шуму и треску, пес направлялся именно туда. Я встревожилась: полезет в холодную воду – снова заболеет!

– Вот глупая тварь! Том! Ко мне! Ко мне, Том! Ко мне!

Камыши затрещали громче.

Я навела фонарик, и слабый свет выхватил из темноты ряды сухих стеблей – среди них в классической позе Джульбарса, с честью выполнившего свой патриотический долг, восседал Томка, по-хозяйски положив правую лапу на большой мешок, под завязку набитый неизвестным добром.

– Добычливая собачка, – нервно хмыкнула я, начиная озираться в поисках законного владельца конфискованного Томкой имущества. – Пойдем-ка отсюда, пока ограбленный не вернулся с подкреплением.

И тут мешок тихонечко застонал.

Царапая ключом металл двери, я кое-как попала в замочную скважину, ворвалась в дом, хлопнула ладонью по выключателю и громко выругалась: опять отключили свет! А раз так – мой радиотелефон не работает. Ближайший таксофон – в жилом массиве, до которого минут двадцать хорошего галопа через поле. Это днем и в неплохую погоду. Я задумалась, нервно барабаня по железной двери.

Недовольный грохотом, из кухни бесшумной поступью привидения вышел белый кот.

– М-ма? – ворчливо спросил он.

– Вот именно, – невпопад брякнула я, скатываясь с крыльца и беря курс на белый дом на углу.

– Кто-о? – басом пропела Ирка в ответ на мой стук.

– Я! Открывай, сова, медведь пришел! – Это был наш пароль.

Ирка приоткрыла дверь, держа роскошный ветвистый канделябр с пятью свечами.

– Это осветительный прибор или оружие? – поинтересовалась я, протискиваясь в холл.

– Когда как, – ответила Ирка.

– Где твой сотовый? Давай его сюда, мне нужно «Скорую» вызвать!

– Тебе? – Ирка сунула канделябр почти мне в лицо. – А выглядишь вполне здоровой!

– Здоровая и есть, – отмахнулась я. – Ты дашь телефон или нет? У меня там голый мужик загибается…

– Это ему «Скорую»? – весело ужаснулась Ирка. – Ну ты даешь! Действительно, здоровая!

– Что ты выдумываешь? Я тут совершенно ни при чем! Алле! Алле, «Скорая»? Человеку плохо!

– Во мужики пошли, – сокрушенно вздохнула Ирка. – Не успел заголиться, уже плохо ему!

– Заткнись, пожалуйста, – попросила я. – Нет, девушка, это я не вам! Что? Да я не знаю, что с ним, и спросила бы, да он без сознания… Нет, температуру не мерила и пульс не считала! Да не знаю я его фамилию!

– Это ты зря, – заметила Ирка. – Я лично сначала все-таки знакомлюсь…

– Ах, моя фамилия… Адрес… Хорошо, жду. Спасибо. Приезжайте побыстрее!

Я отдала Ирке телефон и устало опустилась на мягкий диванчик.

– Я ничего не поняла, – честно сказала Ирка. – Объясни, пожалуйста, что еще за мужик? Где ты его нашла?

– Не я, Томка нашел…

– Отличная у тебя собака! – восхитилась Ирка. – Одолжишь на недельку?

– Тебе нужна собака?

– Мне нужен мужик!

– Сама найдешь.

– Не скажи, – заметила Ирка, дама дважды разведенная и тяготящаяся своей свободой. – Мужики нынче на дороге не валяются!

– Этот именно валялся. В камышах, в мешке. Голый.

– Везет тебе! – Ирка завистливо вздохнула. – Голый мужик сам собой нашелся!

– Ир, – попросила я, – ты не встретишь «Скорую»? Я Томку оставила стеречь этого типа, боюсь, как бы его не украли…

– Запросто! – с жаром подтвердила Ирка. – Я бы первая украла! Ха, ничейный мужик, да к тому же голый!

