Капитал (сборник)

Волобуев. Ну и почитай, хули ты.

Пухов (читает). Процесс запхания Сталина в Ленина зависит, как правило, от расположенности различных заводских частей и агрегатов, а также от готовности начальства и партактива к данному процессу. Начинать запхание рекомендуется с вычленения полуавтоматической линии, необходимой для первичной механической обработки влагалища Ленина. Вычленение должно производиться в соответствии с внутризаводским планом и под пристальным контролем парткома. После вычленения коллектив завода обязан провести общезаводское партийное собрание. Сразу после закрытия собрания рабочие шлифовального цеха обязаны произвести комсомольское обрезание, предварительно унавозив Алтарь Победителей. По окончании обрезания директор завода обязан пустить оба конвейера. Работа рабочих на конвейерах должна осуществляться при жестком контроле парткома. После изготовления ГПЗ (Главного Поршня Запхания) необходимо немедленно приступить к его шлифованию. Отшлифованный поршень полируется в том же цехе в соответствии с нормами Госстандарта.

Соколов. Нет, ну я все-таки понять не могу – как так вот неожиданно немцы напали?

Волобуев (вздыхает). Ну, хули тут непонятного… взяли и напали.

Денисов. Они все раньше хотели… а вышло вон как.

Пухов (сворачивая газету). Чаек-то кипит!

Денисов. Опчики!

Быстро надевает рукавицы и переставляет дымящийся котелок на ящик.

Соколов. Давай заварку!

Рубинштейн. Есть, ядрена вошь!

Всыпает заварку в котелок.

Волобуев. Это хорошо. Чай пить – не дрова рубить. А вы все – мороз, сало, тяжелая еда. Еда никогда не тяжелая. Чай пить – одно удовольствие.

Рубинштейн. Это и в мороз полезно, и когда жарко.

Денисов. Мороз чаю не помеха. Немцы вон, небось, мерзнут…

Волобуев. Слышь, командир, сахарку достань.

Соколов. Вань, возьми там, в вещмешке.

Пухов. Есть такое дело…

Лезет в мешок.

Волобуев. А то говорили – каша, сало… ёптэть, что лучше чая, так вот, в норме когда? А?

Весело смеется, потирая руки.

Эх, ребятки, все, когда нужно, – заебись в рот, чтобы было хорошо!

Соколов. Это точно. А мороз тут ни при чем. Морозом тоже ведь разных хороших людей пугают. А потом – хуяк, хуяк и – труба…

Пухов (доставая сахар). Вот он, голубчик! Ой, бля, напьемся вволю!

Волобуев. Напейся, да не облейся! Готовьте кружки.

Все достают кружки, ставят на ящик.

Соколов. Зяма, разливай.

Рубинштейн (аккуратно разливая чай по кружкам). Вот и чаек…

Все разбирают кружки и, обжигаясь, пьют чай с сахаром вприкуску.

Волобуев. Вот… чаёк, он ведь… (прихлебывает) он ведь охуительно помогает… вон…

Рубинштейн. Ой… горячий… надо еще взять…

Соколов. А я… боялся, что вы скажете – вот, мол, это… Соколов все про баб говорил… а ты, Леш, и не помнил…

Денисов. А чего про баб… я… мне все по хую. Я про пот говорил. Пот бывает после чая.

Соколов. Пот и чай – это как брат и сестра.

Волобуев. Правильно… пот, он и на морозе с чайком-то… все в норме… ой…

Рубинштейн. А я люблю жирную пищу чаем запивать… это всегда исключительно полезно… летом, зимой, врачи когда рекомендуют…

Волобуев. Кто спорит… жир должен топиться, ёптэть.

Рубинштейн. Жир должен как бы плавать… ну, как рыба… тогда внутри все в норме… тогда мороз и пот… все хорошо…

Пухов. Сахарок законный… сахар на морозе остается…

Соколов. Пот и чай – это… как жених и невеста… тут, блядь, концов не сыщешь… кто главней…

Волобуев. А надо с толком все делать… тогда и жизнь пойдет…

Пухов. Верно.

Денисов. Жизнь… жизнь, она от многого зависит.

Волобуев. Правильно.

Соколов. Жизнь… хорошо, когда всего поровну.

Волобуев. Тоже верно. О… чаёк-то…

Пухов. А вы говорили – мороз!

Рубинштейн. Нет… мороз… морозом нас… не надо…

Соколов. Мороз не страшен. Мороз большевикам не страшен.

Волобуев. Точно! Я мороз уважаю. И пот уважаю. И чаёк.

Пухов. Чайком немцев.

Рубинштейн. Немцев давить!

Волобуев. Пиздить их так, чтоб… все уснули мертвым сном…

Соколов. Ага…

Пухов (разворачивает газету). Ну что, почитать?

Все кивают.

Пухов (читает). “Особенности прерванного каданса в мажоре и миноре”. Прерванный каданс в мажоре и миноре значительно различается по своему характеру звучания. В мажоре каданс звучит значительно мягче благодаря подмене мажорной тоники минорной медиантой. Если М помещается на сильной доле такта, то выявляется ее переменная тоническая функция и происходит как бы легкое, мимолетное отклонение в параллельную тональность, которое воспринимается как своеобразный модуляционно-функциональный оборот в данной тональности. При М на слабой доле такта ее тоникальность и модуляционность прерванного каданса нейтрализуется. При растяжении или повторении М укрепляется ее переменная тоническая функция и возникает более определенный, но все же мягкий модуляционный сап. В миноре дело обстоит иначе. Во-первых, здесь происходит более энергичная подмена минорной тоники мажорной медиантой. Во-вторых, М оказывается не тоникой, а субдоминантой параллельной тональности, что также придает кадансу больше энергии движения. В-третьих, между тональностями доминанты и медианты большая разница в ключевых костях, что делает данную последовательность более неожиданной, а вследствие этого и более липкой.

Рубинштейн (с энтузиазмом). А вот это верно, братцы! Этих гадов надо, как вошей беременных – раз! раз! раз!

Волобуев. Жир накопим, тогда и все пойдет.

Соколов. Погоди, дай срок… а морозом… морозом не так вот…

Волобуев. Пойду отолью… или нет… плесни-ка еще…

Пухов. И мне.

Рубинштейн. Давай…

Наливает им чай.

Пухов. Во… во!

Волобуев. Чай пить – не дрова рубить…

Денисов. Эй, старшой, дай махорочки.

Соколов. Возьми в вещмешке.

Денисов лезет в вещмешок.

Волобуев. А вы тогда зря это… зря плохо говорили о бабах. Бабы – это ведь то, что радует.

Соколов. Ну… правильно… только бабы иногда и по-плохому как-то.

Волобуев. Что по-плохому?

Соколов. Ну, херово… разная гадость попрет, и все.

Волобуев. Ну, не знаю. Бабы знаешь как…

Рубинштейн. А я вот еще не совершал половых актов.

Волобуев. Во, бля! Ну, молодец.

Соколов. Все впереди, Зяма.

Рубинштейн. Главное – по любви надо. А то просто только ебари. А я не ебарь.

Соколов. Я тоже не ебарь.

Волобуев. А я – ебарь.

Денисов. Ну какая разница…

Закуривает.

Надо главное – жить широко.

Рубинштейн. Да. Это верно. Были бы… не было б войны вот.

Соколов. Война не навсегда. Немцы нами поперхнутся, как жиром. Как жир в горле встанет, и пиздец. И чаем уж не запить!

Все смеются.

Волобуев. Немцы как рассуждают – Россия велика, отступать некуда. И прут напролом. Думают, мы дураки. А товарищ Сталин им подготовил яму.

Пухов. Точно. Волчью яму такую, знаете, я когда был у деда, он мне показывал, как они это, ну, волков давят, они такие ямы роют, вот выроют… и давай ждать. Ждут, ждут, потом раз – волк свалился, и пиздец!

Волобуев. Товарищ Сталин всегда начеку. Он их заманивал, а теперь заманил и говорит – хватит заманивать, пора их по пизде мешалкой бить!