– Я про Томку!

– Слушай, – задумчиво проговорила Ирка. – »Скорая» сюда будет целый час добираться! Твой голыш за это время окочурится!

– Он не мой.

– Тем более! Предлагаю перебазировать его ко мне и уже здесь дожидаться «Скорую». Как думаешь?

– Лишь бы не ко мне, – кивнула я.

Ирка радостно заулыбалась.

– Тогда вот тебе ключи. – Она сунула мне в ладонь колючую связку. – Выводи машину, а я прихвачу аптечку и пару одеял.

Путь, который я на своих двоих бегом проделала за пять минут, на машине занял полчаса. Виновата была я: нервничая, не вписалась в поворот и слетела в пахоту, откуда пришлось выбираться. Ирка, превосходящая меня габаритами почти вдвое, толкала машину и вымазалась с головы до ног. Кое-как мы выбрались на дорогу, посеяв в борозде добрый кусок переднего бампера. Вдобавок я так гнала, что сгоряча в темноте проскочила нужное место, и только истошный Томкин лай привел нас к цели.

Бросив машину посреди дороги, мы поспешили на зычный собачий глас: я впереди, Ирка следом. На ходу она непонятно возилась.

– Какого дьявола ты там копаешься? – рявкнула я, оборачиваясь, и обомлела: яростно чиркая зажигалкой, Ирка пыталась запалить свой канделябр.

– На черта тебе эта орясина?!

– Это не орясина, – с достоинством возразила Ирка. – В данный момент это осветительный прибор. Я не собираюсть покупать кота в мешке!

– Там не кот, – сердито заметила я. – И ты его вовсе не покупаешь, ты спасаешь ему жизнь!

– Ну, я не сенбернар, – заметила Ирка.

– Кстати, о сенбернарах– где мое чудовище?

Чудовище с треском выбралось из камышей, пугающе сверкая глазами: свечи наконец зажглись.

– Этот, что ли? – Высоко подняв пятисвечник, Ирка разглядывала мешок.

– Разве что подменили, – буркнула я, отбиваясь от соскучившегося пса.

– Ты даже не вытащила его из мешка! – укоризненно произнесла Ирка.

– Не хотела зря время терять, – оправдывалась я.

– Тогда почему ты решила, что он голый? Может, он в неглиже, – мечтательно произнесла Ирка.

Я присела на корточки рядом с ней и тоже заглянула в мешок.

– Все, что я вижу, голое. А эти твои фантазии… – Я не успела закончить фразу, потому что Ирка вдруг переменилась в лице и страшным голосом сказала:

– А вдруг он вообще там не весь?

– То есть? – Я испугалась. – Ты думаешь… расчлененка?! Да нет, что ты, он же дышит!

– Дышать-то он, может быть, и дышит, – непонятно хмыкнула Ирка.

– Хватит болтать, – одернула я ее. – Где твоя аптечка? Пациент ждет!

Ирка осторожно поставила канделябр и открыла аптечку. Подкравшийся Томка немедленно сунул туда морду.

– Фу! Пошел отсюда! – крикнула Ирка. – Ленка, убери своего зверя! Стой! Куда?!

– Не придирайся к собаке, – вступилась я. – Ты велела уйти, он и ушел. Хороший песик, Томочка, умница!

– Хороший песик спер горчичники, – сообщила Ирка.

– Ну и что? Этому парню горчичники нужны, как мертвому припарка!

– Тьфу на тебя! – Ирка зубами вытащила пробку из бутылочки, распространяя вокруг нашатырную вонь.

Я отодвинула край мешка, давая Ирке свободный доступ к телу. Она щедро окропила мешковину нашатырем и аккуратно накрыла мокрой тканью лицо пациента.

– Мертвого поднимет.

– Тьфу на тебя! – повторила я.

Пациент слабо шевельнулся.

– Вот видишь! – обрадовалась Ирка.

– Погоди! – Перехватив ее руку, я остановила реанимационный процесс. – Не спеши! Не надо вытряхивать его из мешка!

– Почему?

– Без упаковки он будет нетранспортабельный. Как мы его затащим в машину? Я не Геркулес! В нем добрых восемьдесят кило, я думаю. У меня в подвале стоит точно такой же мешок с сахаром, центнер весит.

– Отойди, дохля! – с презрением проговорила Ирка.

Она бережно затолкала полураспакованного типа в мешок, стянула края, крякнула и одним рывком взвалила ношу на спину.

– Ого! – не удержалась я.

– А ты думала! Не такие носила! – Ирка погрузила мешок на заднее сиденье. – Поехали!

– Теперь ты за рулем. Мне придется делить место с Томкой.

Я забралась вперед, Томка с удовольствием влез туда же.

– Сиди смирно, – терпеливо сказала я, снимая собачью лапу со своего плеча. – Ирка, я не поняла тебя: ты что, всех своих мужиков таскаешь на руках?

– Только в переносном смысле, – сквозь зубы процедила Ирка, срывая машину с места. – Ты забываешь, чем я себе на бутерброд с икрой зарабатываю! Мы, челноки, и не такие мешки тягаем!

Я кивнула, соглашаясь: Ирка – дама неслабая, утреннюю зарядку делает с пудовой гирей, которую я перемещаю с места на место исключительно волоком. А однажды я видела, как она жонглирует кирпичами, и это, скажу я вам, впечатляющий трюк! Ирка освоила его в стройотряде, в годы своего обучения в политехническом. Неплохое, как выяснилось, образование для коммерсанта новой формации…

Дико взвизгнув тормозами, машина ткнулась в Иркин забор.

– Ты его и выгружай, – решила я.

Ирка занесла мешок в дом, я шла следом, неся аптечку и невостребованные одеяла.

– Живой еще или как? – Ирка похлопала найденыша по бледным щекам.

– С ума сошла, так лупить! Если он еще живой, вполне может помереть от твоего хука справа! – Я оттеснила Ирку.

– А если мертвый, то ему уже все равно! – возразила она.

– Но тебе не все равно! Смотри, у него на морде твои отпечатки пальцев, доказывай потом, что не ты его укокошила!

– Тихо!

Пациент вздохнул, ресницы его задрожали.

– Давай вытряхнем его из мешка! – Ирка энергично завозилась.

– Стриптиз – без меня. – Я скромно отвернулась.

– Это еще что такое? – Удивление в голосе подруги заставило меня обернуться.

– А ты не знаешь? Это кирпич! – язвительно ответила я. И вдруг встревожилась: – Ирка! Ты же не собираешься огреть его кирпичом?

– Уже, – виновато проговорила Ирка, поспешно отбрасывая кирпич в сторону.

– Что – уже?

– Уже огрела! Я не хотела, взялась снизу за мешок, тряхнула – а это и выпало.

– И куда выпало? – прокурорским тоном спросила я. – То бишь куда попало? На голову?

– Да нет, не на голову. На спину. Ну, почти на спину…

– А. – Я немного успокоилась. – Тогда нестрашно. Он вроде бы дышит?

– Сейчас послушаю!

Мы затаили дыхание и услышали: громыхая и подпрыгивая на колдобинах, по проселку сайгаком скакала карета «Скорой помощи».

Кому как, а мне с приездом «Скорой» полегчало: пожилой врач внушал доверие, и я с готовностью переложила на него ответственность за здоровье пациента. Мое внимание всецело заняло упорное стремление Томки непременно забраться внутрь фургона. Пока я пасла свою собаку, доктор принял решение госпитализировать нашего голыша.

– Увезли болезного, – пробормотала Ирка.

– Куда его? – запоздало поинтересовалась я, когда габаритные огни фургона растворились в ночи.

Из темноты доносился затихающий лай Томки, сопровождавшего «Скорую» по собственной инициативе.