Соколов. По копчику!

Все смеются.

Пухов. Им наш мороз не нравится. Привыкли потеть. А пот и мороз – вещи ой как неприятные!

Соколов. Потом можно как жиром поперхнуться!

Пухов. Как поперхнешься – и все! Будут кричать капут!

Все смеются.

Волобуев. Пойду отолью, заодно своих орлов посмотрю.

Соколов. Слышь, Вить, ты скажи там старшине вашему: пусть моим пару корзин подбросит. Он обещал.

Волобуев. Лады.

Выходит.

Денисов. Пойду-ка и я.

Выходит вслед за Волобуевым.

Пухов. Да… пот нам как раз на руку.

Разворачивает газету, жуя кусок хлеба, принимается читать.

Имя Ленина снова и снова влипаро повторяет великий народ. И как самое близкое слово урпаро имя Ленина в сердце живет. И советская наша держава барбидо, и великих побед торжество – это Ленина гений и слава карбидо и бессмертное дело его. Мы в работе большой не устанем, моркосы! И сильней нашей Родины нет, если партии теплым дыханьем обросы каждый подвиг народа согрет. Я вам стихи читать начну, я расскажу вам, дети, годо, как в голод девочку одну Ильич однажды встретил бодо. Чтоб наша красная звезда была навеки с нами мето, тогда, в те трудные года, сражались мы с врагами бето. И Ленин очень занят был, но взял с собой малышку пата, ее согрел и накормил, достал с картинкой книжку брата. Среди больших и важных дел смог малое увидеть кока… Людей любить Ильич умел, умел и ненавидеть вока. Он ненавидел всех господ, царя и генералов кало, зато любил простой народ, любил детишек малых мало. И все ребята в наши дни растут, как сад весенний упо. Так пусть стараются они такими быть, как Ленин вупо. Его портрет – обсосиум, говнеро, его портрет – обсосиум айя. Портрет его, кто волею горерро соединил обросиум ойя. Его портрет, который наши крупсы цветами любят украшать, – портрет того, кто в глубине обсупсы, как солнце, землю будет озарять.

Рубинштейн. Хорошо сказано!

Соколов. А я вот думаю, что, ну, цветами украшают, когда гробы, то всегда почему-то они пахнут как-то сильно…

Пухов. Ну, это от цветов зависит.

Рубинштейн. Точно. Цветы – разные бывают.

Пухов. У нас в палисаде вон росли какие желтые такие шары. И совсем не пахли. А мята – ёптэть, и не цветок, а воняла, как не знаю что.

Рубинштейн. Цветы бывают очень красивы.

Пухов. Да ну… цветы и цветы. Чего тут.

Соколов. Нет, Ваня, ты неправ. Цветы приносят людям радость.

Пухов. Радость, радость. Тут вон война, а ты – радость! Моя рота вон в самом говенном блиндаже мерзнет. А тут – цветы, радость.

Рубинштейн. Да ладно, Вань. Всем сейчас холодно. Тут ведь время-то военное, тут и мороз, а не пот, как мы все говорим. Мороз. Теперь вон морозит как. А потом лето будет и война кончится.

Пухов. Да. Жди, кончится. Она еще долго будет. Война теперь – это не в штыковую атаку “ура” кричать. Тут вон техника, артиллерия…

Рубинштейн. Артиллерия – бог войны, Ваня, это абсолютная правда.

Пухов. А как же. Когда снаряды – одно, а стрелять из ружей – совсем другое.

Соколов. Главное, ребята, это что все мы верим в победу. Верим товарищу Сталину. Россия велика, весь народ с нами, а мороз или там пот когда – все перетерпит наш советский человек.

Пухов. Перетерпит. Но гадов разных будет много.

Соколов. Всех гадов, дезертиров, шпионов – к стенке, и все. Их надо выявлять, выводить, так сказать, на чистую воду, и все тут. А победа будет за нами. И дело тут вовсе не в бабах, как вы тут говорили. Бабы – это совсем другое, это когда мирное небо там, когда дети. Бабы – ни при чем.