– В Первую городскую больницу, – ответила Ирка, поднеся к глазам бумажку с адресом и телефоном.

– Вот и славно, – сказала я. – Спокойной ночи! Увидимся утром.

Все только начиналось.

Упомянутое утро кое-кто начал тревожно.

– Где Серж?

– Не знаю, – честно ответил Бурундук.

Хозяину врать нельзя, это правило соблюдалось железно.

– Так, – озабоченно бросил Беримор. Пальцы его сами собой пробежались по клавиатуре, и на экране компьютера появились буквы: «Так». Дурная привычка: Беримор в любой ситуации сохранял непроницаемое выражение лица, но руки его порой выдавали.

– Когда ты его видел в последний раз?

На этот вопрос Бурундук тоже ответил правдиво:

– Вчера. – Немного подумал, напряженно сведя брови, уточнил: – Вечером, часов в шесть.

– Где?

– В мешке.

– Где-е?! – Беримор приподнял брови. Палец его так и застыл на кнопке с символом Е.

– В мешке, – повторил Бурундук, с интересом косясь на экран.

– В каком мешке? – Беримор поздно сообразил, что спросить надо было иначе. Бурундук отвечал только на конкретно поставленный вопрос.

– В обычном, – охотно пояснил он. Хозяин молчал, Бурундук решил, что сказанного ему мало, и добавил – Значит, так: мешок новый. Серый. С одной заплаткой, а так хороший, крепкий мешок – для сахара там, для муки, для картошки…

– Или для Сержа, – буркнул Беримор. – Почему в мешке?

– Ну как – почему? – Интерес хозяина к деталям его работы Бурундуку польстил. Он охотно делился маленькими секретами – В нем намного удобнее: и тащить легче, и внимания не привлекает. Конечно, можно еще в чемодан засунуть или там в ковер завернуть, но такой большой чемодан денег стоит, а ковер в одиночку не унести…

– Бож-же мой! – пробормотал Беримор.

Он схватил левой рукой сигарету, а правой – зажигалку. Не сводя глаз с безмятежного лица Бурундука, слепо повел одну руку навстречу другой, и пламя золотой зажигалки «Zippo» опалило розу в букете.

– Сядь, – бросил он Бурундуку. – Давай по порядку.

Тот с удовольствием плюхнулся в мягкое кожаное кресло, сложил ладони на коленках и приготовился излагать по порядку.

Бурундуком Васю Зверева окрестили не жулики-разбойники где-нибудь на зоне или в воровской малине, а назвал так отличник и умница Петя Мишин – еще в стенах родной средней школы № 14. Петя был личностью известной и популярной. Его математические способности широкую общественность волновали мало, но у Пети был и другой ценный дар: он придумывал удивительные клички, красивые и звучные, как родовые имена породистых аристократов, да еще и прилипающие намертво. Потапыч, то есть Мишин, – это была «фирма» почище Кардена или Диора. В разгар апокалипсиса большой перемены, когда банальные призывы: «Вова! Вова!» – бесследно тонули в оглушительном шуме, достаточно было веско произнести: «Вервольф!» – и безымянная мелюзга в почтительной тишине расступалась перед гордым носителем звучного имени.

Ссориться с Потапычем опасались: кому охота именоваться Шваброй или Вошкой! Даже педагоги слегка заискивали перед ним, ибо одна особенно крикливая учительница получила в пожизненное пользование кличку Лайка.

Вася Зверев этим обстоятельством недальновидно пренебрег. Втайне сгорая от желания сделаться обладателем красивой и звучной клички, он дерзко заступил Потапычу дорогу в школьном коридоре, оттеснил плечом верного Петиного телохранителя – восьмиклассника Бармалютку – и сказал:

– Здорово, Потапыч!

– Кто таков? – через плечо спросил Петя у угрюмо сопящего Бармалютки.

– Зверь! – ответил сам Вася, надеясь, что Потапыч милостиво кивнет и тем официально одобрит его самозванство.

– Зверь? – повторил Петя, критически оглядывая округлую Васину фигуру и толстощекую физиономию с маленькими блестящими глазками. – Зверь бурундук!

– Бурундук, бурундук! – с готовностью подхватила мелкота вокруг, и Вася понял, что его окрестили.

Еще сомневаясь, он сгреб за лямки белого фартучка очкастую умницу Семенову и грозно вопросил:

– Кто такой бурундук?

– Бурундук – это… – бодро начала Семенова, намереваясь отбарабанить статью из энциклопедии, но вовремя сообразила и дипломатично закончила: – Такой зверь, вроде медведя…

В отличие от Васи Бурундука Сергей Петрович Никонов свою кличку не афишировал. Беримором его прозвали еще в студенчестве за сходство с чопорным дворецким из фильма «Собака Баскервилей»: Серега Никонов замечательно умел придавать своему лицу непроницаемое выражение уныло-гордого равнодушия. Маска англосаксонской невозмутимости прилипла к его лицу прочно, кличка – тоже, но только старые друзья, с которыми Серега жил когда-то в одном общежитии, знали, что Беримор сокращается в Берри.

Впрочем, этих старых друзей осталось совсем немного – трое-четверо, не больше. Вот и Димка Шустов, Дима-Шустрик, получил свой земельный надел на кладбище – правда, на Новодевичьем, в стольном граде Москве, но ему-то от этого не легче! При жизни дружок Дима поднялся высоко, по кремлевским коридорам хаживал, вникал в жизнь великих, был сопричастен большим делам и к скромному, по столичным меркам, бизнесу Сергея Петровича относился насмешливо-снисходительно. После университета они и встретились-то всего раз-другой, дружбу не водили, так, доходили иногда до Беримора слухи да сплетни, но и только.

О дурацкой гибели Шустрика под колесами мусороуборочной машины Сергей Петрович тоже узнал с чьих-то слов, пожалел, конечно, но и усмехнулся: надо же, Шустова дерьмовоз задавил! Ладно бы «Линкольн» или «мерс», было бы не так обидно! Пижон Димка, наверное, до сих пор в гробу переворачивается!

А потом посылочка пришла – от покойничка, словно с того света…

Нет, принесла-то плоскую бандероль в коричневой бумаге с сургучными печатями совершенно обычная баба, пожилая усталая почтальонша в синей форменной куртке. Расписавшись в получении ценного почтового отправления, слегка удивленный Беримор принял из обветренных рук тетки невесомый сверток, изучая, поднес его поближе к глазам и прочитал фамилию отправителя: Шустов Д.П.!

Шустрик к тому времени уже c неделю как обрел последний приют в сырой земле, поэтому сначала Беримор подумал, что стал жертвой чьей-то глупой и злой шутки. Осторожничая, он отложил было подозрительную бандероль в сторону, полдня ходил мимо кабинета, покусывая ногти, но любопытство взяло верх, и к вечеру Беримор не выдержал. Он решительно разорвал коричневую бумагу, извлек плотно завернутую в ячеистый целлофан компьютерную дискетку, повертел ее в руках– странно, ни наклейки, ни сопроводительной записки! – и вставил в дисковод.

Уже через минуту Беримору стало ясно, что дискету ему прислал действительно Димочка. У того смолоду была просто патологическая страсть к чужим секретам и опасным тайнам. Шустрика хлебом не корми, дай только поинтриговать, побегать тайными ходами, пошпионить за занавесками – прямо-таки рыцарь плаща и кинжала! Скрытые маневры сопровождали все движение Димочки по жизни, очевидно, и его блестящая политическая карьера строилась на фундаменте из нарытого им чужого дерьма… Но на сей раз любитель чужих секретов явно переборщил, тайна, которую он раскопал, накрыла его могильной плитой. А теперь и Беримор рисковал с концами нырнуть в кубанский чернозем: подробнейшая информация о том, как, куда и с чьей легкой руки уплыли пресловутые «деньги партии», стоила дорогого. Например, жизни.