Рубинштейн. Бабы – конечно, но люди иногда хотят определенности.

Пухов. Да уж, еб твою! Определенности! Тут бить врага надо, а ты про разную хуйню! Воевать надо до последней капли!

Рубинштейн. А я что – спорю? Воевать, конечно. Но, знаешь, иногда вот говорим, что немец Россией подавится, как жиром, ну и я думаю, помнишь, что политрук сказал? Он сказал – фашисты потеряли на полях сражения свои лучшие силы. Так что жир – может быть и не жиром.

Пухов. А чем же?

Рубинштейн. Воском. Или промасленным войлоком.

Пухов (пожимает плечами). Может быть… не знаю…

Соколов (подумав). Возможно.

Рубинштейн. Еще как возможно!

С энтузиазмом.

Да вы поймите, ребята! Сейчас Курск возьмем, потом – на Брянск, а в Брянске мои родственники – дядя Миша и тетя Неля! А там и будет фашистам блицкриг.

Входят Волобуев и Денисов.

Соколов. Ну, как погодка?

Волобуев (снимает шапку, расстегивая полушубок, подсаживается к печке). Отличная. За нос хватает – аж не ебаться…

Денисов (сваливая к печке охапку веток). Вот и дровишки.

Пухов. Из леса, вестимо?

Денисов. Ага.

Пухов. Ну что, газетку почитаем?

Волобуев (грея руки над печкой). Давай.

Пухов (достает газету, читает). Остатки неандертальцев были обнаружены и на территории Советского Союза. Первым “найденным” был мальчик из грота Тешик-Таш в Южном Узбекистане. Вокруг скелета, лежащего на боку, было разбросано множество костей и рогов козлов, что не исключает возможность сознательного погребения. Другая неандертальская находка, скелет нижней конечности, привязана к пещере Киик-Коба в Крыму. Совсем недавно на крымской стоянке Заскальная были обнаружены две челюсти. По всей видимости, этот ископаемый представитель рода человеческого является прямым потомком яванского питекантропа. Бросается в глаза очень низкий объем мозговой полости черепов (1035–1255 см3), на уровне пекинского синантропа. По особенностям конфигурации и строения черепов можно заключить, что нгандонский человек был местным типом палеоантропов, эволюция которых в Юго-Восточной Азии была заторможена (по крайней мере в некоторых изолированных популяциях), так что эта эволюционная ступень соответствует примерно штейнгеймскому типу в Европе. Остатки неандертальцев были обнаружены и на территории Советского Союза. Первым “найденным” был мальчик из грота Тешик-Таш в Южном Узбекистане. Вокруг скелета, лежащего на боку, было разбросано…

Денисов. Много дохлых фрицев!

Все смеются.

Волобуев. Да… дохлые – они лучше всего.

Соколов. Точно!

Пухов. А я вот, ребя, точно знаю – они Россией подавятся!

Волобуев. Конечно. Как куском сала.

Денисов. Как жиром.

Рубинштейн. Мороз им тоже не сахар. Мороз ведь – это отклонение от норм.

Волобуев. Правда. Вот когда они в мороз перестанут потеть, когда поймут, что Россия – самая большая страна в мире, тогда и будет им – абгемахт!

Все смеются.

Соколов. И все-таки, ребята, главное сейчас – питание.

Рубинштейн. Правильно. Человек и летом-то, когда пот кругом, должен есть исключительно хорошо, а зимой – регулярней обычного.

Пухов. Есть надо больше.

Волобуев. Кто спорит. Побольше поел – больше силы.

Денисов. А больше силы когда – тогда и меньше разного говна, которое жизнь портит. Люди-то сильные, а вот много врагов…

Соколов. Врагов мы всех скрутим, как писал Маяковский. Враги должны быть уничтожены.

Пухов. Враги бывают от халатности. От попустительства.

Волобуев. Враги – это война.

Рубинштейн. А вот немцы, говорят, любят в суп класть разную траву. Для навара.

Соколов. Правда?

Рубинштейн. Ага! Кладут и жрут.

Пухов. Это что – укроп?

Рубинштейн. Да нет, не укроп. А какая-то немецкая трава.

Волобуев. А когда я вам рассказывал про баб?

Пухов. Про баб? Вчера, кажись.

Волобуев (смеется). Блядь…

Пухов. Что?

Волобуев. Да вот… вспомнил тут… была одна баба, говорила: я люблю траву! Я люблю травку! Ой, блядь!

Смеется.

Пухов. Ну, бабы разные. Одна и ничего вроде, а другой раз – познакомишься, а там как-то плохо… страшно…

Соколов. Чего страшно?

Пухов. Ну, иногда. Думаешь – пошла ты на хуй, дура…

Волобуев. Бабы – говно.

Рубинштейн. Не знаю…

Соколов (скручивая самокрутку). Главное – боевой дух солдат и ум командиров.

Волобуев. Правильно. Дай табачку.

Соколов (отсыпая ему махорки). Я своим так и сказал: за малодушие – расстрел на месте.

Волобуев. Правильно. Слабосильных надо расстреливать, а колеблющихся – направлять. Так учит товарищ Сталин.

Соколов. Я буду расстреливать беспощадно.

Волобуев. Правильно. Я тоже. Расстрел – необходим для дисциплины.

Пухов. А я моих люблю. Я им говорил, что за трусость – расстрел на месте, они все поняли. У меня трусов нет.

Рубинштейн. Трусы могут появиться. На то они и слабые.

Пухов. Ну, могут, конечно. Но я думаю, в моей роте – не появятся.

Соколов. Хорошо бы. Но если появятся – не кипятись. А просто расстреляй одного-двух, и всё.

Волобуев. Верно.

Рубинштейн. Расстреливать нужно.

Пухов. Согласен. Расстрел – показательное явление.

Волобуев. Ну что вы заладили… почитай лучше газету.

Пухов (разворачивает газету). Тааак… сейчас почитаем… что здесь. Это уже читали. Вот. Статья, называется “На ленинградском рубеже”.

Читает.

Гнойный буйволизм, товарищи, это ГБ. Гнойный путь, товарищи, это – ГП. Гнойный разум, товарищи, это – ГР. Гнойный отбой, товарищи, это – ГО. Гнойные дети, товарищи, это – ГД. Гнойная судьба, товарищи, это – ГС. Гнойная машинка, товарищи, это – ГМ. Гнойная родня, товарищи, это – ГР. Гнойные буквицы, товарищи, это – ГБ. Гнойное отпадение, товарищи, это – ГО. Гнойная жаба, товарищи, это – ГЖ. Гнойные племянники, товарищи, это – ГП. Гнойная береза, товарищи, это – ГБ. Гнойная волость, товарищи, это – ГВ. Гнойная мама, товарищи, это – ГМ. Гнойный кораблик, товарищи, это – ГК. Гнойные дома, товарищи, это – ГД. Гнойная рубаха, товарищи, это – ГР. Гнойные отношения, товарищи, это – ГО. Гнойные молодцы, товарищи, это – ГМ. Гнойный запуск, товарищи, это – ГЗ. Гнойная начальница, товарищи, это – ГН. Гнойный шелк, товарищи, это – ГШ. Гнойная бутыль, товарищи, это – ГБ. Гнойные пострелята, товарищи, это – ГП. Гнойная вера, товарищи, это – ГВ. Гнойный бег, товарищи, это – ГБ. Гнойное вымя, товарищи, это – ГВ. Гнойное метро, товарищи, это – ГМ. Гнойный огурец, товарищи, это – ГО. Гнойный проповедник, товарищи, это – ГП. Гнойная судьба, товарищи, это – ГС.

Волобуев (кивает головой). Что ж… правильно. Прорыв нужен.

Соколов. А как же! Надо немцу дать по рукам.

Пухов. Дадим! Ленинград немцу как небольшой кусок жира. В рот-то войдет, а назад или вперед – никуда!