– Сволочь ты, Шустрик, – нарушая неписаное правило не говорить о покойниках плохо, бессильно выругался Беримор.

Он глядел на экран монитора, где появлялись адреса и реквизиты зарубежных банков и фамилии людей, которых Беримор в отличие от пронырливого Шустрика видел только по телевизору.

Правда, некоторые из громких имен уже можно было обвести черной рамочкой – иных уж нет, а те далече… Но как минимум два человека из тех, кто, судя по компромату, приделал ноги легендарным капиталам КПСС, были вполне при делах, в полной власти, у штурвала и в силах раздавить любого, кто встанет у них на пути.

Зачем поганец Шустрик прислал ему проклятую дискету, Беримор не понимал. Отправил бы ее в какой-нибудь «Микрополис» или какое другое издание, специализирующееся на скандалах! Хотя нет, ни один нормальный редактор этого не опубликовал бы… Вероятно, с Димочкиной стороны это был жест отчаяния, пройдоха понял, должно быть, что его вот-вот размажут, и в бессильной злобе и смутной надежде на отмщение послал дискету тому, у кого ее вряд ли станут искать. Надо признать, Шустрик неплохо знал старого приятеля: Беримор никогда не решился бы дать ход полученному компромату, но и уничтожить злополучную дискету не рискнул. Положил в дальний ящик и постарался забыть о ней, будто и не было ничего. Авось пронесет…

Выходит, не пронесло.

Сергей Петрович невольно вздрогнул, стряхнул оцепенение и кивнул терпеливо ожидающему Бурундуку:

– Рассказывай.

– А че рассказывать-то? – замялся тот.

Беримор сосредоточился и сформулировал вопрос с поправкой на Васин коэффициент интеллектуального развития:

– Вчера вечером ты видел Сержа. Что было потом?

– Ага, – подхватил Бурундук. – Ну, значит, увидел я его. Вчера. В восемь вечера. Говорю: ты че, Серж? Куда намылился? Постой минутку, хозяин разобраться велел!

– Что-о? – Беримор сцепил пальцы в замок.

– А что? Вы же велели разобраться?

Сергей Петрович чертыхнулся.

Накануне днем, возвращаясь в офис после обеда, он велел шоферу остановить машину у цветочного рынка и вышел купить букет – предстояло спешно нанести полуделовой визит серьезной даме. Придирчиво выбирая цветы, Беримор совершенно случайно заметил знакомую фигуру: его референт и полный тезка Сергей Петрович Максимов, называемый во избежание путаницы просто Сержем, быстро шагал от остановки трамвая.

«А где же его «жигуль»?» – машинально подумал Беримор.

Серж нырнул в проходной двор.

Забыв про букет, Беримор поспешно вернулся в машину, велел шоферу объехать квартал и успел увидеть, как Серж закрывает за собой дверь одноэтажного кирпичного здания с новой блестящей табличкой на красной стене. «Частное сыскное и охранное агентство «Шерлок», – прочитал Сергей Петрович.

– Проезжай, – буркнул он водителю, откидываясь на сиденье.

Настроение у него испортилось. Беримор понимал, что агентство «Шерлок», с деятельностью которого ему, впрочем, пока не приходилось сталкиваться, наверняка не более частное, чем Госбанк: половину вольных пинкертонов прикармливает местная мафия, а другую явно или втемную использует Контора. При таком раскладе в любом случае следовало ожидать неприятностей. Подумав, Беримор отметил как наиболее вероятные два варианта: либо братья-бизнесмены – «белая» мафия – хотят слопать его фирму, либо органы пасут лично его, Сергея Петровича Никонова, и тогда дела его совсем плохи, ибо это значит, что они вышли на Димочкину посылку.