Денисов. Дать бы им с тыла как следует.

Соколов. Дадим, дадим. Погоди, дай с Курском расхлебаемся, тогда и дадим.

Волобуев. Слышь, ребят, надо б в нашу гильзу керосина подлить, а то дымит…

Пухов. Точно.

Рубинштейн. Сейчас сработаем.

Снимает коптилку с ящика; Соколов приподнимает ящик, под ним стоит небольшой бачок с керосином. Рубинштейн задувает фитиль, Волобуев зажигает спичку. При свете спички Денисов подливает керосина в гильзу, Рубинштейн вставляет фитиль, а Волобуев его поджигает. Бачок накрывают ящиком, коптилку ставят на место.

Волобуев. Ну вот, вишь, ярче занялась.

Рубинштейн (вытирая руки о полу полушубка). Керосин – спасение.

Пухов. Если б еще спиртику!

Соколов. Завтра, завтра. Сегодня не положено.

Денисов. Жаль.

Соколов. Да я б сам дернул. Но комбат, знаете, он ведь про пот разговаривать не будет. Услышит запах, и все.

Волобуев. Правильно. Чего такого…

Пухов. Спиртик, конечно, хорошо. Соколов, дай хлеба!

Соколов. Возьми в вещмешке.

Пухов роется в вещмешке, насвистывая.

Волобуев. Да… вот вам, ребята, и война. Дождались, еби ее мать. А то, бывало, на маневрах все думаешь – как подождать да как что… а теперь чай пьем с жиром!

Соколов (усмехаясь). Да. Война – это тяжелое испытание.

Денисов. Это испытание на прочность. А жир тут ни при чем.

Рубинштейн. Зато мороз дает просраться!

Все смеются.

Волобуев (хлопая жующего Пухова по плечу). Пуховец, ну что ты жуешь, как жаба! Почитай газету!

Пухов. Есть, товарищ генерал.

Жуя, разворачивает газету.

Так. Я уж вам почти все прочел. Тут… что осталось-то… а, вот.

Читает.

Рецепт № 8. Говядина вареная 500 г, яйцо куриное 2 шт, кефир 200 г, крупа манная 50 г, масло подсолнечное 50 г, лук репчатый 3 головки, чеснок 5 долек, соль 2 г, перец 1 г, тмин 0,5 г, уксус 20 г. Встать в 5:00 утра. Порезать говядину небольшими кубиками, посолить, поперчить. Мелко порубить лук, положить в эмалированную посудину, добавить два яичных желтка, манную крупу, тмин и тщательно перемешать. Ссыпать говядину в полученную массу, перемешать и съесть, тщательно пережевывая. Затем, подогрев масло, перелить его в кефир и быстро выпить. Лечь в постель и спать вплоть до позывов к испражнению. Испражниться в эмалированную посудину, добавить белки, мелкорубленый чеснок, соль, перец и уксус. Перемешать, накрыть крышкой и поставить в холодное место. Через шесть часов вынуть массу из посудины, слегка обсушить на полотенце и, придав форму яйца, положить на горячий противень и выпекать в духовке в течение 40 минут. Дать остыть вместе с духовкой, достать “яйцо” и аккуратно распилить вдоль. Растолочь одну из половин в ступе или кастрюле, добавить 1 стакан воды, дать постоять 1 час. Затем, раздевшись донага, обмазать тело образовавшейся кашицей, взять в правую руку другую половину “яйца”, выйти на улицу. В выбранном по вашему усмотрению месте положить половину на землю разрезом вниз, присесть над ней на корточках и, хлопая себя руками по ягодицам, кричать через равные промежутки времени: “Я ебаный петух, говном протух, у меня в жопе ноги, несусь на полдороги, бздеть не умею, а ебаться не смею!”

Волобуев. Да… но а как же десант? Ведь говорили, что вот-вот должен быть?

Пухов (сворачивая газету). Будет, будет тебе десант. Еще попотеть придется.

Денисов. Вообще-то про десант я слышал еще под Ельней. Но там говорили, что будут главкома менять.